Да, сейчас в московских магазинах много всего и всякого, чего не видели советские люди в 1963 году. Но по вкусу и качеству этим продуктам ой как далеко до тех продуктов, что лежали в свободной продаже в гастрономе в доме, где нам дали первую в нашей жизни квартиру. И цена на продукты в том магазине была сущие копейки.
Правда, нам не много доводилось покупать в том гастрономе. Потому что утром, перед отправкой на завод, нас бесплатно кормили завтраком в ресторане. А в два часа дня рабочий день заканчивался, и электричка привозила нас обратно к ресторану, где нас ждал бесплатный роскошный обед. Марата тоже целый день кормили в детском саду. Но это я немного забежал вперёд.
Мы с Маратом и моими коллегами на праздничной демонстрации 1-го Мая.
Оказывается, наш новый город имел название и даже не одно. а несколько – Девятка, Красноярск-26, Железногорск. Разные названия для разного использования: Железногорск – для закрытой переписки, Красноярск-26 – для открытой переписки. А Девяткой его называли сами местные жители.
Это был очень красивый город в глухой тайге с очень современными домами, с кинотеатрами, с множественными парками, парикмахерскими и ресторанами. А чего не быть большому количеству парков, если это просто кусочки тайги тут и там оставались в городе. В Википедии об этом написано:
«Наиболее значимым аспектом, неповторимо создающим эстетический микроклимат города, является концепция его проектирования. При строительстве Железногорска была максимально применена идея ограниченного изменения природного ландшафта, находившегося на месте будущего строительства. Если смотреть на город с близлежащих отрогов Саяна (Атамановский хребет), кажется, что островки жилых кварталов тонут в море дикой тайги».
Теперь об этом городе знают все, и в Википедии даже о нём написано, хотя он и сейчас закрытый город. А тогда существование этого города было тайной за семью печатями.
14
Да всё было в Красноярске-26! Даже зоопарк свой был. А чего же не быть зоопарку – огородили участки тайги и запустили туда бродящих поблизости зверей. Только одного не было в городе. Завода, на который нас заманили работать. Никакого завода в Красноярске-26 не было!
Завод, или точнее, горно-химический комбинат оказался сильно за городом. И даже не просто за городом, а внутри горы, которую местные жители называли Железка. Вот туда, внутрь горы, и увозила нас ежедневно в шесть часов утра электричка.
Венеру взяли в лабораторию при реакторе. А я не прошёл в зону реактора по состоянию здоровья. Не потому, что проблемы со здоровьем у меня были, а просто анализ крови моей показал несколько завышенное количество лейкоцитов. По количеству лейкоцитов определяли степень облучённости работников, а у меня это количество сразу оказалось завышенным.
Но получилось всё наоборот, как это часто бывает, и было уже со мной, когда мне по малолетству не разрешили работать в основном цехе на электрохимкомбинате в Чирчике и отправили работать в цех КИПиА. И мне тогда приходилось ходить в эти основные цеха и возиться там с приборами в самой гуще вредных выбросов.
Вот и теперь по характеру моей работы я получал большую дозу радиоактивного облучения, чем персонал, непосредственно обслуживающий реактор, так как мне приходилось спускаться в колодцы, где находились датчики приборов, измеряющих и сигнализирующих уровень превышения радиоактивности. И в смысле радиоактивности эти колодцы были похуже, чем основная зона – зона реактора. Мои объекты технологически и ситуационно непосредственно примыкали к «домам», то есть к реакторам. Мне каждый день приходилось спускаться в эти технологические колодцы, а реакторы, где получали плутоний и другие изотопы почти всех элементов таблицы Менделеева, были за стеной. И все отходы основного производства сбрасывались к нам, у нас дорабатывались и откачивались на поверхность земли. Объекты наверху тоже входили в зону моего обслуживания.
Чтобы попасть на работу, нам надо было пешком дойти до электрички.
По пути на платформу мы отвозили Марата на саночках в садик-ясли, затем завтракали в ресторане, который находился прямо возле платформы. Затем садились на электропоезд, который увозил нас из города через тайгу под землю, под гору Железку.
Венера и Марат в Красноярске-26. Январь 1965 г.
Вскоре пришла зима с морозами за 40 и буранами, и Марата я теперь не на саночках, а на руках нёс в садик, одетого в шубу и завёрнутого в одеяло.
Теоретическую и технологическую базу предприятия создал И. В. Курчатов. Самого его нам увидеть не довелось, но в ресторане нам показали столик, за которым обычно обедал Игорь Васильевич.
Два с половиной года проработали мы на этом смертельно опасном производстве, а вот ничего же, пронесло. Хотя далеко не всем так повезло, и многие остались на затерянном в тайге кладбище.
Электричка, в которой сидели только люди, работавшие вместе с нами, наши коллеги, сначала везла нас по поверхности земли километров 15 вдоль Енисея, потом дорога совсем приближалась к берегу Енисея и входила в гору, как в нору. Потом ещё километра два пути под землёй до конечной точки. Мы выходили из вагонов и шли каждый на свой объект. Так называли мы цеха и производства этого довольно крупного предприятия.
Проработав два с половиной года в Красноярске-26, мы решили вернуться к себе в Чирчик. Очень не хотелось уезжать оттуда – кто же добровольно из рая уедет. Но пора было делать выбор. Тех, кто оставался там больше трёх лет, за глаза называли смертниками и не без основания. А мы не хотели остаться похороненными в таёжной глуши, тем более так рано.
Марата я ещё раньше вынужден был отвезти в Чирчик к его любимой и любящей бабуле. Мы заметили, что он стал плохо видеть и повели его к врачу. Врач осмотрел нашего сына и спросил:
– Вам есть, куда увезти ребёнка отсюда?
Мы с Венерой говорим:
– Да, наши родители живут в Узбекистане.
– В Узбекистане? – обрадовался врач. – Это именно то, что нужно вашему ребёнку! Ему необходим яркий солнечный свет.
Забегая на многие годы вперёд, скажу, что повзрослев, наш сын переехал в Москву и к окончанию института почти ослеп. К счастью, ему сделали несколько операций на глазах (спасибо Гайрату!), и он потом ещё много лет прожил в Москве. Но всё равно там ему был не климат, и теперь он живёт на Кипре, где много яркого солнечного света.
И в Чирчик мы не просто так ехали – нас уже ждали на нашем родном электрохимкомбинате. Получилось так совершенно случайно.
Теперь мне, правда, кажется, что ничего случайного в жизни не бывает.
15
На нашем предприятии было большое количество синхронных двигателей, больше 20 штук мощностью 2000 КВт каждый. Они были спроектированы и построены специально для нашего горно-химического комбината крупнейшим в Советском Союзе предприятием энергооборудования «Электросила». Это предприятие находилось в Ленинграде. И с «Электросилы» пришло к нам письмо – они интересовалась фактическими характеристиками этих машин.
Меня вызвал к себе наш главный инженер Герман Станиславович Хохлов, он не имел ещё законченного высшего образования, учился заочно и частенько вызывал к себе специалистов помочь ему разобраться в каких-то теоретических вопросах. Хохлов показал мне письмо с «Электросилы», куда вызывали от нас специалиста с докладом на симпозиум о технических характеристиках, надёжности и устойчивости работы этих машин. Я прочитал письмо и сказал ему, что это, видимо, будет интересный симпозиум (тогда я, наверное, употребил термин интересное совещание) и что я подготовлю ему все технические характеристики и реальные показатели работы этих двигателей, так как мы уже эти машины хорошо знали. Он мне ответил:
– Готовь все данные, но только ты сам поедешь, а не я.
И добавил:
– Как я буду отвечать на вопросы этих корифеев? Так что готовься, едешь ты.
Я, конечно, обрадовался и вечером дома всё рассказал Венере. Предстояла командировка на «Большую землю», так у нас говорили обо всём, что было за нашей колючей проволокой.
Я написал доклад, нарисовал несколько листов с характеристиками машин этого типа – вот где мне пригодились ещё свежие институтские знания, ведь моя специальность в дипломе значилась «Электрические машины и аппараты»!
Быстро собрался и с маленьким чемоданчиком поехал в Ленинград. Там я был лишь однажды, когда служил во флоте и то только на рейде. То есть был около, в самом городе не был.
Когда оформляли командировку, мне сказали зайти к кадровице, уж и не помню её фамилию, за направлением в нашу ведомственную гостиницу в Ленинграде. Меня проинструктировали, что я не имею права останавливаться нигде, кроме нашей гостиницы, не имею права посещать рестораны и т. д. и т. п.
Мне выдали авиабилеты, и утром следующего дня я выехал в Красноярск, а вечером того же дня вылетел в Ленинград.
Гостиницу для сотрудников Средмаша я нашёл с трудом – она находилась в одном из подъездов обычного жилого дома. Устроившись в гостинице, сразу поехал на «Электросилу».
«Электросила» – это огромный завод, и находился он за чертой города. Если память мне не изменяет, я ехал туда на электричке.
Добравшись до места, зашёл в приёмную директора. Оттуда меня направили к главному конструктору завода. Я нашёл нужный кабинет, на двери которого было написано «Главный конструктор Тинчурин Сулейман Ахметович».
Переступив порог, я увидел огромный кабинет с Т-образно составленными столами. За верхней перекладиной буквы сидел человек. Больше никого в кабинете не было. Я рассказал хозяину кабинета, откуда приехал и как их машины у нас работают. Рассказывая, я раскладывал у него на столе листы ватмана с чертежами, которые были иллюстрацией к моему рассказу. Главный конструктор встал из-за стола, подошёл к чертежам и стал их изучать. Посмотрев, он спросил:
– Кто это делал?
Получив ответ, что я, Тинчурин стал расспрашивать подробней, давно ли я там работаю и какова моя специальность. Я назвал специальность и сказал, что закончил СазПИ.