Кроме пятака и десятикопеечной монетки, ничего не нашлось, да и те я таскал с собой на всякий автобусный случай.
— Давай пятак, — скомандовала Стихия. — Подержи… Сам потом его назовёшь.
Я протянул монету девчушке и нехотя взял у неё щенка с мутными слезившимися глазками.
— Смотри на руки, — скомандовала Стихия и начала представление. — Миры делают такое же, но в крупном масштабе. Следи за руками.
Она крепко зажала пятак в кулачке. После этого второй ладошкой обняла кулачок с пятаком и с силой сжала пальцы вокруг него. Потом энергично затрясла руками вверх-вниз, а я увидел необъяснимое зрелище: обе руки срослись друг с дружкой кулачками так, что стало не разобрать, которая из них вокруг, а которая внутри с пятаком.
Я мигом подскочил и заморгал, пытаясь осмыслить происходившее.
— Конечно, таким можно удивить даже после живого винограда, — выразил восхищение.
— Дальше смотри, — скомандовала Стихия и коротко тряхнула сросшимися кулачками.
Руки разъединились, и она продемонстрировала два кулачка.
— Ха-ха-ха. Это мой Туман смеется, — сказал я и поймал себя на том, что уже окрестил щенка. — Это я пёсика назвал за туман в глазах.
— Смотри, дубинушка, — велела Стихия и разжала кулачки, продемонстрировав на каждой ладошке по пятаку.
— Класс, — восхитился я. — А ещё раз можешь?
— Чтобы на мороженое хватило?
— Вдруг ты свой пятак подсунула? — схитрил я.
Девчушка сложила оба пятака в один кулачок и повторила фокус. Дёрнула сросшимися руками, разделила их и снова продемонстрировала две ладошки. На каждой по два пятака.
— Опять не веришь? Можно ещё раз, — сказала она и снова сложила пятаки в один кулачок и в третий раз начала фокус.
— Теперь ангину заработаю, — рассмеялся я. — Лучше словами объясни.
Покончив с фокусами, Стихия протянула мне горсть монеток.
— Получи сорок копеек. Смысл поймёшь, когда время придёт. А сейчас тебе собираться пора. Кстати, о чём мы условиться должны?
— Тренировка должна была… А я сейчас верёвку-невидимку увижу? — вспомнил я о цели визита.
— Не только верёвку. Всё, что тебе можно, пока не подрос, всё теперь увидишь. Страшного ничего. Айда к засохшей берёзе, — позвала фокусница по имени Стиха и побежала.
— Теперь ты Стиха! — крикнул я вслед, потом покрепче прижал притихшего Тумана и рванул за девчушкой.
Когда сбежал с крыльца и проследил за зеленоглазкой, сразу увидел высоченное дерево с напрочь отсутствовавшей макушкой и одним-единственным сучком, торчавшим почти над входом в пещеру. На сучке было закреплено приспособление в виде колёсика, как от детского велосипеда. В обод колеса была заправлена верёвка одним натянутым концом опускавшаяся в ракушечную нору. А на другом конце она разветвлялась на три точно таких же по толщине верёвки.
Парой она крепилась к верхним ступеням обыкновенной верёвочной лесенки, свисавшей почти до самого лаза. А ещё одной верёвкой, провисшей серединой вровень с нижними ступеньками, потом уходила к обратно к сучку и намертво привязывалась поодаль от колёсика.
Как я понял, лесенка так страховалась, а заодно стопорилась, чтобы такие неумёхи, как я, не стравили лишние метры, или вовсе не уронили всю конструкцию в пещеру.
— А она не короткая? — спросил девчушку, когда подбежал к пещерному лазу.
— Она нормальная. Давай быстрей. Мне уже на работу пора, — поторопила подружка.
— Всё на сегодня?
— Всё, — сказала она и неожиданно чмокнула меня в щёчку. — Береги Тумана.
Озорно рассмеявшись, кудесница убежала в избушку, а я остался стоять, как истукан, недоумевая и незнакомому чувству, появившемуся после её поцелуя, и тому, как же теперь с Туманом на руках спускаться вниз.
Осторожно сунув щенка за пазуху, я подполз на спине к самому краю дыры. Затем, всё также задом к сплетённым лозам, начал спуск. Туман хоть и был мелким слепым щенком, но клубком выпирался из-под рубашки, поэтому лечь на живот я никак не мог.
— Жаль что на спине нет пазухи! — крикнул вниз, чтобы предупредить напарника о возвращении.
Когда спустился достаточно низко, чтобы получилось повернуться лицом к лианам, сделал разворот и продолжил спуск достаточно удобно и для себя, и для согревавшего живот подарка.
На середине спуска между потолком и полом меня начало раскачивать, и я поневоле замедлился. Стал крепче хвататься за поперечные переплетения.
— Что под рубахой? — подал голос одиннадцатый.
— За пазухой… И в кармане – подарки.
— За храбрость медали выдали?
Спустившись, я остановился на самом нижнем переплетении и начал раскачиваться, будто на качели.
— Пятаками наградили. У-ух! — поспешил спрыгнуть с лесенки, когда она, вдруг, ожила и начала подниматься вверх вся разом.
Подойдя к соседушке, зачарованному зрелищем уползавших лоз, я вынул щенка из-за пазухи и представил другу дрожавший комочек:
— Знакомьтесь. Это Туман Туманович. А это Александр-одиннадцатый.
Не стал подтрунивать над напарником, а тот ничего не слушал. Стоял и не отрываясь следил за виноградом, удалявшимся в мир Стихии и Кармалии.
— Никогда к такому не привыкну, — признался братец, когда лозы скрылись.
— В виноградник уползли. Который перед избушкой.
— Девчушку нашёл? — спросил близнец, продолжая глазеть в потолок.
Я ничего не ответил, а начал рассматривать, как пристроена белёсая верёвочка в пещере. Глазами проследил то того места, где из стены торчал кусок доски с нагелем и огромным мотком верёвки, кругами зацепленной за выступавшую из стены конструкцию.
— Ни в жизнь бы не разобрался, — высказал я вслух.
— С чем? А кто это? — спросил помощник, взглянув, наконец, на Тумана.
— Вы уже знакомы, — отмахнулся я и шагнул к верёвке, позабыв, что напарник её не видит.
Снял с нагеля большие незакреплённые мотки и увидел, про какие восьмёрки рассказывал дед. Верёвка была хитро намотана на концы нагеля, выступавшие сверху и снизу доски. Сначала она цеплялась за его нижний выступ, затем поочерёдно обвивалась то справа за верхний, то слева за нижний. Остальная часть накидывалась на макушку верхнего конца нагеля кругами-шлагами, которые я держал в руках, забыв о питомце.
— Видишь верёвку? — спросил у близнеца.
— Лужу вижу, а больше ничего, — откликнулся он.
Я быстро набросил верёвку на место и схватил кобелька на руки.
— Молодец, что не за пазуху, — поблагодарил Тумана. — Это мне вместо Куклы выдали. Она вот-вот издохнет.
— А моя ещё тьфу-тьфу, — сказал напарник.
— Про мировое уравнивание уже забыл?
— Теперь получается, что во всех мирах разом и люди, и звери будут осыпаться, как спелые груши? — не обрадовался Александр озарению.
— Точно, — вздохнул и я, представив такую жуткую картину.
— Пошли? — предложил одиннадцатый, и я забыл о невидимой верёвке, которой собирался отхлестать напарника по голым ногам.
— В твой? — уточнил я.
— Конечно в мой.
— А если папку по дороге встретим? — напомнил я о возможном риске.
— Тогда в твой, — кивнул одиннадцатый и поморщился. — Ёлочки зелёные. Что же он теперь со мной сделает?
Расстроившись окончательно, близнец вышагнул сквозь ракушечную стену под цифрой одиннадцать.
Я коротко ругнулся на исчезнувшего друга, потом засунул Тумана за пазуху и прижал левой рукой к животу, а правую вытянул вперёд и пошагал навстречу родному миру.
Когда пещерные ощущения стихли, открыл глаза и увидел такое знакомое небо с закатным солнцем и облаками, что не удержался и закричал:
— Здравствуй, Скефий! Заблудший, но самый лучший вернулся. Твоя очередь запускать меня в космос. Пора рассказать деду про победу-у!..
Глава 34. Горячий отчёт
Приземлился я между дедовым сараем и времянкой. Кричать от восторга перестал заранее, потому что запоздало просил Скефия о сокрытии. Судя по прохожим, спокойно гулявшим по улице, отвод глаз и так работал с начала полёта. Поблагодарив родной мир за приключение, попросил вернуть видимость.
Выждав минуту, загорланил в голос «ой, туманы, мои растуманы» и вышел из-за сарая со щенком за пазухой.
— С приплодом можно поздравить? — начал дед насмешки.
— И с поцелуем. Теперь по-другому себя чувствую, — разоткровенничался я, и вытащил щенка из пазухи.
— Девчушка сподобилась? Она ещё не то отчебучивала. Сейчас перевоспиталась.
— Поживёт у тебя пару дней? Я его в ящик засуну, пока Кукла не… — так и не смог заставить себя договорить.
— Сдохнуть собралась?.. Пущай поживёт. Выть он ещё не умеет, а на скулёж его мне начхать будет. Так ты его в девчачью времянку снеси. Там когда-то дочки летом обитали.
— Спасибо. А про доклад? Здесь будем?
— Ежели громко руками махать не будешь, и тут можно, — сострил Павел.
— Зачем мне махать? Это ты сейчас начнёшь, когда о бесовских лозах услышишь, — сказал я и бегом прятать Тумана.
— Каких лозах? — запоздало возопил наставник вмиг осипшим голосом. — Антихрист!
Но я уже был недосягаем.
Когда вбежал во времянку, которая была намного меньше дедовой хаты и состояла из сеней и одной-единственной комнатки с двумя окошками, вспомнил о ящиках, которые мы вытащили из сарая. Посадил на глинобитный пол Тумана и, пока тот усердно обнюхивал незнакомое место, метнулся за сарай в поисках подходящего ящика.
— Стоять! — услышал от торчавшего в калитке деда. — Ко мне шагом марш!
— Подождёшь, — отмахнулся я и умчался по собачьим делам.
Когда закончил обустраивать щенячье пристанище, дед уже был в сарае и подёргивался от нетерпения.
— Без бесовщины не обошёлся, — констатировал он.
— Не получилось, — кивнул я и уселся на табурет для расспросов.
— Сам был или со свидетелем? — продолжил дед пока что спокойно.
— С каким свидетелем? Я с одиннадцатым был.
— Правильно. У каждого женишка дружок свидетельный должен быть. Ха-ха-ха! — рассмеялся старик своей шуточке.
— Ты про поцелуй? Нужно же было…