Сага о Головастике. Начало
Глава 1. Особая золотая память
Как я стал путешественником между мирами? Когда и как это со мной случилось? Ну и вопросы у вас. В детстве, конечно. Лет в восемь. Правильно говорить, в первом по счёту детстве. Но то, что их у меня было много, узнал я сравнительно недавно.
Как только приснится, что снова стал карапузом в школьной форме лимонного цвета, а вокруг открытый космос и рой золотых пчёлок – сразу понимаю, что… Нет, не родился заново, а всё… Опять всё начало повторяться. То есть, совершаться на новый лад.
Иногда сам себя в зеркале не угадываю, не то что свою одёжку или октябрятские значки, школьные эмблемы. Или ранец для учебников. Зато пчёлки всегда знакомые. Не раз… жалили, а потом в космос запускали.
Одинаковым всегда было только то, что и в первый, и во второй, да и в этот, третий раз, я был и остаюсь самым обыкновенным мальчишкой. Но о своих прошлых приключениях никогда не помнил. Или меня кто-нибудь заставляет о них не помнить.
Всё что в памяти сейчас, происходило в этом, в последнем детстве.
Само собой, я ни о чём таком никогда не догадывался. Хотя… Частенько замечал неладное. Например, знал многое наперёд. Умел всякое такое, чему никогда и нигде не учился. Всегда разговаривал и сейчас разговариваю заумно. Сколько себя помню, столько и умничаю. Но все эти странности объяснял себе врождённым талантом. Или дурной наследственностью, она, как выяснилось, у меня ещё та. А иногда думал, что предвидеть будущее умеет каждый человек.
Вот только до школы всё это со мной произошло или уже на каникулах после первого класса, наверняка сказать не могу. Я сейчас не о путешествиях, а об отправной точке. О самом начале, о шаге, после которого в очередной раз оказался в новой «колее».
До сих пор не понимаю, как такое возможно. Раз за разом возвращаться в малолетний возраст и проживать несколько лет заново. Но вернёмся к моменту последнего «перерождения», о котором и сегодня в памяти дырка от бублика. А в дырке яркая зелень, летнее тепло и соседские мальчишки, митингующие посреди улицы…
* * *
Помню, как все мы громко посмеивались над незнакомой девчонкой, появившейся в наших владениях. В нашем провинциальном частном секторе, укрывшимся от центральных улиц частоколом многоэтажек.
В те времена все города и городки неформально делились на мелкие княжества – на районы, которые вечно враждовали. Поэтому мальчишки всегда охраняли свои улицы от чужаков.
А девочка была в ярком платьице, с растерянной улыбкой на кукольном личике. По крайней мере, тогда мне так виделось. Смотрела на всех огромными зелёными глазами и очень серьёзно, без тени сомнения, отвечала на наши расспросы и колкости. Это внушало малоприятный трепет, похожий на страх, но все мы стыдились показать его, поэтому бодрились и подтрунивали дальше.
Вот тогда я и спросил эту умницу, знает ли она, сколько детей у неё будет или не знает. С чего вдруг о детях, в памяти опять ни зацепки, ни намёка. Скорее всего, захотел выпендриться. Или из-за того, что у меня в то время только что появился младший братишка, а я до самого его рождения ничего подобного от родителей не ожидал. Оттого в душе могла затаиться досада из-за неведения житейских премудростей.
Знать о следующем космонавте тоже было интересно, но личные вопросы всегда во мне вызывали настороженность. Поэтому захотел сбить с толку, а то эта девочка уж больно складно отвечала и знала, или врала, что знала обо всём подряд, даже о жизни на Марсе.
Взгляд её перестал блуждать по нашим лицам и замер на мне, после чего она строго спросила:
— А сам не боишься заглянуть в будущее?
— Какое будущее? Твоё или моё? — схохмил я тогда и сразу пошёл в атаку: — А ты, часом, не ведьма?
— А если ведьма, не забоишься узнать, что с тобой будет?
— Валяй. Только ручку золотить не буду. Ты же не цыганка, — согласился я без всякой охоты, а для оживления притихших дружков продолжил дурачиться: — Кто-нибудь ещё хочет погадать на судьбу, на детей?
В ответ дружки загомонили:
— Я хочу. И я. Мне тоже! Давай уже предсказывай, — и так далее.
Я, вроде бы, говорил всё это, что готов услышать о будущем, и говорил искренне, а сам почему-то пятился назад. Потом боком-боком и затерялся за спинами приятелей. А девочка с уставшими глазками по-взрослому вздохнула и, не обращая на меня внимания, на самом деле начала пророчествовать.
Она по очереди брала всех за руку, что-то шептала, о чём-то ненадолго задумывалась, а затем торжественно произносила:
— Две девочки. Девочка и мальчик. Два мальчика и девочка.
Участники предсказаний вели себя по-разному. Кто-то глупо и без остановки смеялся, кто-то озадаченно чесал затылок, кто-то нервно грыз ногти. В конце концов, подошла моя очередь, и я обречённо протянул зеленоглазке левую руку. Она недолго с ней повозилась, куда-то нажала, а потом удивлённо воскликнула:
— Ага! Вот он ты. Слава Богу, нашёлся.
После такого возгласа у меня внутри разом похолодело.
«Нашёлся? Я что, когда-нибудь терялся? Может это она за то, что сразу не подошёл за предсказанием?.. Что такого возомнила о себе эта фифа? Кто она на самом деле? Вдруг, по-настоящему ведьма?» — примерно такие мысли зажужжали тогда в голове, как осы над перезрелой грушей, и каждая пребольно жалила, когда ловил их по одной, чтобы хорошенько обмозговать. Отчего становилось ещё обиднее, ещё страшнее.
Когда справился с волнением, поспешил отшутиться:
— А вот и я. Самый многодетный марсианин в городе. О чём ещё мои инопланетные родичи проболтались?
Все вокруг замерли и уставились на предсказательницу, которая не торопилась поведать о моих детских количествах.
— Давай-давай. Ему тоже ребятёнков предскажи. Штук семь ему! Пусть порадуется, — загомонили дружки после неловкой паузы, но девочка и бровью не повела.
Выждала минуту, другую, пристально глядя мне в глаза, потом снова печально вздохнула.
— Ты пока не знаешь, что вот-вот сделаешься посредником. Посредником… Посредником между… Потом всё поймёшь. Скоро уже пробьёт твой час.
Предсказательница отвела взгляд и продолжила, как бы между прочим:
— А на счёт детей, сам смотри. Видишь, над запястьем появляется пара жилок? Они и означают два мальчика.
Зеленоглазка несколько раз отпускала и снова надавливала на моё предплечье, на котором две жилки то набухали, то пропадали.
— А девочки, это как? — поинтересовался я с какой-то стати.
— Девочки – это когда не жилки, не полоски надуваются, а шишки. Или округлые бугорки.
— А это что такое? — указал я на тень у самого локтя, возникавшую с нажатием на руку.
И тут гадалка задумалась, но было понятно, что она и об этом знала, просто, решала, говорить мне или нет.
— Это особый знак. Он указывает на то, что ты посредник между своим миром и… И ты несёшь ответственность за… За… Недалёк тот час, когда сам всё поймёшь, — неохотно объяснила девочка и смолкла.
Видимо рассказала она больше, чем собиралась.
Волосы у меня так и зашевелились от слов «ты посредник между своим миром и-и…» «И миром мёртвых, не иначе. Или ещё что похлеще», — вообразил я всякие страсти и ужаснулся.
Как бы там ни было, а дальнейшие воспоминания о том дне, как отрезало. Чем закончились наши потешные предсказания, куда подевалась зеленоглазая всезнайка, никто из нас не помнил.
Несколько дней меня подразнили наследником и марсианином, потом успокоились. Все почему-то услышали, что я не посредник, а наследник чего-то непонятного и не очень интересного для нас, шпингалетов.
Летом у мальчишек что дел, что впечатлений полным-полно и без гадалок с косичками. Но у меня в душе осталась твёрдая уверенность, что всё будет именно так, как предсказала глазастая девочка. Именно двое сыновей, а не дочек у меня когда-нибудь будет, и я посредник чего-то серьёзного и важного. А когда придёт время, себя проявлю в лучшем виде, и все ещё узнают обо мне.
В общем, дальше всё было с точностью до наоборот.
* * *
На моей улице прямо у соседского двора постоянно собирались окрестные дедушки и бабушки. Было самое начало 70-х годов. Старички беспечно шутили, обсуждали новости и сплетни, лузгали семечки, играли в дурака. Заодно присматривали за детворой, пока наши мамы с папами трудились на фабриках или заводах и изо всех сил строили социализм.
Специально для этого у калитки соседей, которые от нас через улицу, стояла большущая скамейка, вокруг которой была утоптанная площадка. Стол для игры в карты или домино приносили отдельно, когда находились желавшие в них поиграть.
В эту дружную компанию приходили многие окрестные пенсионеры, но и среди них встречались исключения. Отдельно за углом, на своей лавочке, так же часто восседали две интеллигентные старушки, которые всегда игнорировали наше беспокойное общество. И только когда я стал постарше, моя бабуля объяснила, почему они не общаются с этими дамами.
— Это же комсомолки. Они добрых людей раскулачивали, а детки их потом с голоду умирали, — высказала она с удивлением, после чего глаза её стали злыми, потом взгляд остановился, и слёзы так и полились без остановки.
Должно быть, она вспомнила те далёкие времена, и ей отчего-то стало нестерпимо больно. После этого случая я начал побаиваться разговаривать с бабулей.
В то время было не принято вспоминать при детях о том, что пережили их деды и прадеды, да и родители тоже. Так и в моей семье никогда не говорили, что дедушку с бабушкой когда-то объявили кулаками и раскулачили. То есть, забрали всё, что у них было, и даже из собственного дома выгнали.
Впоследствии родители не раз инструктировали меня, что можно и нужно говорить в школе, о чём писать в сочинениях, анкетах для пионерии, комсомола, и так далее. По всем бумагам я был «из рабочих», и тогда это было правдой. Отец трудился токарем на заводе, а мама на фабрике упаковщицей продукции. Но история моя не об этом.