— Бывал. С отцом на рыбалку там проезжаем.
— Значит сам найдёшь наше место заветное. Встреча с собой там состоится. И так двенадцать… То есть, одиннадцать раз. Вас же, пострелов, как апостолов у Христа. Пещеру нужную сыщешь, и всё, — дед перестал улыбаться и, пока я растерянно моргал глазами, на полном серьёзе продолжил: — Куриная пещерка, не ошибись. Там их теперь много стало. Бабки туда за ракушкой ходят. Знаешь, зачем бабкам ракушка нужна?
Коленки затряслись от одной мысли, что придётся одному ехать не просто за город, а за Старую станицу. Тут ещё дедовская страшилка о дюжине апостолов. Мне и без них уже тошнило. Никак не мог представить, как можно несколько раз встретить самого себя, и решил, что дед бредит. А Павел продолжал издёвки:
— Не робей, пехота. Не помрёшь. Разве что от страха. Штаны, значит, запасные с собой бери.
И звучали его слова, как ласковый расстрельный приговор.
Ладно бы не согласиться рисковать велосипедом, чтобы не отобрали в чужих краях. И потом не получать подзатыльники от родителей, упрёки от друзей, которых не позвал на приключения. Но отказаться от встречи с тайной, а, главное, с пещерой, было выше моих силёнок.
«Поеду, и будь что будет», — отмёл я сомнения, но решил подстраховаться. Узнать обо всём, как можно больше, чтобы не сплоховать из-за какой-нибудь мелочи.
— Подробнее изложить можешь, деда? Куда это ты меня, неполного второклассника, посылаешь? Я конечно любознательный. Умный. Читать задолго до школы научился, стало быть, точно умный. Но не рано ли это мне, такому умному и… Маленькому?
Дед погрустнел. Улыбку с бородатого лица словно ветерком сдуло. Он не торопясь откашлялся и изрёк:
— В том только моя вина, извини. В холодное время вас там собирать не посмею, а вот перезимую или нет, неизвестно. Так что, рисковать придётся тебе и рисковать прямо сейчас. И не такой уж ты малец. В магазин же сам бегаешь? А в школу тебя мамка, что ли, за ручку водит?
— Магазин или школа – это одно. А станица с пещерой – другое, — рассудил я и, скрепя сердце, согласился на авантюру, чреватую не только сногсшибательными приключениями, но и телесными огорченьями от отцовского ремня и мамкиных подзатыльников. — Если не перезимуешь, тогда ладно. Съезжу, так и быть. А кто там ещё будет? Чтобы я не очень растерялся.
— Да ты и будешь, чудак-человек! — взревел дед белугой и закатил глазки, точь-в-точь как наша учительница. — Сколько раз повторять? Ты посредник. И ты не один такой. То есть, здесь ты один, конечно, а там ещё одиннадцать таких же умников завелось. По одному на свой мир. А всего вас двенадцать. Понятно?
Тут я пожалел, что согласился ехать в пещеру. Просто замерло всё внутри от дедовых шуточек. Потом решил, что Павел от старости тронулся умом, и собрался от него сбежать. А про зеленоглазую девочку с её двумя сыновьями пообещал забыть и никогда не вспоминать.
«Это же надо. Двенадцать миров, а я посредник какой-то. И не учиться, и не говорить никому. Фантазёр, а не дед», — думал я и дрожал от волнения, но дедовский взгляд не предвещал ничего, с чем можно было не соглашаться.
Наоборот, стариковские глазки так и вещали: «Пощады не жди, внучек. Всё сделаешь, как миленький. Без отговорок. Шагом марш в пещеру, и никаких гвоздей!»
— Деда, ты часом не заболел? — начал я жалобно. — Может голова у тебя кружится?
— Я тебе сейчас покружусь! — рявкнул в ответ бородач. — Тебе русским языком говорю: ежели…
Неожиданно дед закашлялся, как чахоточный, но как-то не взаправду. Должно быть крепко задумался, что такого мальцу дальше наговорить, чтобы он не штаны со страху замарал, а дело нужное сделал.
— Ладно. Тренировку тебе устрою. Готов? Чтоб обвыкся с неизбежностью предназначения, — наконец, подобрал он нужные слова.
Глаза у деда стали хитрыми, а набежавшая злоба мгновенно испарилась. Но даже от этих слов мне легче не стало.
— Прямо сейчас тренировка? Не завтра, не через неделю, а прямо сейчас? — опешил я от очередной напасти и окончательно размяк.
Замотал головой и начал отнекиваться, но дед успокоил.
— Добре, добре. Не можешь сразу, потом сделаем. Время пару недель у тебя есть. А сейчас мне помощь нужна. В подвал слазить можешь? Ты не думай плохого. Тебя там никто не укусит и не закроет. Собак я не держу. Вернее, они у меня не держатся. Привяжу – воют и дохнут, а не привяжу – сбегают. А я тебя обожду на скамеечке. Ноги уже не ходят почти. Так что? Уважишь деда Пашу с его бабой Нюрой?
Мне бы тогда задуматься, почему стариковские глазки, как были хитрыми, так и остались, но в благодарность за отложенную тренировку, я выпалил:
— Мигом сделаю. Только покажи, где подвал.
— Ладно-ладно. Инструкцию получишь в подробностях, — чинно выговорил дед и приступил к изложению просьбы: — Идёшь во двор. За времянкой свернёшь направо. Там сарай со всяким хламом. В полу сарая увидишь люки в подвал. Так ты в левый залезай, а из правого вылезай. Чтобы не перепутать, там лестницы разные. Одна чёрная, другая зелёная. Не заблудишь? Чёрная – слезаешь. Зелёная – вылезаешь. А что принести, у Нюрки поспрошай. Только, чур, ничему не удивляться.
Я кивал, стараясь всё запомнить, но в голове поместилось только начало задания, а последние слова… В общем, от волнения места в памяти не хватило. А дед тем временем уже похлопывал меня костылём по спине и напутствовал:
— Готов, значит. Ну, с Богом.
В последний момент я заподозрил неладное, но все мысли были заняты инструкцией, как дойти и куда залезть.
На негнущихся ногах вошёл в незнакомую калитку. Прокрался мимо дедовой белёной хаты. Скромной, но ухоженной. Поглазел на крыльцо, что было вровень с землёй. А когда собрался сворачивать направо за времянку, вспомнил о неведомой бабе Нюре. Спохватился и виноватым голосом позвал:
— Баба Нюра!
Откуда-то издалека кое-как расслышал в ответ:
— Клубничную-у! Литровую-у!..
На секунду показалось, что голос бабуси донёсся из соседнего двора.
Потихоньку подошёл к сараю. Добротному, но полному старых запылённых вещей. В первую очередь огляделся вокруг.
Дедовский двор плавно, без всяких заборов переходил в огород. Никого не было ни за сараем, ни за времянкой, ни в огороде. Даже если бы баба Нюра хотела меня запереть, она бы никак не успевала добежать до сарая. А если успевала, у меня был шанс услышать её и выскочить во двор. Так я себя успокоил и шагнул в сарай. Не стал долго водить носом по сторонам, а быстренько спустился в левый лаз по чёрной лестнице.
Подвал оказался довольно глубоким. Я поместился в нём в полный рост, а вот дед, скорее всего, сгибался в нём в три погибели, когда сам за вареньем захаживал.
В полумраке начал шарить по деревянным стеллажам. Банок оказалось много. Полки были почти полными. Покосился с подозрением на лазы, прислушался – ничего. Глаза привыкли к темноте, и сквозь стёкла банок я без труда различил ягодки. Взял клубничную литровую и ходу по зелёной лестнице вон из подземелья, вон из сарая.
Выскочил во двор и сразу осмотрелся. Всё в порядке, всё тихо. Немного успокоился и, важно чеканя шаги, отправился в обратный путь. На ходу вспомнил, что банку нужно отдать бабе Нюре, и весело завопил:
— Баб Нюра! Куда клубничную?
Баба Нюра оказалась на улице. Сидела на месте деда Паши и улыбалась.
— Так вот ты какой, Александр. Ну, давай литровую сюда.
Я безвольно протянул банку и уставился на новую знакомую.
— А дед куда делся?
Мысль о том, что Павел оказался шустрым и успел убежать в хату, пока я лазил в подвал, смутила и встревожила.
— А дед просил тебя сходить домой и позвать себя из дома, — как ни в чём не бывало сказала бабушка.
«Позвать себя? Я что похож на дурака?» — не успел я опомниться, как бабуся продолжила:
— А тренировка уже идёт. Ты уже не дома. Обманули дурачка-а! — нараспев выговорила дедова жёнушка и натужно рассмеялась.
«Что за бред», — удивился я про себя, но спорить со старушкой не стал и поковылял до дома.
А ненормальная бабка ещё и вдогонку напутствовала:
— Сам во двор не входи! Как этот, другой «ты», выйдет на улицу, сразу ко мне беги. Я тебя тут дожидаться буду…
Отмахнувшись от полоумной бабульки, я чуть ли не бегом помчался домой.
«Что если всё правда, и второй я существует?» — начал запугивать сам себя и, замедлив шаги, с подозрением огляделся по сторонам.
— Вдруг я сейчас в сказочном зазеркалье? — продолжил нагонять страхи.
Но улица была, как будто, моя. Деревья, дома, дворы – всё то же самое. Ничего не изменилось.
Медленно, но верно родной двор приближался. Вот и калитка. Хлопнул её ладошкой разок, потом другой. Собака Кукла лениво тявкнула.
Тишина. Недолго поколебавшись, робко позвал:
— Санёк, выходи!
Кукла тявкнула снова. Уже взялся за щеколду калитки чтобы войти во двор, как вдруг услышал:
— Сейчас. А кто это?
Голос был мальчишеский, звонкий, но незнакомый.
— Ко мне припёрся и меня же ещё спрашивает, — подосадовал я негромко, а за калиткой снова послышался тот же голос.
— Уже бегу.
И тут во мне щёлкнуло: «Вдруг дед с бабкой не врали? Вдруг это другой я?» Ноги сами понесли меня по тротуару вдоль соседских заборов в сторону перекрёстка.
Когда щеколда калитки звякнула, я был уже в паре дворов от родного участка, но не оглянуться не смог. На бегу неуклюже повернулся и увидел мальчишку точь-в-точь себя самого, растерянно глядевшего вслед.
Тут я то ли споткнулся, то ли ноги подкосились. В общем рухнул со всего маху на тротуар.
Коленки и локти всмятку, слёзы из глаз с искрами вперемежку, в ушах звон, а парнишка стоял и таращился на мои злоключения.
Ужас, сковавший меня, никогда бы не кончился, если бы не спасительный голос издалека:
— Алекса-андар! Ходь сюда!
Мигом вскочил на ноги и поковылял на зов.
«Куда теперь идти, если домой нельзя? Я-то уже дома», — только и мог тогда думать, а хитрая бабуля снова пришла на подмогу.