м тротуаре. «Точно как тараканы бегут», — подумал Сергей Николаевич и совершенно не к месту вспомнил яркую картинку из его юности: он входит в общую кухню в заводском общежитии, включает свет, и тараканы вместе с крысами бросаются по грязному полу врассыпную. Однажды одна из могучих крыс вскочила ему на ногу. Сергея Николаевича передернуло от навязчивой картинки, почему он чувствует тяжесть крысиного тела на ноге до сих пор? Почему крысиная картинка изводит его много лет? Он уже давно не живет в общежитии. У него есть квартира на Московском проспекте в сталинском доме. Есть огромный коттедж в Разливе. Имеется небольшая, но уютная секретная квартирка в центре города, кстати, об этом уютном гнездышке даже супруга Соня не знает, и во всех этих квартирах и коттеджах нет ни крыс, ни тараканов, там чисто и красиво, но картинка с видением осталась жить в глубинах его мозга. Сергей Николаевич встряхнул головой, отмахиваясь от кошмара, но перед его глазами изредка пробегали крысы и тараканы, как он ни старался отмахнуться от наваждения.
Сергей Николаевич не успел затормозить, съехав с тротуара. «Мерседес» на всей скорости врезался в пробку, послышался тупой звук, скрежет, лязг, и тут же прогремел взрыв. Последнее видение промелькнуло перед глазами Сергея Николаевича: крысы заполонили весь город и «мерседес» медленно двигался прямо по шевелящимся живым тварям. Колеса пережевывали живую ткань, но крысы все равно заползали под машину, просачиваясь в салон и подбираясь к Сергею Николаевичу. Он отмахивался от них, хватал склизкие тельца и бросал, бросал в открытое окно, но они уже залезали в другое окно, неизвестно кем открытое, и заполняли салон, свесив длинные хвосты со спинок сидений, обтянутых белоснежным мехом. Он схватил одну, самую наглую, самую рыжую, самую жирную крысу, сжал в кулаке и вдруг окостенел, глядя на оставленный мир выпученными стеклянными глазами.
— Гюзель Аркадьевна, ЧП! — издавая воющий звук, разнесся по кабинету гулкий фон селектора. «Совсем как при бомбежке», — поморщилась Юмашева, тщетно пытаясь уменьшить громкость звука. Она крутила рычажок туда-сюда, туда-сюда, но селектор выл, напоминая скрежещущим звуком о грядущих бедствиях, чрезвычайных происшествиях, наводнениях, взрывах и пожарах. Юмашева в сердцах выдохнула воздух, хотела по-мужски выматериться и сплюнуть на пол, но не решилась. Жалко себя стало.
— Что там у тебя? — спросила она, перекрикивая воющий звук.
— Да не у меня, а у вас, Гюзель Аркадьевна. ЧП, взрыв на территории, взорвался белый «мерседес» у Дворцового моста. В МЧС, Главк, ГИБДД и прокуратуру я уже сообщил. Машина на парах.
— Молодец! Бегу.
Она опрометью выбежала во двор и птицей взлетела на высокое сиденье уазика.
— Гони, милый! Не дай бог, опоздаем на место происшествия, — она потрясла водителя за рукав серой куртки.
Она увидела издалека, что место происшествия уже оцеплено. «Молодцы гаишники, постарались, опередили эмчээсовцев ровно на полминуты, — обрадовалась она. — Сейчас нагрянут высокие чины, начнут устраивать осмотры, разносы и разгоны, надо морально приготовиться к эмоциональным перегрузкам, в конце концов сотрудникам органов внутренних дел и пенсию назначают раньше срока как раз за перенесенные стрессы в экстремальных условиях, возмещение морального ущерба, так сказать, пожизненно».
Она приблизилась к месту происшествия, стараясь не привлекать к себе повышенного внимания со стороны руководящего состава, сосредоточенно разглядывающего останки «мерседеса». Расторопный сотрудник ГИБДД успешно разрулил ситуацию, умудрившись рассосать пробку в считанные секунды, оставив очевидцев происшествия в сторонке, остальные же машины плавно перетекали в узкую ложбинку между руководящим составом и изгородью, на скорую руку смастеренную из шестов с полосатой лентой. От сияющего «мерседеса» остались лишь небольшие куски блестящего бока. Автомобиль корчился в предсмертных муках. Тело Сергея Николаевича лежало на проезжей части, широко раскинутые ноги казались нелепыми в соединении с искореженным взрывом туловищем и головой. Рука Сергея Николаевича осталась прижатой к груди, эксперт пытался разжать обгоревшие пальцы, намертво сжимавшие какой-то блестящий предмет.
— Давид Осипыч, что там у него в руке? — спросила эксперта Гюзель Аркадьевна, наклонившись над обгорелым грузным туловищем Сергея Николаевича.
— Хреновина какая-то, пальцы не дает разжать, намертво склеил, что ли, — пробурчал Давид Осипович, продолжая свое скорбное занятие.
— Давай, я попробую, — она прижала предмет книзу, потом дернула кверху, закостеневшие пальцы неохотно отпустили блестящую игрушку. Бумажной салфеткой Юмашева подхватила небольшой круглый предмет и поднесла поближе. Внимательно разглядев трофей, она громко ахнула и привлекла к себе повышенное внимание с самой неподходящей стороны своим полувоплем. Небольшая группа мужчин в шинелях и куртках мгновенно обернулась на возглас и уставилась на Юмашеву, державшую в руке небольшую, хрупкую с виду диадему, всю усыпанную алмазами.
— Это же аналог той самой знаменитой, Романовско-Пушкинской, ну, ее еще на выставке скоро представят. Точь-в-точь, как она, по телевизору показывали настоящую. Может, это вовсе не алмазы?
— Осторожно, — буркнул Давид Осипович, — не кричи, это копия, но алмазы настоящие. Копия диадемы была утрачена после революции.
— Значит, всплыла, как раз к выставке и всплыла. А это кто? Ты документы посмотрел? — она вопросительно посмотрела на эксперта.
— Смотри сама, мне не до этого, — он рассматривал пуговицы, кончики пальцев, обугленные сверху, и совершенно нетронутые пламенем с тыльной стороны, — машину-то взорвали. Сначала я думал, что это обычное ДТП, а это взрыв. Вызывай специалистов из МЧС.
— Сейчас сами прибудут, — Юмашева растерянно смотрела на номера «мерседеса». Эти номера знали все сотрудники ГУВД.
«Неужели, дело дошло до того, что сотрудников милиции взрывают среди бела дня, будто мы не в Петербурге живем, а где-нибудь в Грозном. Это же сам Сергей Николаевич, мы с ним на совещании как-то сидели рядом. Недавно я видела его у начальника управления в приемной, он пытался шутить надо мной, хотел приободрить меня, у него, кажется, астма была, или он от волнения так шумно дышал, черт его знает. Господи, что это я чертыхаюсь, человек только что дух испустил, может, его душа где-нибудь рядом находится, а я черта вспоминаю, надо бы помолиться, да времени совсем нет».
— Товарищ генерал, в руках потерпевшего находился вот этот предмет, я составлю акт в присутствии понятых, и передам диадему следователю, — она едва заметно козырнула, скороговоркой выпалив свою тираду, словно опасалась получить внеочередной выговор.
— Действуйте, — вполголоса сказал тучный мужчина, искоса разглядывая диадему. По-видимому, он боролся с внутренним желанием взять в руки дорогую вещицу, но не решался признаться окружающим в своих помышлениях.
«Наверное, генерал умирает от вожделения или просто размышляет, откуда взялась у простого начальника райотдела такая дорогая игрушка, в которую он намертво вцепился в предсмертных судорогах». Юмашева быстро нашла понятых, поманив пальцем двух пожилых женщин из толпы зевак, те молча повиновались ее повелительному жесту, пошли, как на охотничий манок, беспрекословно подчиняясь невысокой молодой женщине, обладающей командирскими повадками. Она быстро составила акт, подставила свою спину женщинам, чтобы они расписались в графе «понятые», затем отыскала взглядом следователя прокуратуры. «Наверное, это и есть Петр Яковлевич, вот где бог дал встретиться», — и улыбнулась ему самой очаровательной улыбкой, какие имелись у нее в запасе.
— Петр Яковлевич? Вы? Я вас опознала. Не пугайтесь. Милицейская интуиция подсказала мне, что вы тот самый Петр Яковлевич. Держите. Передаю вам очень драгоценную вещицу. Это не просто дорогая вещица! Изделие высокого искусства, представляющее собой большую культурную и историческую ценность. Поэтому спрячьте ее от греха подальше, чтобы никто не спер, не дай бог. Такая вещь — большой соблазн для человека, один уже пострадал. Видите, Петр Яковлевич, чем заканчиваются большие соблазны, — она кивнула на проезжую часть, где все еще громоздилось огромное бездыханное туловище Сергея Николаевича, — надеюсь, мы с вами подружимся?
— Придется вместе поработать, у нас столько дел накопилось, — сухо сказал Жданович и тяжело вздохнул. — У меня голова кругом. Не знаю, как мы разгребем такой вал.
— Разгребем, Петенька, сыночек, — Юмашева ласково хлопнула его по спине, отчего Жданович пошатнулся, с трудом удержавшись на ногах.
— Ну и рученька у вас, товарищ полковник, — он положил диадему в портфель и направился к машине. — Да скорой встречи.
— Пока-пока, — сказал Юмашева, глядя, как санитары грузят тело Сергея Николаевича, помещая его на узкие носилки, пытаясь сдвинуть неподвижные прямые ноги, так и не выправив ноги, с трудом подняли тяжелую ношу с мокрого асфальта и понесли скорбный груз в машину с красным крестом на боку.
«Санитары не особо церемонятся с начальником райотдела, — подумала Гюзель Аркадьевна, — он уже отмучился, бедный, может, ему на том свете лучше, чем нам, грешным, оставшимся здесь?» Юмашева проводила взглядом санитаров, размышляя, стоит ли ей оставаться на месте происшествия или лучше уехать в отдел? Она еще немного постояла, чувствуя смертельный холод от мокрого асфальта, от промозглой погоды, от необъятности предстоящих дел, от излишней суетности, и когда поняла, что тоска собирается поселиться в ее душе надолго, резво вспрыгнула на высокое сиденье уазика, молча махнув водителю рукой, дескать, поехали отсюда, здесь нам делать нечего.
В отделе ее ждал Коваленко. Он молча наблюдал, как она вышла из машины, одернула юбку и что-то долго говорила водителю. Затем построила приветливое лицо, изображая, будто только что увидела Виктора Дмитриевича, что настал, наконец-то, долгожданный момент для приветствия.
— Виктор Дмитриевич, доброго здравия. Изволили пожаловать на службу? Как мы рады вашему визиту, — она откровенно издевалась над ним, скрывая издевку за делано-приветливой улыбкой, — никак на обед приехали? А кушать хочется всегда?