— Как это? Как это — следили? Что это значит? — Юмашева выскочила из уютного кресла, как вылетает пробка из бутылки с шампанским вином.
— А так, — он покачал головой, пожал плечами, выражая сочувствие, — следили за Михайловым, так и вышли на вас. Думали, что вы с ним заодно.
— Значит, следили, — с глубоким стоном промычала Юмашева, вспомнив фривольную сцену в кафе, первое свидание с Андреем, за которое до сих пор стыд выжигает внутренности, — бред!
— Да, есть немного, — посочувствовал Жданович, — я видел видеопленку. Но вы там ничего смотритесь. Как Шарон Стоун.
— Лучше скажи, как Наталья Негодина. Секс-символ российской полиции. Ужас! Знала бы я, что доживу до такого позора, умерла бы еще подполковником. — Она упала в кресло, закрыла лицо руками и затряслась от беззвучных рыданий. — Или в материнской утробе, — проскрипела она сквозь стиснутые ладони.
Жданович бросился к столу, долго искал стакан, наконец, откопал среди бумаг чайную чашку, вылил в нее остатки минеральной воды из пластиковой бутылки и поднес чашку ко рту Юмашевой. Он отвел ее руки от лица и поморщился, Гюзель не рыдала, она смеялась, просто сотрясалась от хохота, не в силах удержать смех, едкий, саркастический, издевательский, только вот издевалась она над собой.
— Извини, Петр Яковлевич, пока человек находит в себе силы, чтобы посмеяться над собой, он еще существует. Как только он начнет смеяться над другими, мигом прекращает существование, имею в виду, как личность. Итак, что у вас есть для меня? Какие новости? Вопросы? — Она отобрала у него чашку и опрокинула всю воду одним махом, так пьют завзятые пьяницы, одним глотком, одним рывком, лишь бы залить кипящие эмоции.
— Майор — грубоватый человек, вы на него не обижайтесь. Я хочу предупредить вас, что ничего страшного не случилось. — Жданович виновато посмотрел на нее и забрал пустую чашку из ее руки.
— Случилось, Петя, случилось. Я не прощу себе варварского отношения к самой себе, это надо же, — она покачала головой, внимательно рассматривая носки своих изящных ботиночек. «И ботиночки куплены на деньги Андрея, это надо же так обмишулиться», — подумала она и перевела взгляд на Ждановича. — Что там у нас, майор? Куда он запропастился?
— Майор всегда майор, — отмахнулся от вопроса Жданович, — хочу предупредить вас, Гюзель Аркадьевна, что Михайлов ни в чем не виноват.
Юмашева опустила голову, внимательно посмотрела половицы на дубовом паркете, словно изучала их, затем медленно достала портсигар, вытащила сигарету и закурила, вбирая в себя дым, и стараясь не выпускать его из себя. Она хотела заглушить в себе совесть. Забить дымом. Сжечь. Лишь бы не мучаться.
— Что-то я не пойму тебя, Петр Яковлевич, как это не виноват? Так не бывает! — она выпустила дым из сжатых губ и процедила: — А ты не выпил лишнего?
— Вообще не пью! — радостно сообщил Жданович. — На дух не переношу алкоголь. А Михайлов не виноват. Они с Карповым старые друзья, вместе служили в армии.
— Опять Афган, Чечня, боевые позиции, — поперхнулась Юмашева, — тьфу, в зубах навязло.
— Нет, не Афган. И не Чечня. Они вместе служили в правительственных войсках, ну, в тех самых, что охраняют Кремль и членов правительства. Карпов попросил Михайлова помочь ему спрятаться от преследования Лесина. И Михайлов помог, но придумал версию, якобы Карпов умер, скончался, и вместе с женой Карпова они похоронили какого-то бомжа, а потом Михайлов познакомился с вами. Вот и все!
— А Лесин что? Дурак? Или идиот? — Юмашева затушила сигарету, ей сразу расхотелось курить, да она и не могла курить, боясь пропустить хоть одно слово.
— Лесин? Лесин точно идиот. Он нанял Карпова к себе на фирму, каким-то образом узнал, что тот бедствует, сначала Карпов у них работал, как программист. Затем Лесин склонил его к противоправной деятельности, ну и они начали мочить всех подряд. Лесин наяву и во сне видел, как подчиняет себе весь бизнес в нашем городе. К власти рвался. Сначала убрали конкурентов фирмы по приказу Кучинского. Затем Лесин решил убрать с дороги Кучинского. А когда Карпов пристрелил Сергея Петровича, Лесин задумал расправу над Карповым. Ведь это единственный свидетель Лесина, Карпов, вот Лесин и решил покончить с ним. Но ему не удалось, возраст, понимаете ли, староват оказался Лесин для киллерской деятельности. Самое смешное, он сам пошел на мокрое дело, приклеил бороду, усы, взял «Стечкина» и они вместе с Коваленко уговорили Карпова сесть к ним в машину. Лесин начал стрелять прямо в «мерседесе», но промахнулся. Карпов выскочил из машины и побежал, а Лесин за ним, но не догнал. Это был единственный прокол Лесина. Потом Лесин узнал, что Карпов умер. Он проверил, все сошлось, могила, кладбище, родственники. А Карпов испугался и позвонил в Москву Михайлову, тот приехал и решил помочь другу.
Гюзель смотрела на Ждановича и не верила своим ушам, казалось, что говорит кто-то другой, не молодой и красивый следователь, а импровизатор, сказочник, фокусник и манипулятор. К тому же очень талантливый, как правнук Игоря Кио.
— Ты хочешь сказать, что Михайлов не знал, чем занимается Карпов? — спросила она, загодя зная, какой ответ услышит.
— В том-то и дело, что не знал, — Жданович радостно замахал обеими руками. «Сейчас он похож на мальчишку, но не из детского сада, который так и не научился снимать пальто, — подумала Юмашева, глядя на восторженного следователя, — а на мальчишку из пионерского лагеря, впервые запустившего воздушного змея. Он радостно испускает вопли от одного вида взлетевшего вдруг чудовища, смастеренного собственными руками», — он думал, что Карпова преследуют за экономические махинации. И тогда он придумал гениальную идею, заживо похоронил своего друга. Кстати, Карпов подтвердил на допросе непричастность Михайлова к преступной деятельности.
— А Лесин, Лесин-то что? Неужели он поверил? — спросила Гюзель Аркадьевна, опять-таки зная заранее ответ.
— Поверил. Наталья Леонидовна весьма талантливо разыграла роль безутешной вдовы, Лесин ей даже деньгами помогал. Их часто видели вместе, особенно в первое время после похорон. Потом ему надоело ссужать ее деньгами, и он прекратил благотворительную деятельность. А жена Карпова вела двойную игру. Всего-навсего.
— А сын Лесина, Фима знал? Об отце знал? — она нагнула голову, зная, что ответит Жданович.
— Нет, ничего не знал. Фиму Лесин не посвящал в тонкости российского бизнеса, оберегал родное чадо. А вот Коваленко был подмастерьем у него, разрабатывал комбинации, снабжал информацией, убирал из милицейских учетов все, что касалось расследования, в итоге получалось, что все результаты расследования исчезали из компьютеров, учетов и дела зависали вечными глухарями. Так бы все и осталось на десятилетия, если бы не вы с капитаном Резником. Кстати, Коваленко и Лесин работали только с женой Карпова, а мать его ни разу не видели. Когда Коваленко узнал в Анне Семеновне мать Карпова, он чуть не умер. Она же у него была, заявление хотела написать. А он не захотел бабкой заниматься, даже фамилию у нее не спросил, не узнал, в чем суть дела, теперь волосы на себе рвет. И к Полетаевой Коваленко приходил. Она его уже опознала.
— А почему поменяли следователя? Почему Прошкин работал по делу вместо тебя? — спросила она, заранее зная ответ. «Наверное, Петя заболел или учился, вот Прошкин и подменил его на время».
— Я уезжал. — Жданович покраснел. — В свадебное путешествие.
— А-а, понятно, — сказала она, рассматривая румянец на щеках следователя, — а где Резник? Почему его до сих пор нет? — забеспокоилась Юмашева, оглядываясь на дверь.
— А он за майором-контрразведчиком поехал, сейчас приедут. — Жданович радостно кивнул на дверь, словно Резник вместе с майором уже стояли на пороге.
— Ну, Славочка, ну, карьерист. — Юмашева восхищенно округлила глаза. — Наш пострел везде поспел, кажется, это так называется.
— Капитан — молодец, он задержал Коваленко и жену Карпова. Не спит уже третьи сутки.
Жданович повертел в руках пластиковую бутылку из-под минералки и сунул ее в переполненную урну, доверху забитую мусором. Юмашева проследила за его движениями и подумала, что она устала так, что, кажется, проспит целую неделю.
«А пропади все пропадом, и эта собачья работа, и любовь с надеждами, и деньги, и их отсутствие, — подумала она, — завтра у меня все будет: новая жизнь с деньгами, новая любовь, новые надежды. Завтра, все будет завтра, а сегодня, пожалуй, надо поехать домой, отоспаться, как следует, и больше не думать ни о чем, только о подушке, о розовых снах, тех, что снились в раннем детстве. Мне хочется запускать воздушного змея в поднебесье, радоваться новым росткам в моей истосковавшейся душе, и вообще хочется жить, как живут миллионы женщин, знающих, что такое семейное счастье».
— Насколько я понимаю, допрос окончен? — спросила Юмашева, заранее зная ответ Ждановича.
— Какой допрос? — возмутился он, толкая урну под стол. Мусор рассыпался под его ногами, и Жданович полез под стол, он хватал обрывки бумаги руками и заталкивал их в урну, пытаясь создать видимость порядка. — У нас уборщица — сущая ведьма, ее не бывает целыми неделями, — сообщил он Юмашевой из-под стола, — потом является и всегда на меня ругается. А куда я дену мусор? У меня и без мусора дел полно.
«У него и без мусора дел полно, а всех ментов обзывают “мусорами”, пожалуй, мне здесь больше делать нечего, к тому же встретить днем бесстрашного майора — дурная примета. Всю ночь черти будут сниться».
Она достала пудреницу и посмотрела в зеркало, глаза сияли, словно кто-то неведомый вдохнул в них жизнь, Юмашева скорчила рожицу и высунула язык, провела пуховкой по щекам и носу, слегка тронула помадой губы.
— Петр, приятно было познакомиться. Пожалуй, я не буду ждать майора, поеду домой. Кстати, как там Прошкин? — она застряла на мгновение в дверях, вспомнив про незадачливого следователя.
— Карпов почему-то не убил его, пожалел, что ли? Скорее всего, кто-то вспугнул его, — задумался Жданович, оставив бесплодные попытки навести порядок под столом. — Прошкин выживет, он уже пришел в сознание, но еще в реанимации. Сильный характер! Сегодня поеду к нему, надо его опросить.