Несколько суматошных дней традиционного осеннего заседания с Комковым выжали из меня последние соки, вызвав насущную необходимость обмозговать новые реалии. Так что я загрузил в яхту удочки и отправился на рыбалку.
Взрывной рост экономики вызвал определенные сложности. Колесо прогресса вертелось толчками, с хрустом, выплёвывая из подшипников и шестерёнок железную стружку. Ему не хватало смазки.
Смазкой и кровью любой экономики являются финансовые инструменты, а прежде всего деньги, и если спина моя болела от грузов, тщетно дожидаясь того момента, когда все наконец заработает само собой, то голова быстро распухла от взаимозачётов. Приходилось сводить сотни счетов, выплат по паям, зарплат, субсидий. Часть хлопот взял на себя Комков, часть другие приказчики, но слишком многое находилось в теневом обороте, завязанном на мои тайные способности. Так что приходилось держать в голове как белую, так и черную бухгалтерии.
В северных отделениях и в одиночках (так назывались фактории с единственным служащим) расчеты проводились по бартерной схеме. Беря за основу охотские цены, люди меняли шкуры на оружие, порох, еду и предметы обихода. Монета там даже не звенела. Однако в крупных поселениях развитие экономики ушло на пару шагов вперёд. На Оаху распоряжался Свешников, договариваясь с мелкими вождями али о разведении сахарного тростника и тропических фруктов, поставке встречных товаров в обмен на сырец, он же курировал сахарных завод, в то время как Степанов получал через него средства на содержание крепостей и ведение внутренней политики. В Калифорнии Дерюгин принимал зерно и другую продукцию у фермеров, взамен выдавал со складов всё нужное и если чего-то недоставало составлял «списки желаний», а средства на оборону получал соответственно Варзугин. Все расписки, документы, расчеты приказчики отправляли в центральную контору. Там-то и происходило основное действие.
Раз в год осенью (после сбора урожая, конца промыслов, возвращения большинства кораблей, но перед традиционным потлачом) приказчики, лавочники «буржуазного призыва», владельцы бывших отделений компании, фабрик, мастерских, гостиниц, кабаков, лодок и упряжек приносили в главную контору пухлые бухгалтерские книги с сотнями имён и тысячами записей, с векселями и записками.
Комков доставал из сейфа Главную Роспись Компании и с помощью полудюжины счетоводов подбивал баланс. Начислял зарплаты, дивиденды, взимал долги, высчитывал рентабельность.
Сводить баланс удавалось довольно легко пока экономически активное население не превышало тысячи человек, было сконцентрировано в одном городе и работало в рамках единственной крупной организации. Если работник, стоящий у компании на зарплате, тратил меньше оговоренной платы, излишек переносился на следующий год. Если же превышал сумму, то попадал в черный список должников, кредит которых ограничивался во всех заведениях компании или подотчетных ей частных предприятиях.
Но росли обороты, росла численность населения, довольно крупные поселения со своими экономическими субъектами появились в Калифорнии, на Оаху, в устьях Колумбии и Стольной, не говоря уж о великом множестве хуторов, крупных факторий и станций, разбросанных по всему океану. Развивался независимый бизнес, да и торговля с конкурентами, индейцами или имперскими портами тоже требовала удобного способа расчетов. Чем больше вовлекалось в систему участников, тем сложнее было обходиться бартером.
На первых порах для облегчения ситуации приходилось выписывать сотни векселей, чтобы люди могли отовариться в магазинах другой компании, заплатить шкиперу, независимому торговцу, но это всё же являлось паллиативом. Существующий порядок выглядел неповоротливым, неудобным, привязывал людей к определенным торговым точкам, источникам поставок, что мешало развитию предпринимательства и конкуренции.
Экономика жаждала настоящих денег. Наличности. Кэша. А денег не хватало.
Когда Екатерина осознала, что нехватка наличных средств тормозит её смелые прожекты (главным образом войны с соседями), она ввела ассигнации. Они оказались весьма удобны в расчетах и могли бы отчасти поправить дело, но за пределы России бумаги такого рода вывозить запрещалось. Кроме того, далеко не все из нас доверяли далекому Петербургу. А звонкая монета на фронтире считалась дефицитом. Туземцы выводили её из оборота, употребляя как украшения, а горожане любили откладывать полновесное серебро на черный день. Всё это я уже видел на Дальнем Востоке в начале пути, видел на ярмарках, когда торги подолгу не начинались из-за того, что все приезжали с товаром и должны были его продать, прежде чем что-то купить.
Гордиев узел следовало разрубить одним махом.
Вытащив за пару часов из воды полдюжины рыбок (местной разновидности корюшки), я наметил пути решения, а тогда быстро смотал удочки и вернулся в Главную гавань. На всём белом свете имелся только один человек, с которым я мог обговорить столь щекотливое дельце без обиняков, смело ссылаясь на прецеденты или научные знания ещё не пришедших веков, а равно получить массу встречной информации или идей.
Человек этот как раз стоял на набережной у Старых верфей, наблюдая за погрузкой шхуны, а заодно провожая сынишку в первый дальний поход в качестве юнги. На ловца и зверь, как говорится.
Шхуна Компании Южных морей называлась «Еленой», а шкипером на ней ходил Софрон Нырков, сманенный Тропининым у Яшки. Сейчас корабль готовился предпринять вояж к острову Рождества.
Большинство островов Океании окружали опасные рифы, незаметные с уровня палубы. Они затрудняли или даже делали невозможным проход в лагуну большого судна. Потеряв три года назад одну из шхун, компания приняла меры. Команды стали больше, а суда, предназначенные для колонизации островов, получили особое оснащение. Они снабжались лодками различных конструкций, в том числе туземными каноэ и байдарками; на борт брали большое число стандартных якорей и якорей плавучих — парусиновых конусов, аккуратно сложенных в ящиках и готовых к применению в любой момент; вдоль бортов лежали толстые шесты, какими можно отталкиваться от камней, большие весла для работы непосредственно с палубы; имелся и запас удлиненных веревочных кранцев.
Не то чтобы всё это могло сильно помочь при столкновении с рифом. Шкиперы больше полагались на зоркость матросов, которых загоняли на мачты и бушприт при подходе к островам. Вперед на разведку высылались легкие лодки, которые расходились веером, точно вельботы китобоев в поисках добычи. Баркасы втягивали шхуну на буксире в лагуну, если находили проход. Если проход не находился, на шлюпках перевозили людей и грузы, пока шхуна крейсировала у наветренного берега острова. Меры и повышенное внимание возымели действие, больше потерь не случалось и колонизация продолжалась полным ходом.
Пока что в островные колонии приходилось отправлять почти всё, что нужно для жизни, а большую часть груза составляло фуражное зерно для откорма животных и стройматериалы. Вот и теперь Тропинин одним глазом наблюдая за работой Петра Алексеевича, другим присматривал за погрузкой стеклопакетов. Ну то есть того, что он смог создать в качестве таковых, базируясь на доступных технологиях. Точная подгонка размеров, пазов, обработанное паром дерево, герметик из мела, угля и олифы.
Пакет представлял собой стандартное английское окно — прямоугольник, поделенный на одинаковые застекленные квадраты. Их аккуратно собирали в стопки и плотно пеленали холстиной. Так хрупкий груз легче переносил качку и шторм. Я заметил, однако, что для стандартного домика окон получалось слишком уж много. Их бы, пожалуй, хватило на средних размеров дворец. А в тропиках, если на то пошло, окна вообще не пользовались спросом. Тростниковые хижины, пальмовые листья в качестве кровли — вот любимая архитектура аборигенов, которой не чурались и европейцы. Во всяком случае до изобретения кондиционеров.
— Собираешься построить на острове Рождества целый город? — спросил я, подойдя сзади.
Меня настораживали любые попытки создания крупных поселений за пределами Виктории, ведь они оттягивали на себя людей.
— Это будет оранжерея, — ухмыльнулся Тропинин. — Как тебе пацан?
— Шустрый, — согласился я. — Оранжерея на тропическом острове? Что-то новенькое.
— Там хватает солнца, но постоянная напряженка с водой, — пояснил Лёшка. — Большинство необитаемых островов Полинезии засушливы, потому они собственно и необитаемы. Но тут Варвара подала гениальную в своей простоте идею, ведь оранжерея сохраняет не только тепло, но и влагу. Помнишь эти эксперименты с растениями запечатанными в бутылях? Там образуется как бы локальный круговорот воды, своя экосистема. Тут мы ожидаем тот же эффект. А регулируя температуру, влажность и состав почвы, сможем выращивать на островах всё что угодно, а не только кокосовые пальмы.
— Варвара умница, не правда ли? — заметил я.
— Согласен.
— А ты, помню, выступал против женского образования.
— Признаю, — хмыкнул Тропинин. — Но свою лепту в обучение неразлучной троицы всё же внес. И кстати, вот тебе недостаток — сама Варвара на остров плыть не пожелала. Не захотела, видишь ли, терять время или расставаться с подругами. Я отписал Дерюгину. Он обещал отправить из своих учеников кого посмышленей.
— Отлично.
— Сперва я думал построить отдельно пассивный опреснитель на тех же принципах, но потом решил совместить его с оранжереей. Если устроить внутри желоба с морской водой, ну например вдоль стен на стыках, то вода будет испаряться и конденсироваться на стёклах или впитываться в почву уже как пресная. Кроме того мы будем собирать стекающую по внешней стороне дождевую воду. То есть всю жидкость, что мы изымаем за счет сочных фруктов, зелени и овощей, можно будет легко восполнять. А места одна конструкция займет вдвое меньше.
— Если ты сделаешь оранжерею плавучей, она и вовсе не займет места, — заметил я. — Пусть себе плавает по лагуне.