— Да это шутка, Джейми…
— Вовсе не настолько ты отключился, Сэм. Ты в самом деле слышал голос.
— Ерунда. У меня была страшная мигрень.
— Но ты выкрикивал это имя. Ты орал «Кевин». Значит, ты знал его тайну.
— Ах, вон оно что? Ну и что это за штука такая?
— А мне почем знать? Бывает, что к людям возвращается память. Особенно в состоянии боли. — Джейми указала на журнал, что был в кармане у Сэма. — Вон почитай. Одного чувака похитили инопланетяне, и он жил на какой-то планете с инопланетянами-пастухами, которые стерли его память и…
— Здорово, Джейми. Очень интересно. Теперь можно идти спать?
Джейми странно посмотрела на него:
— Не забудь перед сном молоко с пирожком.
Она побежала к себе, а Сэм сунул тетрадь в карман рубашки и пошел в дом.
В доме было тихо. Мистер и миссис Хьюз уже поднялись к себе.
Пожалуйста, пожалуйста, только не наверх.
Нет, туда они не пойдут. Они сегодня зверски устали. После рабочего дня они редко ходят к себе в компьютерную. Только по уик-эндам или рано по утрам.
Сэм на цыпочках пошел в свою комнату. Родители в спальне готовились ко сну. Если он рискнет пойти в башню, родители услышат: ступеньки безбожно скрипят.
Закрыв дверь, Сэм достал тетрадь и сунул под матрас. Он подпрыгнул от стука захлопнувшейся двери, но это была дверь в ванную на втором этаже. Было слышно, как там громко зевает отец.
Сэм отправился помыться в свою ванную. Проходя мимо кухни, он заметил время на кухонных часах, светящихся в темноте. Было 11.17.
В животе урчало. Он вспомнил, что не обедал. Голод давал о себе знать. Подойдя к холодильнику, он открыл дверцу.
Наверху отец полоскал рот. На мотив «Будь я богачом».
Напевает. Словно ничего из ряда вон выходящего не случилось. Еще один рабочий день окончен. День да ночь — сутки прочь.
А случилось ли что-нибудь из ряда вон выходящее?
Что, в конце концов, видел Сэм?
Что слышал?
Голос, зовущий на помощь.
Бегущие по коридору родители.
А потом Сэм спрятал голову за прибор. Он только слышал, как мама и папа разговаривали с…
С кем?
С заключенным?
Еще недавно все это казалось совершенно ясным.
Но при такой головной боли и синие слоны, пляшущие в коридоре, покажутся естественными.
Думай, Сэм.
А что если кто-то в лаборатории нечаянно оказался запертым — молодой ученый, исследователь, рабочий? Парень, скажем, услышал шаги Сэма и закричал, чтоб ему помогли. Мама с папой услышали крики и пришли открыть дверь.
А странный разговор — вся эта галиматья о том, что парня, дескать, надо заставить замолчать, и о том, что он «чересчур чувствительный», Сэму померещился. Голоса были приглушенными и отдаленными.
Они же были на другом конце коридора. В комнате. Нас разделяли добрых полсотни шагов и толстая стена.
А кроме того, все это могло быть шуткой. Мама и папа прикинулись злодеями, чтобы попугать парня. Это в их духе.
Словом, они освободили его из заключения и пошли работать дальше. Просто как день.
Но они же вышли одни. Он не слышал других шагов.
А может, не одни?
Сэм ведь толком ничего не видел. Он прятался за прибором. Он только слышал.
Вздохнув, Сэм достал из холодильника белую картонную коробку с недоеденным обедом из китайского ресторана. Он положил ее на стол и открыл.
Обжаренный в масле цыпленок. С пупырышками.
Сэма чуть не вывернуло. Зеленовато-бледная плесень делала цыпленка похожим на объект ка-кого-то безумного научного эксперимента.
Обычная история. Еда, неделями валяющаяся в холодильнике. Как, впрочем, все в этом доме.
Сэм швырнул остатки еды в мусорное ведро.
Чем столь важным могли они там в лаборатории заниматься, из-за чего практически не бывали дома? Имеет это какое-то отношение к записи в тетради? И о чем запись в тетради?
Кто такой Кевин?
— Сэм?
Сэм вздрогнул от голоса матери.
— Что?
— В чем дело, дорогой? — спросила она, входя на кухню. — Бессонница?
— Ага. — Сэм выдавил улыбку на лице. — Голова болит. Пустяки. Сама знаешь. До свадьбы заживет.
— С падением это связано?
— С падением?
— Ты же сам говорил. В спортивном зале. Когда ты повредил челюсть?
— Ах, падение?
Миссис Хьюз открыла холодильник и достала пакет молока.
— Не забудь сначала понюхать, — предупредил Сэм.
— Мы его вчера купили. — Она задумчиво налила два стакана молока. — Так когда началась головная боль, Сэм?
— Когда?.. После школы.
— Сильная?
— Пожалуй.
— Что-то на тебя не похоже. У тебя же голова больше не болит. — Мама поставила стаканы на стол, и при этом на лице у нее было написано: «Ты мне не все говоришь». — Сэм, где ты шлялся после школы?
Он тут же наплел правдоподобную историю.
— Моя челюсть? Вообще-то я не падал в спортзале. Мы с Бартом подрались. Я убежал. Но он гнался за мной до самой промзоны…
— Так ты был около «Тюринг-Дугласа»? И не зашел к нам?
— Я…Я хотел. Но дверь была закрыта. Я и спрятался от Барта… А потом смотался.
— Но ты был рядом со зданием, и тогда у тебя появилась эта головная боль?
— Да.
— Ты прятался где-нибудь под окном нижнего этажа, так что ли?
Сэм скривился:
— Ну да.
Мама кивала головой и отпивала молоко из стакана:
— Сэм, помнишь, как в детстве, когда мы только начали работать над проектом, у тебя всегда были какие-то странные ощущения в «Тюринг-Дугласе»?
Сэм кивнул:
— Я терпеть не мог там бывать.
— Ты говорил, что у тебя такое чувство, будто внутри тебя кто-то есть и хочет выбраться наружу.
— Но я же был тогда маленький…
— Эта головная боль похожа на те?
— Да, пожалуй.
К чему это она ведет?
Что-то здесь было не так. Голос у мамы звучал как-то странно.
— Мам? В чем дело? У меня…э… аллергия на что-то в «Тюринг-Дугласе»?
— Аллергия?
— Типа… даже не знаю, что… мутанты-эмбрионы или что-то в этом роде, а?
— «Тюринг-Дуглас» не эпидемиологическая лаборатория, — ответила мама, вставая из-за стола. — Никаких исследований в области эмбриологии, никаких мутантов там нет. Одни компьютеры. Думаю, ничего серьезного у тебя нет. Просто надо хорошенько выспаться. Нам с папой тоже.
Поставив свой стакан в раковину, она пошла наверх.
Сэм еще немного посидел и тоже пошел к себе.
Он пытался не думать о событиях дня и залез в кровать.
Молоко не оказало должного эффекта. Он никак не мог заснуть.
Он пытался считать овец. Пытался в упор смотреть на пятно на стене, пока глаза не сомкнутся сами собой. Когда ни то, ни другое не возымело действия, он решил прибегнуть к крайнему способу: придумать компьютерный код. Эта тягомотина может уложить кого хочешь.
Клик.
Открылась дверь в спальню родителей.
Сэм весь напрягся.
Отец поднимался в башню. Сэм узнал его по тяжести шагов, хотя тот явно старался идти на цыпочках.
Свет.
Оставила ли Джейми свет в комнате?
Тетрадь.
Она так и покоилась под матрасом у Сэма. Его прошиб пот. Что если папа сунется за тетрадкой, а ее и след простыл?
Что, если на экране окно с сообщением о конце работы программы по восстановлению? Что, если его нет? Что, если часть папиных файлов еще не восстановлена?
Сумел ли я их все вернуть?
Сэм не долго пребывал в сомнениях.
Сверху раздалось буханье шагов.
Папа снова спускался, но на этот раз он направлялся в комнату Сэма.
Сэм быстро прикрыл глаза и лежал не дыша на спине.
Он увидел, что там творится и пришел меня ругать.
Папа на цыпочках вошел в комнату Сэма, стараясь не шуметь, но направился вовсе не к Сэму.
Он открыл дверцу стенного шкафа. Сэм слышал звяканье металлических вешалок.
Он осторожно приоткрыл глаза. Чуть-чуть. И смотрел сквозь щелочки.
Папа выходил в дверь, неся в руке фланелевую ковбойку, которую Сэм давно уже не носил. Также на цыпочках папа вышел в коридор.
Тишина. Затем входная дверь щелкнула, открылась и закрылась.
Сэм выскользнул из-под одеяла. Он осторожно прокрался к окну и выглянул наружу.
Отец садился в машину. Торопливо бросив в машину чемодан, он неожиданно оглянулся и посмотрел на окно Сэма.
Сэм поспешно пригнулся.
Еще через минуту взревел мотор, и машина унеслась в ночь.
8
Наша миссия…
Где он?
Мы потеряли его.
— Помогиитее!..
Голос. Опять.
Я словно перенесся в прошлое. Прячусь под лестницей. Барт где-то поблизости. Потерял след.
У меня снова это чувство.
Головная боль. ЧУВСТВО…
Что-то внутри меня.
Толкает. Пытается выбраться.
УХОДИ. ЗДЕСЬ МАЛО МЕСТА.
(Проснись, Сэм. ПРОСНИСЬ.)
— ПОМОГИИИТЕЕЕ!
Голос как будто переместился в другое место. Он больше не за окном нижнего этажа.
Он снаружи.
Во тьме.
На улочках «Тюринг-Дугласа».
Я встаю. Я должен идти за ним.
Я должен узнать, кто это.
НЕТ.
Ноги дрожат. Они совсем как ватные.
Я хватаюсь за перила и неимоверным усилием воли добираюсь до верха.
Я не знаю, ПОЧЕМУ я должен следовать за голосом. Я не знаю, почему я не бегу отсюда на все четыре стороны, хотя следовало бы. (ПОТОМУ ЧТО ТЫ ГЛУПЕЦ!)
Чувство усиливается. Я едва передвигаю ноги.
— Помооогииите!
Голос выводит меня на узенькие улочки, окружающие меня корпуса разбухают и сжимаются, как темная медуза, а глаза, пронзая мрак, следят за мной, но я бегу по запутанному лабиринту улочек; я оказываюсь у ворот и вдруг иду по дороге к дому.
Но голос со мной. Я чувствую его.
ОБЕРНИСЬ ИЛИ ПОЖАЛЕЕШЬ!