— Распишитесь здесь, — клерк протянул мне регистрационную книгу.
Я расписался и, расписываясь, увидел, что на самом деле посылка была отправлена «Стефану Кларку, через компанию „Red Garage Books“…» и т. д. Итак, мое имя все же было указано. Почтальонша, составляя уведомление, просто ошиблась. Я взглянул на служащего, тоже, очевидно, заметившего промашку коллеги и, казалось, ожидавшего, что я устрою из-за этого скандал.
Я не стал. Ведь почтальонша так же уверена в своей правоте, как и ее сослуживец за окошком, поэтому было бы совершенно бессмысленно указывать на ее ошибку.
— Вам следует получить удостоверение с названием вашей компании, иначе у вас и в будущем могут возникать подобные осложнения, — произнес парень.
— Вы правы, — ответил я ему, с благодарностью взял посылку и, пожелав на прощанье bonne journée[7] отправился восвояси.
Во Франции тактическое отступление зачастую сродни полной победе.
Порой весь мир бывает потрясающе не прав.
Один из наиболее болезненных в последнее время примеров — объявление Олимпийским комитетом города, где пройдут Олимпийские игры 2012 года. Лондон? Non![8] Да разве может комитет так ошибаться? Игры должны пройти только в Париже! Это было известно каждому.
Да, каждому во Франции. Но Олимпийский комитет, к великому сожалению для французов, не часть Франции. И то, что им утерли нос заклятые враги, англосаксы, как почему-то французы именуют всех, кто говорит на английском, только усиливает горечь поражения. Ведь, как известно каждому французу, злобные, глобализирующиеся англосаксы вот уже несколько столетий только тем и занимаются, что доказывают неправоту французов…
В бретонской деревне Ла Масс, на вершине холма возле горы Сен-Мишель, стоит некое подобие, только миниатюрного размера, ветряной мельницы с вертикально установленным крылом[9]. Эта миниатюрная ветряная мельница некогда была частью французской коммуникационной системы, которая еще в 90-е годы XVIII столетия была призвана революционизировать весь мир. Данное строение — лишь одно из ряда подобных сооружений, размещенных вдоль западного побережья, между Парижем и Брестом, на вершинах холмов, расстояние между которыми пятнадцать—двадцать километров. Крыльями этих мельниц можно было двигать таким образом, чтобы передавать из Бреста в Париж за какие-то двадцать минут сообщения. И те чаще всего были, наверное, следующего содержания: «В Бретани сейчас пасмурно. Если вы недавно отправляли нам сообщение, мы его не разобрали».
Эта система была изобретена французским инженером Клодом Шаппом[10], создавшим, положив немало сил, линию ретрансляционных станций, состоявших из двух зданий, — из одного посылали сообщение, в другом сотрудники столовались. Мило, как и все у французов.
Идея была проста и в то же время обречена на скорое забвение — на подобное сочетание способны только французы. На первых порах телеграф Шаппа получил признание и за пределами Франции: его башни с подвижными шестами выстроились в ряд от Амстердама до Милана. Затем, в 1836 году, некий британец, Чарльз Уитстон[11], изобрел поразительно простой проводной телеграф, который был тут же взят на вооружение во всех странах, а о французском, шапповском, телеграфе забыли. Что же касается бедолаги Шаппа, то в 1805 году он покончил с собой.
Да, у французов прямо-таки подлинный талант изобретать то, что не нужно ни одному государству, и они еще скорбят по этому поводу!
Замечательнейший тому пример — минитель. Этот предшественник Интернета получил право на жизнь в 1983 году. Он во многом напоминал телетекст или сифакс, только был более интерактивен и для доступа к нему требовалась особая приставка с отдельным монитором. В сущности, подошел бы и обычный экран телевизора, прибора, имевшегося в каждом доме, но французским инженерам такое решение показалось чересчур уж простым, и они заставили абонентов минитель брать напрокат дополнительное устройство, небольшой терминал.
Терминалы минитель работали так же медленно, как и остальные компьютеры в 80-х годах XX века, зато с их помощью «Франс Телеком», а вместе с ней и вся французская рекламная индустрия заработали целое состояние. На каждом телеканале, в каждом журнале мелькали фотографии пухлогубых моделей с обнаженной грудью, сопровождавшиеся адресами сервера минитель: например, «3615 SEXY». Миллионы французов ночами напролет клацали по клавишам складной клавиатуры, прикрепленной к капризным терминалам бежевого цвета, а затем томились в ожидании, пока черно-белый экран оживет и выдаст ответ. Франция, страна, где больше всего любят поболтать, создала, опередив время на пятнадцать лет, первый онлайновый чат! Но затем некий англичанин, какой-то там Тимоти Бернерс-Ли, изобрел Всемирную паутину, и американский Интернет, проникнув повсюду, уничтожил минитель. Вследствие этого улицы Франции оказались завалены грудами бежевых терминалов, а эти коварные англосаксы вновь навязали всему миру нефранцузскую идею.
Вот еще несколько нигде не прижившихся примеров изобретательности французов.
• Pétanque, единственный вид спорта, в который можно играть там, где гадят собаки.
• «Citroën DS» — единственное в мире дорожное средство в виде расплющенной лягушки; обладает удивительным свойством: его пассажиров тут же начинает тошнить.
• Рычаг переключения скоростей на «Renault 4L» — прекрасное устройство, когда его не заедает.
• Примитивные мыльницы, которые обычно устанавливали в туалетных комнатах французских кафе. Обычно они представляли собой искривленную металлическую полоску, на которую клали кусок мыла овальной формы. Идея, в общем, неплоха, так как мыло всегда было под рукой, не падало на пол и не таяло в раковине. Однако на деле все оказалось хуже некуда: кусок мыла (как правило, ярко-желтого цвета) в большинстве случаев служил местом экспозиции той гадости, какую на него нацеплял предыдущий посетитель туалета. Все очень обрадовались, когда был изобретен раздатчик жидкого мыла, и с его французским предшественником было покончено[12].
У французов, разумеется, есть немало оснований гордиться собственной изобретательностью, поскольку именно они подарили миру ряд великих открытий: бикини, подводное плавание со скубой, шрифт Брайля, метод пастеризации, воздушный шар на горячем воздухе (чем не символ их характера), аккумуляторные батареи, парашют и фотографию — и это только некоторые. К тому же ряд французских технологий приобрел популярность во всем мире. Мало кто из американцев, например, догадывается, что, отправляясь на скоростном поезде из Нью-Йорка в Бостон, они едут на том, что, в сущности, является умело замаскированным французским TGV[13].
Также французы создали ряд типично французских и весьма успешных разработок.
• Château[14] — здание, предназначенное якобы для обороны, но на самом деле исключительно для декора. Очень похоже на французскую армию в 1940 году.
• Иностранный легион — воинское подразделение, состоящее из отбывших свой срок преступников и безработных, жизнь которых так мало ценится, что их можно посылать в наиболее опасные места на выполнение самой грязной работы. Если они не вернутся, ни одно влиятельное лицо не поднимет шума из-за погибшего сына.
• Не забудем и о camping municipal[15], до смешного дешевом (а порой и бесплатном) лагере в бесчисленных деревнях по всей Франции, где путешествующий турист может переночевать и истратить некоторую сумму в местном кафе. Французская гостеприимность во все своем блеске.
Но больше всего у французов оснований гордиться неким изысканным блюдом.
Крестьянин, додумавшийся до способа изготовления foie gras[16], вероятно, был весьма изобретательным господином. Представьте, как он рассказывает о новом pâté[17] своим друзьям: «Надо не только покрошить обрезки мяса, как вы делаете, когда готовите другие pâtés. Следует взять гуся или утку, засунуть в глотку воронку и каждый день набивать утробу птицы сушеной кукурузой — до тех пор, пока та не потеряет способности передвигаться, увеличив свой вес вдвое. Затем вырежьте чудовищно увеличившуюся печень и положите ее на гренку».
«Ты опять перебрал абсента, Жан-Пьер, — сказали ему, верно, друзья. — Сходи проветрись на улице».
Однако старина Жан-Пьер был прав. И способ приготовления foie gras мог родиться только в голове француза. Придумай ее какой-нибудь англосакс и называйся она просто fat liver — жирная печенка, никто бы на нее и не позарился.
Излюбленным приемом француза, желающего продемонстрировать, насколько он прав, является применение риторического вопроса. Почему? Да потому что такой вопрос подчеркивает его правоту. Почему французы так часто пускают его в ход? Да потому что он придает их взглядам такую важность, что в самый раз пуститься в длительные рассуждения ни о чем: вопрос поставлен, значит, есть повод поговорить. Ему приходится самому упрашивать себя поведать о них.
Не раздражает ли слишком частое употребление риторического вопроса? Да, и ужасно.
Когда вы приезжаете во Францию, не привыкнув к риторическим вопросам, то любой серьезный разговор способен превратиться в фарс. Вы пытаетесь говорить, скажем, о новом французском фильме, герой которого, бедный, непонятый