И я решил попробовать уйти отсюда, не доработав положенных после окончания института трёх лет. Я пошёл к директору, рассказал ему о своих семейных обстоятельствах и попросил его отпустить меня.
Директор изложил мне требования закона и отказал. Он уткнулся в бумаги, давая понять, что разговор окончен, но я продолжал стоять у его стола. Наконец, он оторвался от бумаг и увидел, что я ещё здесь. Он посмотрел на меня пристально и сказал хмуро:
– Всё, я ничего сделать не могу. Не имею права я вас отпустить.
Я ещё немного постоял и понуро пошёл к двери. И вдруг у самой двери он меня окликнул:
– Стой! Иди сюда, садись, – и указал мне на стул.
Я сел, он снова пристально посмотрел на меня и сказал:
– Завтра поедешь в Сталинабад.
Тогда столице Таджикистана только-только вернули историческое название – Душанбе, но ещё не все привыкли.
Оказывается, там вышел из строя какой-то важный генератор единственного энергопоезда, который обеспечивал электроэнергией один из окраинных районов Сталинабада.
– Поедешь без бригады, сам разберёшься на месте. Там директор, по-моему, слишком интеллигентный и мало чего понимает. Если сделаешь работу, зайди ко мне, когда вернёшься.
Ещё не совсем сообразив, что происходит, я в приподнятом настроении вышел от него и побежал оформлять командировку. И уже на другой день я летел на самолёте в Душанбе.
Столица Таджикистана тогда небольшой была. Выйдя с вокзала, я пешком пошёл искать энергопоезд. Он стоял в железнодорожном тупике и состоял из одного пассажирского вагона, где проживал обслуживающий персонал, и двух товарных вагонов, приспособленных один – для дизель-генераторной установки, а другой – под склад и мастерскую.
За несколько дней я выполнил задание директора и вернулся в Алма-Ату, быстро написал отчёт о командировке, подписал его у главного инженера и зашёл к директору.
Директор выполнил своё обещание и разрешил мне уволиться.
Закончив дела в Алма-Ате, я тут же уехал в Казань к Венере. Марат оставался в Чирчике у бабули, как он называл мою маму. А бабусей была мама Венеры.
По приезду в Казань я почти сразу устроился на работу в Татэнерго инженером производственно-технического отдела. И сразу же мы с Венерой сняли квартиру на окраине Казани. Этот район города назывался Горки, а по сути это тогда деревня была. Почему не в городе, поближе к работе и учёбе? Определяющим фактором была цена за квартиру, так как бабуле тоже нужно было хоть немного посылать на расходы на Марата.
Хозяев квартиры, которую мы сняли, звали Ваня и Маня. Они были примерно нашего возраста. Горки были рядом с мясокомбинатом, куда часто пригоняли скот из близлежащих колхозов и совхозов. Вскоре я приспособился ходить туда за сбоями и костями. В то время мы как никогда питались мясом, а Ваня и Маня не только удивлялись, но и немного завидовали нашему чрезмерно мясному рациону. Сами они готовить из костей не умели, почему-то.
Мой оклад инженера был 105 рублей и стипендия Венеры 40 рублей, всего у нас получалось 145. И нам хватало вполне, при том, что нам надо было платить за квартиру и ещё высылать в Чирчик.
Больше того – у нас появились друзья, нас стали приглашать в гости, а этого без дополнительных расходов не бывает. На работе у меня тоже складывались дружеские отношения с коллегами. Особенно два инженера были хорошо расположены ко мне, одного из них звали Хамза, а другого я уже не помню. Они с удовольствием вводили меня в курс дела по работе, рассказывали о жизни в Казани. После работы они частенько приглашали меня в кафе выпить по стаканчику «партейного» – так они называли портвейн «777». Мне это было немного в тягость – меня к этому не тянуло, да и не по бюджету это было. Но отвергать их «дружбу» мне было неловко, и я стал придумывать разные семейные ситуации, чтобы избегнуть этих «безобидных» посиделок после рабочего дня.
Однажды вызывает меня директор Татэнерго, не помню, к сожалению, как его звали. Он заговорил со мной по-татарски, расспросил, что да как, кто я, откуда, да как сюда попал. Я честно рассказал, что я здесь надолго задерживаться не собираюсь – жена последний год в университете доучивается, и мы хотим вернуться в Узбекистан.
Директор огорчился, оставайся, говорит, начальником ПТО (производственно-технического отдела) сделаю:
– Зачем тебе Узбекистан? На родине надо жить!
Да, потихоньку мы обживались в Казани, ходили друг к другу в гости с новыми знакомыми, гуляли по городу. Но казанцами всё равно не стали, потому что твёрдо знали, что, как только закончится учёба Венеры, мы сразу вернёмся в Чирчик.
А вскоре, ближе к окончанию Венериной учёбы, произошло событие, которому мы тогда значения не придали, но оно впоследствии оказалось судьбоносным.
В один из дней Венера говорит мне, что приехавший к ним «покупатель», некий Сластников, интересуется мной. «Покупатель» – так называли представителей министерств и крупных предприятий, которые приезжали в ВУЗы выбирать себе специалистов. Оказывается, Венера разговаривала с ним в университете и в разговоре с ним упомянула, что её муж – инженер-электрик. Сластников пригласил нас обоих на собеседование, но не в университет почему-то, а в ресторан.
Пообщавшись с нами, Сластников дал нам анкеты, мы их заполнили и вернули ему. И вскоре забыли об этой встрече.
Учёба Венеры закончилась, я уволился из Татэнерго, и мы уехали в Чирчик. Это было летом 1963 года.
Остановились мы в доме родителей Венеры, у них был свой домик с небольшим садом и баней на окраине Чирчика в Химпосёлке. Однако мне работы на родном электрохимкомбинате сразу не нашлось. В Чирчике было много других заводов, но на другие мне не хотелось. И решил я поехать попробовать счастья в Фергану, где был такой же, как в Чирчике, химзавод и где работали мои институтские друзья. Но и в Фергане ничего подходящего для меня не нашлось.
Когда я вернулся из Ферганы, меня ждала неожиданная и приятная новость – пришёл вызов от Сластникова. Нас вызывали на работу в Красноярск, причём сразу же обещали дать квартиру! Это было неслыханное предложение – люди десятилетиями работали на одном предприятии в ожидании квартиры. Это было настоящее чудо! В телеграмме был указан адрес гостиницы в Красноярске, куда мы должны по приезде поселиться.
Мы быстро собрались, благо особо собирать было нечего, купили билеты на поезд, и все втроём – я, Венера и Марат – покатили в Сибирь. Родители плакали на перроне, провожая нас: едут в Сибирь, куда раньше только провинившихся ссылали!
Поезда раньше ходили небыстро – мы ехали четверо или пятеро суток.
13
Приехав в Красноярск, мы нашли указанную в телеграмме гостиницу, предъявили документы администратору. Администратор, посмотрев наши паспорта, покопалась у себя в каких-то бумагах, дала нам ключ и сказала, чтобы мы поднимались на второй этаж в такую-то комнату. И добавила:
– За вами приедут вечером или завтра утром.
Всё было странно и загадочно, как в детективе.
Только мы разложились в комнате, как в шесть часов вечера в дверь постучали. За дверью стоял какой-то мужчина и, поздоровавшись, спросил с порога:
– Гизатулины?
– Да.
– Собирайтесь, внизу вас ждёт машина, поедем на Железку.
Мы быстро сложили свой только что распакованный багаж и спустились к машине. Это был зелёный военного образца «газик».
Какое-то время нас везли по городу, потом мы выехали из него, пересекли Енисей и поехали дальше. Марату поездка нравилась, и он не отрывался от окна.
Водитель оказался очень словоохотливым, и всё рассказывал нам про Сибирь. Мы с Венерой тоже смотрели в окно. Оказалось, что Сибирь, которой нас всю жизнь пугали, мало чем отличалась от других советских мест. Только природа была другая.
Ехали мы часа полтора. Справа поднимались невысокие горы, а слева протекал могучий Енисей.
Вскоре остановились у ворот, от которых в обе стороны далеко, насколько хватало глаз, уходил забор из колючей проволоки. За забором была широкая вспаханная полоса, а за ней ещё один такой же забор из такой же колючей проволоки.
Мы вышли из машины, и зашли к начальнику КПП. Нас встретил майор внутренних войск, краснопогонник, как их тогда называли.
Майор изучил наши паспорта и телеграмму Сластникова, что-то записал у себя, потом встал и сказал:
– Добро пожаловать! Сейчас вы поедете в свою квартиру.
Мы просто ушам своим не поверили, хотя нам и обещали квартиру сразу. Но не так же сразу!
Мы снова сели в машину и поехали. Ехали минут пятнадцать, и вдруг оказались в каком-то совершенно новом современном довольно большом городе. По обе стороны улицы стояли многоэтажные жилые дома, потом парк какой-то проехали и снова дома. У первого подъезда одного из новеньких домов машина остановилась.
– Приехали, – сказал водитель.
Мы вышли из машины, взяли свои вещи и вошли в подъезд. Шофёр нам помогал. На втором этаже он открыл одну из дверей, и мы оказались в новенькой, полностью благоустроенной квартире! Даже мебель там была! И на тумбочке телефон стоял!
Сейчас трудно кому-то объяснить, что тогда можно было иметь квартиру, жить в ней десятилетиями и всё это время стоять в очереди на телефон. А здесь – мы только вошли, а телефон уже на тумбочке стоит!
Мы не могли отделаться от мысли, что нам снится чудный сон!
Утром я вышел из дома осмотреться. Рядом с домом был парк, который мы вчера проезжали, и огромное озеро. Собственно, это не какой-то специально посаженный парк был, а огороженный кусочек тайги.
Вчера в темноте я не заметил, а сейчас обнаружил, что весь первый этаж нашего дома занимал огромный гастроном. Надо же, повезёт так повезёт!
Зашёл я в гастроном, и голова моя закружилась! Витрины ломились от товара! Чего здесь только не было! Невероятные конфеты в невероятных упаковках, десятки сортов невиданных мною ни раньше, ни позже колбас и сыров, икра чёрная и красная в больших дубовых бочках по смехотворной цене, грибы разных видов и способов приготовления. А рыбы всякой такой ассортимент, какого я больше никогда в жизни не видел. Хотя мне посчастливилось дожить до таких времён, когда и в Москве магазины стали ломиться от товара. Да и за рубежом я очень много где побывал потом, сильно потом. Но то, что я увидел в гастрономе города с неизвестным названием в восьмидесяти километрах от Красноярска в 1963 году, осталось самым ярким впечатлением среди всех гастрономов и супермаркетов, что мне довелось увидеть на своём веку.