С нами отправились каждой твари по паре. От гвардейцев Шарль с Рашем, от мушкетеров Шелопухин с Тимуром, от флотских пара мощных матросов с флагмана. Ветеранов за исключением Анчо мы не позвали, имея в виду предстоящую тяжелую греблю. Вещей взяли минимум, а из оружия только мушкетоны, новоизобретенные дробовики и пистолеты.
Дорога оказалась ухоженной и сухой, карета шла быстро и мягко. Мы почти не говорили в пути, стараясь сохранить силы для морского перехода. Но я не удержался — полдороги смотрел в окно, а потом даже поменялся с одним из матросов, чтобы проехаться наверху рядом с кучером.
Хутора уже ничем не напоминали починки. Добротные усадьбы с большими домами, сараями, конюшнями, банями. И я достоверно знал, что в подвалах зреют сыры, висят окорока и колбасы, а погреба полны разнообразных солений. Мы проносились мимо аккуратных полей, пастбищ, огороженных заборами из жердей; разросшихся садов со множеством плодоносящих деревьев. Хотелось вопросить из кареты, как глупый король: «А чьи это земли?», чтобы услышать в ответ: «Маркиза, маркиза, маркиза Карабаса». Всё увиденное, разумеется, принадлежало разным хозяевам, но я всерьез приложил к этому руку и законная гордость переполняла меня.
Конечная станция и вовсе превратилась в настоящий городок. Мы увидели даже несколько каменных домов, а уж на кирпичном подклете стоял каждый второй. Всяких построек насчитывалось с полсотни. Здесь жили рыбаки, несколько индейских семей, работники трёх станций — почтовой, дилижанса и лодочной. Стояли лесопилка, коптильня, лавки, склады, отделение меховой компании.
И ни каких укреплений.
— Надо бы хоть какой-то блокгауз поставить на всякий случай, — заметил Лёшка. — А ну как нападут с моря.
Для приема шхун в море уходил пирс на деревянных столбах, но обычные лодки и баркасы здесь просто вытаскивали на пляж.
— Давно ли был кто с того берега? — спросили мы лодочника.
— Вчерашняя почтовая байдарка не пришла, — ответил он. — Но такое и раньше часто бывало.
Мы подобрали баркас футов двадцати пяти с четырьмя парами вёсел.
— Чей? — спросил я.
— Ваш. В смысле компанейский.
— Отлично. Мы забираем его.
Лодочник с нашими матросами принесли весла, канаты, парус, хранящиеся отдельно на складе. Погрузив оружие, сумки, бочонок с порохом, мы дружно столкнули баркас в воду и залезли внутрь. Анчо уселся за руль, остальные за весла.
— Будет выглядеть глупо если шхуны опередят нас, — заметил Лёшка.
Половина пути проходила среди россыпи островов, но в основном вдоль самого крупного из них, который индейцы называли Ханен. Под парусом здесь ходили с большой осторожностью. Ветер постоянно менялся. Иногда задувал, точно в аэродинамической трубе, иногда бесновался, бросаясь сразу со всех направлений, а иногда вовсе стихал внизу, хотя над головой продолжали носиться облака. Нам приходилось, то убирать мачту и браться за весла, то ставить её вновь.
Зато вторая половина пути пришлась на чистую воду пролива, где ветер дул ровно, а небольшое течение, которое поначалу сносило нас к югу, потом повернуло к северу. Так что, заложив дугу, баркас быстро добрался до устья Фрейзера.
Шхуну мы увидели неподалеку от дельты. Но это оказалась не наша шхуна. В смысле не одна из тех, что собирались выйти с десантом из Виктории.
— «Кирилл», — доложил самый глазастый из матросов.
— Яшка? — удивился Тропинин.
— Нефрит, — произнес я. — Уж не в нём ли всё дело?
Некогда мы с Тропининым распределили лихорадки по шкале времени, собираясь устраивать их по мере необходимости для придания импульсов экономике и привлечения людей. Мы учли каланов и котиков, золото и китов, вспомнили даже о нефти и крабах, время которых вряд ли придёт при нашей жизни. Но про нефритовую лихорадку даже не подумали. Мало того прозевали её начало.
Камешек, что сорвал лавину был брошен Яшкой с подачи Шэня.
Несмотря на накопленные богатства Дальнобойщик продолжал «жечь», как выражался Тропинин (большинство его «мемасиков», как он называл идиомы, я не понимал, но этот вполне подходил случаю). К этому времени Яков Семенович выдал замуж обеих сестер, построив им по особняку на улице Львов в качестве приданного. Одна из сестер успела уже овдоветь, но вместе они обеспечили Яшку целым выводком племянников и племянниц. Парней помладше он сразу определил юнгами на свои корабли, а тех, что уже набрались опыта, пристроил в Морское училище; девочек отдал в школу и затем в Университет, пожертвовав каждому заведению по десять тысяч в испанской серебряной монете. Сам он так и не женился и хотя в его доме поселилась красивая китаянка, детей не имел. Судя по всему именно племянникам предстояло унаследовать бизнес империю. А компания «Северная звезда» росла как на дрожжах, набрав силу и став крупным игроком на тихоокеанском рынке.
Пока его капитаны и приказчики окучивали уже проторенные пути, Яшка открывал новые. Он предпринял экспедицию на Ладронские острова (те, что принадлежали испанцам), затем посетил Филиппины. Испанцы не позволяли другим европейцам торговать в своих владениях, но местная торговля велась полным ходом. В неё и влез Яшка, доведя до ума старую Лёшкину идею. Он обменял одну из своих шхун на настоящую джонку, а шкипером на неё поставил опытного Шэня, придав ему всех, кто имел азиатскую внешность. Сам Яшка побывал и там, и там, выдавая себя за простого матроса, а для маскировки перепачкал лицо жиром и сажей.
Затем Дальнобойщик отправился в Тайваньский пролив, где посетил несколько неизвестных островов и, как говорили, поладил там с пиратами, а может быть, с повстанцами. Впрочем, разница между теми и другими была чисто формальной. Между прочим он выгодно загнал этим бандам несколько шхун, за что заслужил респект от Тропинина.
Не брезговал Яшка содрать при случае тысчонку-другую рублей и с моей компании. Одно время приказчики выплачивали шкиперам или приказчикам по десять рублей за каждого привезённого в Викторию человека, при том условии, что он говорит по-российски и не числился среди тех, кто прибыл по моим каналам. За иноземца же платили только, если тот являлся специалистом в интересующей нас области. Таким образом я хотел создать дополнительные стимулы для миграции. Наши часто бывали в имперских портах, камчатских поселках, и время от времени сманивали оттуда людей или даже нелегально переправляли ссыльных.
Что сделал Яшка? Он отобрал несколько китайцев давно уже ходящих на его шхунах матросами, а то и помощниками и потому вполне освоивших русский язык. Затем отправился в Макао с мехами, а на обратном пути заскочил на разведанные им ранее острова, где набил шхуну бедняками-переселенцами. Китайские бедняки ели немного, да и сами по себе были щуплыми, а потому помещалось их на шхуне изрядно.
Во время перехода через океан Дальнобойщик заставил их учить русский язык. Возможно, прибегал к кнуту, возможно, к прянику, а быть может, сказалось китайская усидчивость. Но уроки, как мне потом говорили, продолжались по восемнадцать часов в день.
Когда Яшка предъявил полсотни людей Вазургину в Сан-Франциско, они все весьма сносно лопотали по-русски, а некоторые умели даже писать. И таких рейсов Яшка совершил целых три, пока я не отменил бонусы.
— Это всё твоя склонность к политкорректности, — смеялся тогда Лёшка. — Нет бы прямо сказать, что платить будешь только за русских.
— За русских? — воскликнул я. — Да среди этих русских больше половины якутов, тунгусов и камчадалов.
Между прочим Яшка первым подобрал ключик к Японии, куда никаких европейцев за исключением голландцев не допускали. Правда японцы не пускали на внутренний рынок и китайских торговцев, так что номер с джонкой здесь не прошел. Но Яшка нашел выход. Он встречался с японскими купцами на небольших островах где-то возле Тайваня и там совершал взаимовыгодный обмен. Шкуры калана ценились у японцев втрое дороже нежели в Кантоне или Кяхте, имел большой спрос сахар. Яшка выгодно покупал у купцов серебро, отдавая за него кантонское золото. В Китае же, напротив, серебро ценилось дороже золота. На этих рейсах до сих пор неплохо зарабатывали голландцы. И вот теперь в бизнес бочком влезла одна из наших компаний.
На следующий источник дохода она наткнулась случайно. У Яшки с Шэнем возникла заминка с отправкой флотилии в Азию. Пока суть да дело, они решили «сгонять» в ближние проливы, чтобы самим посмотреть, какие из кантонских товаров могли бы найти спрос у индейцев. Хотя мы всячески внедряли в умы индейцев идею денег, натуральный обмен иногда получался выгоднее. Вот только никогда нельзя было сказать заранее, какая диковинка приглянется детям природы — китайская акварель, японский зонтик или шведская никельхарпа, вымененная Шэнем на рейде Макао у офицера с судна «Адольф Фридерик».
Они остановились в одной из деревень и пока Яшка разговаривал с вождями, Шэнь наблюдал за работой индейских лодочников. Подойдя поближе он вдруг сильно возбудился и как только Яшка закончил переговоры, оттащил его в сторону. Оказалось, что индеец тесал дерево инструментом сделанным из цельного куска нефрита. И Шэнь объяснил, что такой камень можно толкнуть в Китае за хорошую цену. За очень хорошую.
Вечером у костра они разговорили индейца. И хотя тот мало что мог рассказать, поскольку получил инструмент от предков, однако, припомнил, что подобные вещи в их деревню привозили сверху по реке Столо.
Это уже была ниточка, за которую стоило потянуть. Яшка оставил на время морские походы (благо у него нашлось достаточно опытных шкиперов для подмены) и, снарядив небольшой отряд, включая единственного нашего геолога, отправился вверх по Стольной.
Они прошли сто пятьдесят вёрст, делая остановки, чтобы тщательно проверить гальку на пляжах, обломки скал на берегах. И в конце концов, нашли некоторое количество бледно-зеленого камня в том месте, где Стольная резко меняла направление, выходила из теснины и разливалась. Весь найденный нефрит располагался в наносной породе недалеко от поймы, а то и прямо среди усеивающих дно камней. Среди скал его не нашли. Изучив информацию, полученную от Страхова, я предположил, что коренное месторождение лежит выше по течению. Страхов в эволюцию горных систем не верил, он даже ракушечник объяснял Всемирным потопом. В любом случае Яшкина команда для начала ограничилась тем, что нашла.