Посчитал собравшихся по головам и выяснил, что придётся подождать ещё троих, а потом можно будет послать за дедом. После сел, расслабился и начал огрызаться, принимая участие в мальчишеском пустобрёхстве.
Когда подошли остальные Александры, и вся наша возня затихла сама собой, я понял, что все настроены серьёзно, и пришла пора звать деда. Встал, проверил закрытые лазы и решил сам доложить о готовности к инструктажу.
Выскочил во двор и нос к носу столкнулся с дедом.
— Не глухой. Слышу, что угомонились. Приготовились, значит, — недовольно проворчал старче.
Поравнявшись со мной, он замахнулся костылём и смешно потряс им над моей головой. Показал с какой «ненавистью» меня любит, а потом, как ни в чём не бывало, продолжил путь.
Все Александры стояли на своих местах, и дед, кряхтя и жалуясь на нас доброй тётеньке, с довольным лицом взгромоздился на табурет.
— Садитесь, — отдал он короткую команду и, покосившись на меня, дождался, когда устроюсь напротив.
— Хочу всех поздравить с тем, что оправдали ожидания и сдали экзамен на пригодность к нашему делу, — спокойно и буднично произнёс Павел. — Значит, и мы, старики, не ошиблись, когда сватали вас девчушке-старушке.
После такого поздравления за столом пробежал шепоток, выражавший недоумение, и сразу затих, но я успел расслышать чью-то фразу: «Жениться теперь на ней, что ли?» Но смеяться никому не захотелось.
— Потом узнаете правду и, возможно, невзлюбите меня старого, а покуда начнём беседу. Сегодня я могу рассказать о вашей работе. Стало быть, вы все теперь штатные посредники, значит, глаза и уши каждого будут использованы мирами на полных основаниях.
Здесь дед сделал паузу, видимо ждал, что начнём задавать вопросы, но никто не проронил ни слова. Просто, замерли все с открытыми ртами и моргали ничего не понимавшими глазками.
— Что, некому спросить про уши с глазами? Ну и ладно. Продолжаю. Теперь поделитесь на три четвёрки: с первого по четвёртый мир – одна, с пятого по восьмой – другая, с девятого по двенадцатый – третья. Это для того, чтобы всем скопом не бродили и людей не пугали. А ещё за тем, что объять необъятное невозможно, и меняться папками и мамками вы промеж своих четвёрок будете.
После научу, что да как. Может, поболеть придётся в соседних мирах, симулируя. Чтоб обвыкнуться там, значит.
Для чего это нужно? Это я вместо вас, онемевших от страха, спрашиваю. А в том и заключается наша работа. Ходить, глазеть, слушать. Как только в соседнем мире увидели что-нибудь, несовпадающее с вашим, и отметили это у себя в дурьей башке, или просто удивились той непохожести, знайте: вашими глазами именно сейчас ваш мир на эту разницу глазеет и на ус мотает. А ежели местный мир не занят тем же у братца, то и оный следит за реакцией посредника от ближайшего родственника.
Как потом они сговариваются и приводят всё в порядок, как избавляются от различий, того неведомо. Может, они тоже садятся в чьём-нибудь сарае и балагурят, с них и такое станется. Для чего это им нужно, я уже объяснял. Покрепче хотят иметь братские узы, чтобы держаться за мамку пуповинами. А младшие уже будут равняться на них и в свою очередь держаться с последующими, сколь бы много их ни было.
Скучная работа? Возможно. Но с этого малого всё начинается. Как только за лето обвыкнетесь, снова всех соберу и отвечу на вопросы, а сейчас должен сказать важные вещи.
Вам нужно научиться испрашивать у мира, в котором находитесь в гостях в одиночестве, или у своего мира, когда к вам братья нагрянули, и вы бродите по нему гурьбой, особой и тайной услуги.
Здесь все заёрзали, будто знали наперёд, что дед выдаст нечто, куда интереснее, чем прогулки с глазасто-ушастыми миссиями и подменами мамок и папок. Я тихонько цыкнул на братьев и, недоумевая, что же там остальные знают о дедовых намерениях, сосредоточился на инструктаже.
— Я говорю об отводе глаз, — невозмутимо изрёк Павел. — Чтобы было понятно, рассмотрим на примере. Почему одному человечку можно зайти в чужую конюшню и увести самого бедового жеребца, и всё это на глазах у хозяев, и ничего ему за это не будет? А другому за один только взгляд на чужую уздечку кровопускание из носа сделают?
Отвечаю: потому, что хозяева те всё видят, а вот понять, что происходит, не могут, так как глаза у них отведённые.
Это так промеж людей говорится, а как по-настоящему происходит, и сам не знаю. Может, мозги людям отводят, а не глаза. Только когда мы просим мир о помощи, чтобы на нас никто внимание не обращал, так и говорим ему. А сейчас…
— Вопросы? — быстро спросил кто-то из новоиспечённых посредников.
— Запоминайте, как просить об этом чуде, — продолжил дед, будто ничего не заметил. — Эта просьба одна из многих, о которых узнаете в своё время, но она не последняя по значимости, а стало быть, внимательно слушаем.
Дед встал с табурета и показал мне глазами на комод. Я понял, что потребовалась тетрадка и ручка, и махнул десятому, который сидел к ним ближе всех. Тот тоже смекнул, о чём речь, и уже через минуту я был во всеоружии.
— «Мир мой родной, от глаз нас сокрой». Это, когда к нашему Александру нагрянуло трое его подопечных, и он просит двенадцатого сокрыть братьев от чужого глаза и от других напастей. Уразумели? Привожу другой пример: «Мир чужой, от глаз меня сокрой». Это наш Александр явился к одиннадцатому в гости, когда того рядом нету, а обстоятельства требуют, чтобы посторонний глаз его не узрел.
И если, к примеру, несколько человек собралось в чужом мире, а коренного посредника промеж них нет, они так и просят: «Мир чужой, от глаз нас сокрой». А когда знакомо дунет теплом, сразу не торопитесь бежать, а вдруг это шутка?
Сначала удостоверьтесь и спросите у прохожего, не видал ли тот ваших братьев. И когда он скажет, что не видал, а те гурьбой рядом стоят, отвод сработал. А ежели он выпучит глазки и пальцем укажет на иродов, рядом торчащих, не сработал. Они любят шутить, но и дело своё знают, конечно, и не обижают в чужом мире.
А если вы сначала дров наломали, а потом опомнились, что вас видели за этим занятием, тогда уж своими словами просите мир, чтобы все его жители враз забыли о том, что было. И надейтесь на доброе к вам отношение. Но только доводить до такого непозволительно.
А теперь, поговорим о несчастьях, которые могут с вами произойти в чужих… Да и в родных вам мирах тоже. И такое бывает.
После этих слов все хором ахнули и вытаращили глаза ещё больше. А дед продолжил поучения.
— Взбрыкнёт ли ваш мир, или какой братец его непутёвый подшутит над вами, а заодно над ним, и закинет вас в место незнакомое, где станет вам до жути страшно, на этот случай запомните следующую просьбу: «Мир чужой, верни меня домой».
А если шутник не опомнится, тогда уж кликайте родной мир по номеру. «Мир двенадцатый, мой родной. Возверни меня горемыку домой». И всё это нужно говорить стоя или лёжа, без разницы, так как всякое случается, а вот глаза должны быть закрыты накрепко.
Чего бы там вокруг вас ни происходило, до того вам и дела никакого нет. Пусть там звери хищные собрались вами обедать, вам всё нипочём. Это если мир точно не ваш. В том уверенность обязательная должна быть, чтоб точная она была и безоговорочная. А то, может, это чужой мир взял, да и закинул вас, в зоопарк в вашем же мире, тогда беда настоящая. Подлинная беда.
Но не расстраивайтесь, не должны они рисковать вашими жизнями. Попугать, поиздеваться – милое для них дело, а изводить со света белого – никак нет. Мамка им такую трёпку устроит, что полетят клочки да щепки.
Ну что, успокоились? Не сильно напугал вас?
Мы с облегчением выдохнули и наперебой застрочили вопросами, восхищениями и прочими словесами, а дед сидел и расчёсывал пальцами бороду.
Я понял, что путешествия в другие миры возможны, и происходят не только по доброй воле, но и по принуждению. Неясно было одно, как попасть в эти миры. У двенадцати братьев-миров всё просто: нырнул в подвал и вынырнул, где тебе нужно. И в пещере происходит то же самое. А вот как попасть в мир, который дальше двенадцати, а, самое главное, как потом вернуться обратно?
«Какое-то несоответствие получается. Миры могучие и на всё способные, а если это так, почему нельзя попросить перекинуть меня из дома в Краснодар, к примеру. Или сразу на берег Чёрного моря. Попытаю старого позже. Никуда не денется, голубчик. А если он не может ничего сказать? Просил же не спрашивать ни о чём, и смерть не приближать», — поразмыслил я и улыбнулся, вспомнив о яблочке.
— Поглядите на него. Сидит и скалится, и всё ему нипочём, — вернул меня дед из фантазий. — Все волнуются, переживают, вопросами сыплют, а их начальник лыбится.
Павел недовольно вытаращился на меня заборным взглядом, а я продолжил ухмыляться.
— Не поделишься с коллективом? — решил он дознаться, чему такому я улыбаюсь.
— Не могу. Тогда тётенька добрая к тебе в гости соберётся, — сказал я только нам с ним понятные слова и скорчил рожицу.
— Ты об этом? Тогда ладно, — угомонился дед, и не стал расспрашивать, а только цыкнул на всех, чтоб затихли, и не болтали ни о какой тётеньке. — Продолжаем. Я ещё не допел свою песню.
После этого я краем глаза поймал недовольные взгляды в свою сторону, а Павел продолжил инструктаж.
— Про четвёрки всё понятно? Кто в них старший тоже? Повторюсь: четвёртый, восьмой, двенадцатый. Двенадцатый так же заглавный над всеми и мой прямой связной. Если рот открыл он, значит, мои слова вам на уши сыплются, стало быть, задания выполняем беспрекословно. Если что-то неразумное лепетать станет, сперва исполняете его поручение, а потом спрашиваете или жалуетесь.
А теперь настало время поговорить про подвал.
Снова все затихли, и в этот раз я вместе со всеми раскрыл глаза и уши для внимания, а рот для удивления. Будто мне уже слышались диковины и невидали в ещё несказанных дедовских словах.
— Ежели вы набедокурили и спасаетесь бегством, для порядка вам требуется накрепко запечатать за собой подвал. Это для того, чтобы злыдни, вас преследующие, остались с носом. Когда говорю «запечатать», имею в виду совсем не крышки лазов, а сами проходы в соседские миры.