Многие из этих окаменелых олигоценовых китов найдены на омытых штормами тихоокеанских пляжах северо-запада США и в прилегающих морских скалах. Почти всю коллекцию окаменелостей Смитсоновского института из этой части света собрали ученые-любители, охотники за ископаемыми[176]. Зимние штормы окатывают берега тяжелыми волнами, вымывают песок и обнажают валуны, многие из которых хранят в себе куски костей, если вы знаете, куда смотреть. И конечно, как на любой охоте, нужно везение.
Ушные кости этих окаменелых китов олигоцена, оказывается, принадлежат предшественникам современных усатых китов. Если бы не они, то узкие и слегка заостренные зубы этих животных напомнили бы какого-то чудовищного тюленя или морских рептилий мелового периода, современников динозавров. Но это киты — немного уменьшенные версии современных гигантов, перенесенные на десятки миллионов лет назад в геологическое прошлое.
Скелеты их потомков, живущих в нынешних океанах, значительно больше, чем скелеты этих ранних китов. Так что можно сделать вывод: сначала появился китовый ус, и лишь затем, намного позже, огромные размеры. Даже в Серро-Баллене, где можно видеть разнообразных китов, живших от 9 до 7 млн лет назад, ни один скелет усатого кита не превышает 9 м в длину. При этом само по себе появление китового уса не объясняет, почему синие киты и другие киты-фильтраторы стали современными гигантами. Нужно продолжать копать.
9. Величайшие кости в океане
В округе Принс-Джордж, штат Мэриленд, есть множество неприметных складов, в которых хранятся бесценные секреты. Ангары из гофрированного металла, стоящие в конце безымянной асфальтированной дороги, — это запасники Смитсоновского института. Здесь хранятся невыставленные предметы музейного собрания, включая космические корабли программы «Аполлон» и самолеты обеих мировых войн. Здесь же хранится средоточие моей работы и жизни: тысячи и тысячи костей, принадлежащих почти всем видам китов, живущим сегодня на Земле, и многим давно вымершим. Это уникальный китовый архив — от геологических до исторических времен.
Первое, что почувствуете, оказавшись внутри, — это запах, все еще висящий в воздухе запах китового жира, исходящий от огромных скелетов. Ряды и ряды стальных полок, на которых лежат полные серии позвонков крупнейших китов — шейные, грудные, поясничные и хвостовые позвонки синих китов, финвалов, гладких и кашалотов. Они сложены, как гигантские костяшки домино, и закреплены защитной пеной. Китовый жир, который все еще остается в этих скелетах, пахнет, как тысяча восковых свечей с ароматом дыма и водорослей. Этот густой пьянящий запах пробуждает во мне воспоминания и ассоциации, накопившиеся за годы работы. Запах, пропитавший одежду или руки, напоминает, что на любой вопрос о китах наверняка может ответить какой-нибудь экспонат из этой коллекции.
Здесь стоят металлические рамы, от 3 до 6 м высотой, каждая поддерживает череп и челюсти кита, размещенные вертикально. Рамы установлены на роликах, это позволяет одному человеку сравнительно легко перемещать огромные образцы. Здесь, в шкафах и на стеллажах, хранятся тысячи костей почти всех видов современных китов, включая тех, у которых еще нет названия. (Да, в XXI в. все еще есть виды млекопитающих, которым нам предстоит дать имя[177].) Здесь же размещается бóльшая часть коллекции ископаемых китов Смитсоновского института, и это, пожалуй, единственное место в мире, где можно непосредственно сравнить черепа синего кита, финвала и других гигантов с черепами их вымерших родственников. Учитывая, что каждый позвонок размером со стол, челюсти — высотой как телеграфный столб, а череп не поместится в городской квартире, можно представить себе, сколько человеческих усилий понадобилось, чтобы доставить в музей хотя бы один экспонат. Умножьте эту цепочку доставки на десятки тысяч образцов, собранных за 150 лет, и совокупные усилия покажутся вам почти непостижимыми.
Однако есть один экземпляр кита, который стоит особняком. USNM 268731 — это каталожный номер для правой и левой челюстных костей самого большого экземпляра синего кита в музеях мира, — я отыскал и лично измерил всех его конкурентов[178]. Кости длиной почти 7 м в длину, каждая более тонны весом, они лежат на самом большом металлическом каркасе во всей коллекции. Ни одна из них не пролезла бы через обычную входную дверь: чтобы пройти мимо них, нужно сделать полдюжины шагов и несколько вдохов. Похожие на лезвие окончания обозначают место, где челюстные кости встречаются, образуя подбородок кита. (У человека правая и левая челюстные кости соединяются при помощи подбородочного симфиза к моменту рождения[179].) В верхней части каждой челюсти находится тонкий шип, называемый венечным отростком, к нему прикрепляются мышцы, которые тянут челюсть к черепу. Неподалеку, в месте соединения черепа и челюстей, расположены два больших бугра.
Столь огромные кости кажутся невероятными: трудно вообразить себе нечто высотой с футбольные ворота, являющееся частью живого дышащего существа. По всем параметрам — длине, ширине, высоте и весу — эти кости больше бивней мамонта, больше костей крупнейших динозавров. Челюсти синего кита — это не только, цитируя Мелвилла, величайшие кости в океане, но и величайшие кости в истории жизни на Земле[180]. Конечно, они не так просто появились в музее, словно их смастерила какая-то невероятная студия спецэффектов. Как и у любого другого экземпляра в коллекции музея, у них есть своя история. И в данном случае история начинается около 100 лет назад на острове в самом сердце Южного океана.
Южную оконечность Южной Америки и скалистый архипелаг западной части Антарктического полуострова разделяет пролив Дрейка, бурный, холодный и опасный[181]. Он образовался около 30 млн лет назад, когда тектонические плиты Южной Америки и Антарктиды разошлись, уступив, наконец, место непрерывному течению, которое сегодня окружает Антарктиду. Антарктическому циркумполярному течению не мешает никакая суша, и потому ветер и волны здесь достигают невероятной силы, удерживая альбатросов в воздухе и веками угрожая мореходам. Этот поток также сохраняет Антарктиду холодной и питает богатые экосистемы Южного океана, которые дают жизнь крилю, китам, тюленям и пингвинам.
Тем, кто достаточно удачлив (или безумен), чтобы пересечь пролив Дрейка, тяжелые удары громадных волн, которые сотрясают даже самые крепкие корабли, напоминают, что мы живем на планете, которая все еще нередко игнорирует наши попытки контролировать ее. После неудачной попытки пешком пересечь Антарктический материк в 1916 г., полярный исследователь сэр Эрнест Шеклтон и его команда оказались на острове Элефант (Мордвинова) у окончания Антарктического полуострова. Пытаться пересечь пролив Дрейка в открытых лодках было бы безумием, и они направились по течению, а не против его, на восток — к лежащему в 1520 км острову Южная Георгия. Совершив подвиг выживания, практически не знающий равных в современную эпоху, Шеклтон со своими людьми высадился на западном побережье острова, а затем впервые в истории пересек его. Измученный, но не сломленный, Шеклтон искал место на восточном берегу, где, как он знал, он мог найти помощь: базу китобоев[182].
Это самое неподходящее место для китобойной базы, какое только можно представить, не говоря уже о нескольких, и тем не менее они здесь были. В то время каждая база больше походила на портовый городок с казармами, административными зданиями, церквями и, конечно же, фабриками, предназначенными для извлечения из воды и разделки целых туш китов. Названия баз воплощали притязания народов с другого конца света — Стромнесс, берег Принца Улафа, Грютвикен. Там работали компании под разными флагами: норвежскими, британскими и аргентинскими[183]. Сегодня эти заброшенные китобойные станции являются охраняемыми объектами наследия на Британских заморских территориях. Но в начале ХХ в. они полнились картинами и запахами самой массовой в истории охоты на китов, которая поставила многие виды китов в Южном полушарии на грань вымирания.
Расцвет Южной Георгии был недолог и уместился в промежутке между двумя техническими инновациями: в 1864 г. палубная гарпунная пушка, стреляющая гарпунами с разрывным наконечником, сделала китобойные суда гораздо более эффективными и смертоносными, а в конце 1920-х гг. гигантские суда-фабрики, они же плавучие базы, освободили китобоев от необходимости обрабатывать добычу на суше[184]. Топография Южной Георгии создала участок локального апвеллинга, который естественным образом привлекал тысячи китов — так много, что шум их дыхания разносился по всему заливу[185]. Не зная запретов и ограничений, китобойные корабли перебили местных китов, а затем стали преследовать их в самых отдаленных уголках великого Южного океана. Незадолго до прекращения китобойного промысла в Южном океане на его долю приходилось более 2 из 3 млн китов, убитых в ХХ столетии[186].
Нам сложно осознать масштабы этого предприятия, которое началось на отдаленном острове в Антарктике, но оно вполне сравнимо с более известными случаями истребления американского бизона и странствующего голубя. Фрэнк Хёрли, фотограф экспедиции Шеклтона, оставил нам фотографии, снятые в начале их пути на юг[187]. На них виден Грютвикен с навесами из гофрированной жести и длинными, широкими, как взлетные полосы, платформами для разделки китов, спускающимися к заливу. На заднем плане поднимаются ледники и крутые склоны холмов. Поражают огромные туши китов на переднем плане: на одной фотографии несколько китобоев кажутся карликами возле почти 30-метровог