т коллективный самообман способствует укреплению социальных связей между ними.
Правила классовых отличий
Как и всякий другой аспект жизни англичан, сексуальные отношения также регулируются правилами классовых отличий. Начнем с того, что существует неофициальное правило эндогамии, согласно которому браки между представителями разных социальных слоев хотя и не запрещены, но не поощряются и на практике заключаются очень редко. Вне страниц книг Барбары Картленд[132] и П. Г. Вудхауса[133] сыновья герцогов и графов редко расстраивают своих родных, беря в жены бедных официанток. Мужчины из высшего общества заводят интрижки с женщинами из рабочей среды и, бывает, даже страстно в них влюбляются, но женятся они, как правило, на девушках по имени Арабелла или Люсинда, которые выросли в глостерширских особняках, где у них были лабрадоры и пони. Арабеллы и люсинды, в свою очередь, в юности из чувства противоречия могли водиться с кевинами и дайвами, но потом они обычно «образумливаются» (как выразились бы их обеспокоенные мамаши) и выходят замуж за мужчин «из своего круга».
Есть два основных фактора — образование и брак, — которые в Англии до сих пор влияют на социальную мобильность[134]. Эти два фактора зачастую взаимосвязаны, поскольку университеты относятся к числу немногих мест, где молодые искатели сексуальных партнеров из разных социальных классов общаются «на равных». Но даже в университетах обстоятельства складываются не в пользу межклассовых брачных союзов: результаты исследований регулярно показывают, что англичане, поступая в университет, непроизвольно выбирают себе друзей из той же социальной среды, к которой принадлежат сами.
И все же студенты из разных социальных классов, несмотря на присущее им стадное чувство, вынуждены общаться друг с другом, посещая одни и те же лекции и семинары, участвуя в спортивных играх или других видах внеаудиторной деятельности, таких как студенческий театр или занятия музыкой.
Именно такие девушки, бунтарки из верхушки среднего класса, зачастую привлекают внимание интеллектуальных мужчин из рабочей среды, и те, бывает, женятся на них. Подобные браки обычно менее удачны (хотя есть множество исключений), чем те, в которых женщина является представительницей более низкого сословия. Это потому, что, согласно неписаному правилу, партнер более низкого социального статуса должен перенять вкусы и манеры того класса, к которому принадлежит его супруга или ее супруг. Или, по крайней мере, в большей степени поступиться собственными привычками и приложить больше усилий для того, чтобы адаптироваться в новой среде, чем партнер, имеющий более высокий социальный статус, и перемещающиеся вверх по социальной лестнице женщины в этом отношении более гибки, чем мужчины, выбирающие себе жен из более высокого сословия.
Когда мужчина из рабочего класса женится на представительнице более высокого сословия, возникает конфликт между снобизмом и мужским шовинизмом — между правилом неравного брака и принципами главенствующего положения мужчины в семье, согласно которым женщина должна быть более уступчивой и податливой. Способные мужчины из рабочего класса, которые благодаря полученному образованию «переместились в средний класс», и особенно те, кто поднялся сразу на несколько ступеней вверх по социальной лестнице, сочетавшись браком с девушками из верхушки среднего класса, с которыми они познакомились в университете, порой весьма агрессивно и с раздражением реагируют на то, что им приходится менять свои привычки. Например, ужин они продолжают называть «tea» («чай»), сажают в саду пампасную траву и ноготки, отказываются расплющивать горох на выпуклой стороне вилки и нарочно ставят в неловкое положение своих чванливых тещ, говоря «toilet» («туалет») и «settee» («диван») при их гостях на приемах по случаю Рождества. У тех же из них, кто охотно адаптируется в новой «высокопоставленной» среде, как правило, возникают проблемы со своими родителями, которых они начинают стыдиться. В общем, и так не хорошо, и так плохо.
Женщины, сочетающиеся браком с мужчинами более высокого социального положения, обычно более податливы и прилагают гораздо больше усилий к тому, чтобы «соответствовать», хотя опять-таки есть исключения. Если уж на то пошло, они гораздо охотнее перенимают акцент, язык, вкусы, привычки и манеры представителей того класса, к которому принадлежат их мужья, и в порыве энтузиазма упускают весьма существенные нюансы. Например, они носят «правильную» одежду, но в неверных сочетаниях; употребляют «правильные» слова, но не в нужном контексте; выращивают «правильные» цветы, но не в тех горшках, — в общем, ведут образ жизни верхушки среднего класса в этаком анаграммном варианте. Обмануть им никого не удается; они лишь смущают своих родственников по мужу и отталкивают от себя своих родителей. Усердно пытаясь «переродиться», они превращаются в карикатуры; лучше бы не пытались. Кроме того, слишком ярое рвение влечет за собой нарушение правила «Как важно не быть серьезным».
Трения и конфликты порождают не только браки между представителями удаленных областей социального спектра. Англичане гораздо больше презирают тех, кто «дышит им в затылок» на социальной лестнице, чем представителей класса с противоположного конца социальной шкалы. Например, вкусы и привычки среднего слоя среднего класса у верхушки среднего класса зачастую вызывают гораздо более сильное неприятие, чем вкусы и привычки трудового люда.
Некоторые женщины из верхушки среднего класса грезят о мужчинах из рабочей среды — отчасти в силу бытующего штампа, что мужчины из этого сословия обладают недюжинной потенцией и как сексуальные партнеры гораздо состоятельнее, чем мужчины из верхушки и среднего слоя среднего класса. Никаких опытных данных в поддержку этого стереотипа нет. Возможно, мужчины из рабочего класса начинают заниматься сексом в более раннем возрасте, чем представители высших социальных слоев общества, но, как правило, сексом они занимаются не чаще, и нет оснований полагать, что своим партнершам они доставляют больше удовольствия. Представление о том, что мужчины из числа простолюдинов в сексуальном плане более сильны и раскованны, — это миф, навязанный образованным средним классам такими людьми, как Д. Г. Лоренс и Джон Осборн, а всем остальным — эротическими фильмами и журналами, в которых показывается и описывается, как женщины из среднего класса только тем и занимаются, что воображают себя в постели с работягами — пожарными, строителями и мойщиками окон. Миф о недюжинной потенции мужчин из низов общества подкрепляется тем, что в последнее время входит в моду образ простого парня, наблюдается популяризация его вкусов и интересов (футбол, автомобили, «телки», пиво и т. д.).
Живучесть данного мифа, думаю, зиждется главным образом на ошибочном представлении о том, что грубо-хамский подход к флирту, характерный, по мнению многих, прежде всего, для мужчин из низших классов, указывает на более высокий уровень сексуальной потенции, чем сдержанно-смущенная манера, якобы присущая только мужчинам из верхушки и среднего слоя среднего класса. Но дело в том, что оба эти подхода суть симптомы социальной неловкости и сексуальной скованности, и ни тот, ни другой не могут служить надежным индикатором могучей потенции или искусности в делах секса. В любом случае подход к флирту англичанина-мужчины зависит не столько от его социальной принадлежности, сколько от количества потребленного алкоголя. Все англичане-мужчины верят в волшебную растормаживающую силу демонического зелья. Представители более высоких слоев общества просто убеждены, что благодаря алкоголю они становятся столь же неотразимыми грубиянами, как и любой секс-идол пролетарского происхождения.
И, наконец, постель…
А что же собственно секс? Некоторые из вас, должно быть, чувствуют себя обманутыми: я дала главе название «Секс», а сама говорю о юморе, флирте, эндогамии и т. д. и практически ни слова не сказала — не считая развенчания мифа о недюжинной потенции мужчин из рабочей среды — о том, что англичанам на самом деле нравится в постели. И разумеется, почти ничего об отличиях в сексуальном поведении между нами и другими народами. На это есть две причины. Во-первых, я — англичанка, а это значит, что говорить о сексе мне неловко, поскольку это откровенно личная тема, поэтому я стараюсь оттянуть «момент истины». (Если бы вы были у меня дома, я нервно лепетала бы что-нибудь про погоду, бежала бы ставить чайник и т. д.) Во-вторых… хм… как бы это сказать? — существует проблема дефицита данных исследований. Метод «включенного наблюдения» очень эффективен, но в данном случае элемент наблюдения исключает непосредственное созерцание постельных сцен, а элемент участия не подразумевает вступление в половую связь со всеми представителями репрезентативной выборки из числа моих соотечественников или иностранцев для проведения сравнительного анализа. Да, известны случаи, когда антропологи вступали в близкие отношения с людьми, которых они изучали (мой отец говорит, что такие связи в шутку называют «культурное проникновение»), но подобные случаи всегда вызывали осуждение. Полагаю, это допустимо, если ты изучаешь родную культуру, как я. И у меня, разумеется, были возлюбленные из числа англичан, а также несколько иностранцев, но с научной точки зрения это далеко не полноценная репрезентативная выборка. Что же касается непосредственного опыта, я вообще не вправе говорить за всю женскую половину населения.
Однако это все неубедительные отговорки. Есть немало социологов, которые, не имея соответствующего личного опыта, во всех подробностях пишут о сексе.