Жестами спросил у Александров, нет ли кого дома и, получив отрицательный глухонемой ответ, вошёл.
— Здоров, бояре! — приветствовал напарников, накрепко выучив мужичий урок, только вот, где мне поклоны били и кто, так и не вспомнил.
— Старшой? Двенадцатый? — поинтересовались рожицы, а потом поздоровались.
Я задумался: «Где третий? Смеяться со всеми наравне он не может. Он же заболевший и пострадавший».
— Понял, что поддержать брата пришли. А где он сам, кстати?
— Кто? Кто? Кто? — хором стрельнули в меня футболисты.
— Второгодник наш. Третий.
— Я третий. Александр из этого мира, — доложил один из близнецов.
— Ну, слава маме… А я думал, ты в трауре. Раны боевые зализываешь. Кто тут с тобой? Из твоей четвёрки?
— Я первый, — представился один.
— Я четвёртый. А нашего второго его третий батька куда-то увёз. Мы думали, это он сбежал, а это ты с Куклой здороваешься, — доложил четвёртый, и все хором так и покатились со смеха.
— Теперь расскажите, что тут у вас? Как с отводом глаз, всё работает? И не дурачьтесь с этим, не шутите без надобности. А то меня этот мир прямо у сарая оплёвывать начал.
— Это он предупреждает о сокрытых, которые уже имеются, и спрашивает, присоединять к невидимкам, или нет, — сказал первый Александр.
«Теперь первый. Сегодня все меня поучают. Я-то самым безграмотным оказался, а думал тайны кой-какие выведал да сны-мороки посмотрел ушами и телесами, уже стал всех умнее».
— Говорите, замену третьему… Извини, твою. Куда-то повезли, и вы не знаете куда?
— В психушку его повезли за ушко, — схохмил четвёртый.
— Не слушай его. Второй сейчас на поводке вместо третьего. А самого третьего одного больше не оставляют и везде с собой возят, — снова доложил Александр номер один.
— Конечно. Устроили в прошлый раз погром и разошлись, а я потом прибирал, — пожаловался третий.
— Какой погром? — опешил я. — Вы уже не в первый раз собираетесь?
— В третий. Ха-ха-ха! Уже разок порку ремнём смотрели. Как в кино! Ха-ха-ха! — прогоготал четвёртый вместо ответа или вместе с ответом.
Я выпучил глаза от удивления и, наверное, открыл рот, чтобы о чём-то спросить, но самого вопроса задать не мог, пока на выручку не пришёл первый.
— Мы у сарая сговариваемся, кому вместо третьего вставать, а кому невидимками быть, и только потом просим мир о сокрытии. Была тогда моя очередь, и получил я по полной у всех на глазах. А они смеялись в голос и из комнаты не выходили. Я-то зубами скрипел от боли, а сам лыбился вместе с ними. Третий папка так расходился ремешком за мою ухмылку, что до сих пор чешусь.
— Зато первый у нас всегда первый, — прервал жалобы Александра четвёртый братец. — Ей Богу, как в кино!
— Ничего, мы и тебя подловим, — пригрозил ему первый.
— Нет-нет! — запротестовал третий. — Вам начудить и в подвал, а мне расхлёбывать. Спасибо за поддержку, конечно, но я и так целыми днями улыбаюсь. А мне, между прочим, на второй год оставаться, и на лице должна быть трагедия, а не комедия.
— Вижу у вас всё в порядке, — сделал я вывод. — Главное, не переусердствуйте. И с миром общайтесь вежливо, договорились?
— Всё в порядке на нашей грядке. Да-да, все пароли под контролем, — заверили меня товарищи в их адекватности.
— И спасибо за науку. Теперь знать буду, как отвод глаз работает, и как мир о нём предупреждает, — признался я народу.
— Я сообщу, когда всё выяснится. Ну, с решением оставлять меня на второй год, — пообещал на прощание третий.
— Хорошо. Я до того ещё зайду. Ладно, до встречи. Мне ещё сегодня шестого проведывать. Бывайте, — попрощался я и отправился ко двору бабы Нюры.
* * *
— Мир Даланий, спасибо, что принял и предупредил о братьях. Спасибо, что не строг с ними. Они хоть дурачатся, но работу свою знают. Конечно, ежели что, ты их морозцем по темечку, чтобы образумились. А мне разреши обратиться с просьбой: прошу отправить меня к Реводию, шестому по-нашему, — прошептал я благодарность и пожелание у двери сарая и, после поклона, отворил их.
Всё прошло тихо и спокойно. Вошёл в сарай, спустился в левый лаз и вылез в правый. Старался ни о чём постороннем не думать и сразу по выходу сверил цифру на двери. Мир оказался шестым, и я обратился к Реводию.
— Здравствуй, мир Реводий. Разреши пройти к Александру, чтобы проведать. А если у тебя в гостях нет никого из близнецов, сокрой его и замени мною.
О том, из-за чего шестой пострадал, уточнять не стал. В лицо не плевали, не дышали, и я спокойно проследовал по назначению.
«Если сокрытие так хорошо работает, зачем дед деньги на маски давал? Неужели только для дисциплины? А я, когда в сквере возню затеяли, боялся, что нас разоблачат. Получается, нам и без масок можно играть? Хоть в футбол, хоть в хоккей. Да хоть во что.
Представляю, как мы на настоящем стадионе бегаем по шестеро в команде и мяч пинаем. Можно и на школьном, конечно. Он поменьше, поэтому удобней будет, и бегать недалеко от ворот до ворот. Только, как это выглядит со стороны? Одиннадцать сокрытых лоботрясов, один не сокрытый, и все гоняют футбол? А что люди увидят? Как один идиот бегает и мяч догнать не может? Кто-то невидимый пинает, получается? Ерунда. Такое преставление народу ещё больше соберёт, и никакого отвода глаз не получится. Может это по-другому работает? Может, люди видят нас всех, а вот то, что мы одинаковые, не понимают?
Решено. Как всё успокоится, организую товарищеский матч, чётные мировые посредники против нечётных.
Лишь бы со второгодниками всё мягко прошло. Умнеть им сразу нельзя будет, а то в сентябре перепроверить могут и запросто обратно в четвёртый класс спровадить. Это уже толковее мысль, чем про футбол.
Хотя и в футболе польза будет. Вдруг не все ещё в отводе глаз уверены, как в первой четвёрке? И я сегодня не сразу себя храбрецом почувствовал, хотя никого вокруг не было.
Решено. Играем в сентябре. И миру, в котором близнецов соберу, так и объясню, мол, для работы нужно, чтобы все уверенность обрели в его хорошем к нам отношении. Вдруг что случится, а мы от страха с мокрыми штанами будем, и до помощи дело не дойдёт. Нет-нет, сумею с миром объясниться».
— Сумею, — высказал я вслух.
— Что сумеешь? — спросил у меня Александр, гулявший по улице с братом Сергеем.
— Шестой? — уточнил я осторожно.
— А кто же? Кого ты здесь встретить собрался?
— Кого, кого. Футболистов, — отшутился я, а потом продолжил разговор: — Как сам? Из четвёрки приходили?
— Приходили, — буркнул будущий второгодник.
— Не обижайся. Я только что у третьего встретил всю его банду-команду и… В общем, едва штаны не замарал от ужаса. А потом чуть от смеха не лопнул. Они жребий промеж собой бросают, кого ремнём угощать будут, а…
— А я всех прошу за меня не беспокоиться, и всё делаю сам. Всё, что досталось, принимаю и не хнычу, — прервал мои бравые речи напарник.
— Посмотрите на него, какой колючий. Все вроде одинаковые, но все такие разные, — сказал я скорее себе, чем брату. — Ты только не расстраивайся. Помни, что злоключения в августе не кончатся. Ты не скоро в норму войдёшь.
— Я и сейчас в норме. Только другие этой нормы видеть не желают, — подосадовал шестой.
— Или не могут, — поддержал я его мысль.
— Что не могут?
— Не могут твою норму видеть. Им глаза надолго от твоей нормы отвели. Чтобы с гарантией. Чтобы тебя посреди учебного года не разглядели и не отправили в четвёртый класс. Так сказать, на радостях умственного выздоровления.
— Я что, дурак? Снова так мучиться? Дудки! На второй год я только один раз согласен. Для дела. И никто меня после августа не заставит в четвёртый идти. Ни за что. Я им такое умопомрачение покажу, такое…
— Что все аплодировать будут и «браво» кричать, — вырвалась у меня неуместная шуточка.
Шестой сначала вытаращился, но потом понял, что про аплодисменты говорю несерьёзно, и заулыбался. После этого я поделился с ним планом футбольного матча и в красках расписал всё, что творилось у Александра-третьего.
Когда он оттаял и перестал чувствовать себя жертвой, я попрощался и обязался зайти до его пересдачи за третий класс.
Перед уходом поблагодарил мир Реводий за помощь и попросил стрельнуть мною в родной двенадцатый мир.
Глава 24. Контузия
— Что ты мечешься по хате, как малахольный? Шило в заду? Ждал, что их к медалям представят? Ну, не пересдали экзамен на зрелость к средней школе, так ты другого чего ждал? Миры подровнялись в этом вопросе, теперь новой беды жди, — ругался Павел за мою непоседливость, когда я то и дело вскакивал с табурета и начинал мерить шагами его жилище.
А мне опять чего-то не хватало. «Ну разобрался с второгодниками… Может не я, а само утряслось. Родители их не разлюбят за это. Наоборот, внимательными будут, а не ремешком стегать, как строптивых лошадок.
Вон, что доктор им прописал, чтоб никаких наказаний. А то детские травмы что-то там, что-то там. Нельзя человека бить, тем более ребёнка, и грамоту в него вколачивать.
Нужно будет мамке такое сказать, когда заставит переписывать. Уроки я и так назло учительнице учу, только вот, не огрызаться ей, пока не получается. Так это месть за первый класс. За то, что усаживала на свой стул и заставляла для класса букварь читать, а сама…»
— Что молчишь, ирод? Ты сюда спать пришёл? Доложил «всё в порядке» и в обморок? — возвратил меня дед назад, к лучшей жизни.
— Всё, приехал. Как поживаешь, когда за нас переживаешь? — ощетинился я невидимыми колючками, так, на всякий случай.
— Переживёшь тут за вас, как же. Что, работа-забота закончилась? Или что другое на ум взбрело?
— Я же не спрашиваю про твой алярм. Вот и ты имей уважение к моему положению, — сошёлся я с дедом в очередном разговорном поединке, как самолётчик с другим самолётчиком в воздушном бою.
— Видали этот жёлудь? Совсем заматерел? Со стариком справился? А с работой как? Поскучнела, опостылела? Я тебе сейчас… А я тебя Калику зашлю искать. Последнейшего. Иди и ишши!