— Я и не отказываюсь. И ноне по ночам мотаюсь куда Макар телят не водил. Я же немощный уже, а в дальних мирах, сам знаешь, какой закон.
— Напомни, о чём ты?
— Только в наших, да ещё в парочке миров мы такие, как есть, а в тех, что подальше, там по другим законам живём. Когда туда попадаем по работе или ещё по какой мирной причине. Я думал, что рассказывал вам.
— Рассказывал конечно. Только я так со своими делами заплёлся, что пока не пойму, о чём ты прядёшь.
— Я же говорил, что в другие миры детей просто так не пускают. А если их приходится туда посылать, по мамкиному закону им должно быть, как Христу нашему в день распятия, не меньшее тридцати трёх годиков.
— А ты тут каким боком?
— Как так? Я тоже туда попадаю в тридцать три своих года. Туда и меньше такого возраста нельзя, и больше такого. Поэтому угодил под кувалду мирную, да так что расплющился, — разоткровенничался дед. — Я уже не гулёна по возрасту, и всего, что окрест меняется, не вижу. А там я казак молодой, кудрявый, с шашкой наголо. Вот и вышел казус в мирах некоторых, где дома пятиэтажные строить уже научились, а за водой всё ещё с коромыслами ходят, да на лошадках по Армавиру туда-сюда ездят. И я в том сравнении, как есть, виноватый.
— Виноватый выискался. Как ты в них попадаешь, лучше скажи, — решил я воспользоваться моментом и разузнать побольше.
— Прошусь туда, где уже бывал, а оттуда прошусь обратно, — схитрил дед.
— Так ты там на самом деле молодой? А если я туда с тобой, мы что, ровесниками будем? — рассмеялся я, когда представил нас с дедом сверстниками с усами и шашками наголо, скачущими на деревянных лошадках. — Ладно, не серчай. Знаю, что ты обо всём говорил, только я, может, слушал, да не услышал, а может, ещё чем голова была занята.
Вон мамка Серёжку с яслей ведёт. Так я прощаюсь. Спасибо за терпение, — договаривал уже на бегу, давясь от приступа смеха.
Глава 38. Судный день
«Здравствуй, утро воскре-Сеня шестнадцатого Сеня. Явилось, а мы и не ждали. Всё суд этот, товарищей укропных и расторопных, обиженных невесть на что. Поэтому настроение моего гения испорчено уже третий день. Вот чего привязались? Обиделись, что всего им не говорю?..
И как себя там вести, интересно? Пошутить, чтобы не зазнавались? Или грустным прийти, мол, раскаялся, как дедова Магдалина.
Лично я себя во всех бедах от сравнивания миров виноватым чувствую, а вот перед товарищами – ни грамма. Не виновный, и всё тут.
Нарядиться бы в полосатую одёжу, как узники в телевизоре. Мол, готов понести незаслуженное наказание. Только где её взять?
После обеда стартую в Даланий. Хорошо, что в этом мире назначили судилище. У третьего весельчака-второгодника в самый раз. Надеюсь, они там сарай приготовили, скамью подсудимого смастерили, троны товарищеских судей.
Дети ещё неразумные, а туда же, в суды играть. Не судите, и не судимы будете. Посмотрим ещё, чья возьмёт», — заводил я себя с самого утра, как детскую игрушку со спиральной пружинкой. Потуже заводил, чтобы надолго хватило. Чтобы на целый день.
Промаялся до обеда. Так и не сумел найти подходящего занятия, пока, наконец, долгожданный момент старта не наступил. Размялся, как разминаются бегуны перед дальним забегом, поприседал с десяток раз, покрутил головой, помахал руками, подрыгал ногами.
«Если будет осечка со Скефием, готов к забегу через первый и второй миры в третий. Но приземлиться на сарай, конечно, эффектней будет. Как никак, должен себя показать. Смотрите, олухи, кого судить собрались», — закончил я разминку, встал посреди огорода и приготовился к запуску в космос.
— Мир мой любезный, Скефий. Прошу перенести в Даланий. Там меня судить собрались за службу мою и за ваше уравнивание. Так что, не откажи в просьбе, — не успел договорить, как в глазах сразу несколько раз мелькнуло то темнотой, то светом, а зелень на огороде мгновенно поменялась местами.
«Заработало, но что-то не так. В чём-то маху дал. Полёта не получилось», — подумал я невесело.
— Вот баран. Приземления захотел. Скефий же не может меня по чужому миру в космос запускать, — раздосадовался я своему легкомыслию и поспешил исправиться. — Извини, мир Даланий. Я к тебе от брата Скефия на поклон прибыл, на суд товарищей. Можешь меня сокрыть и перебросить как-нибудь посмешнее к дедовскому… Извини, к бабушкиному сараю?
В ответ в лицо стрельнуло смесью из тёплых и холодных дуновений.
— Всё понял. Присоединился-а! — заканчивал монолог криком, потому что в один миг был перевёрнут и подвешен вниз головой.
Так Даланий встретил меня и приголубил за правую ногу. Я болтался кверху ногами и смотрел, как меня подняли над деревьями огорода и понесли над крышей почти родного дома.
Неожиданно приметил, что один из верхних кирпичей дымовой трубы вот-вот сползёт на крышу. То ли дождём его подмыло, то ли раствор выдуло ветром.
— Хозяева! Трубу чинить пора! Кирпич у вас вот-вот поспеет, как яблочко. Даланий, ткни их носом в эту разницу. Она же для жизни опасная, — орал я благим матом, подвешенный вверх тормашками, а Даланий всё нёс и нёс меня через улицу, через соседские огороды в гости к третьей бабушке Нюре.
Во дворе уже виднелось несколько товарищеских судей из братских миров, а когда и они увидели подсудимого, затыкали в мою сторону пальцами, заверещали и высыпали во двор всем скопом.
— Ловите подсудимого, — крикнул им, а потом сказал себе: — Сам же просил смешно доставить.
Под общий хохот и подбадривание меня приняли из рук Далания в загребущие руки правосудия. Поймали, как подушку с перьями и, тряхнув пару раз для смеха, перевернули и поставили на ноги.
— Сильный у нас коллектив, — обрадовался я, что не уронили. — Здравствуйте, середняки. Как жизнь школьная? Кто у вас третий?
— Здоров, — приветствовали меня наперебой. — И как у тебя получается? Научи. Расскажи. Возьми с собой полетать!
— Стоп. Разговорчики. Где третий Александр? — строго спросил я у подчинённых.
— Опять командует, — услышал в ответ.
Братья замахали на меня руками и поплелись в сарай, ставший для меня залом суда.
— Я третий, — доложил мне Александр из Далания. — Звал?
— Звал. Как дела? Все сокрытые? К суду всё готово? Да, а за что судить собрались? — начал я стрекотать вопросами, когда мы остались одни.
— Все сокрыты. К собранию готовы. А что за суд? — доложил весельчак.
— К собранию? Суда что, не будет? — оторопел я.
— Собрание собрали, а не суд. А кого судить нужно?
Я протянул другу тетрадный листок, ещё минуту назад бывший повесткой. Третий развернул, прочитал и рассмеялся.
— Это не я. Собрание – моя идея. А вот суд, не я, ей Богу.
— Одиннадцатый, зараза, — скрипнул я зубами, но на душе полегчало. — Зачем собрал? День варенья у тебя… Э-э, кажется, в декабре?
— Новости все хотят узнать. Что да как. А то к твоему Павлу не набегаешься. Зыркнет, аж мороз по коже. Про пещеру и выход из неё в потолке, и так далее. Особенно интересно, что там с бедой? — оправдывался третий, а у меня в голове начал зреть план мести одиннадцатому и за липовый суд, и за то, что проболтался о походе к Стихии.
— Мяч футбольный есть? — спросил у любопытного братца.
— Есть. А зачем на собрании мяч?
— Сгоняй за ним, а я пока с собранием разберусь, — отдал я приказ и приступил к плану мщения.
— Только хохму без меня не начинай, — хихикнул третий и умчался.
Я недолго постоял на месте приземления, подумал, а потом решил быстро разобраться с собранием и увести всех на давно обещанный футбол. В доброте Далания я убедился давно, и теперь, если получится уговорить его на следующую авантюру, тогда и пошутить по-крупному.
— Мир любезный Даланий. Извини, что с судом ввёл в заблуждение. Не по злому умыслу получилось. Ответь, пожалуйста, можешь ли сокрыть Александра, посредника своего, а потом закинуть всю нашу дружину в пятнадцатую школу? Чтобы со всякими такими штуками освоиться и не бояться ни сокрытий, ни полётов. Там хочу поиграть с ними в футбол. Если согласен и мячик сокрыть, а нас всех закинуть в школу, ответь теплом. А если обидел тебя своей просьбой, заморозь мою подсудимую рожу, как это Реводий сделал, когда полдня его одиннадцатым обзывал.
Не успел закончить просьбу, как Даланий уже дул в лицо согласием пошалить. Я стоял, жмурился и благодарил мир уже молча, потому что услышал шаги.
— Долго тебя ждать? — донёсся голос одиннадцатого.
— К защите готовлюсь. Адвоката же у меня ещё нет. А третий просил без него не начинать.
— Пошли, — рассмеялся сосед. — Шуток он, видите ли, не понимает.
Сарай был точно таким же и снаружи отличался лишь отсутствием барахла, которое в моём мире было сложено со стороны огорода.
Я шагнул в открытую дверь и оказался в переполненном близнецами сарае. Все они смешно разместились прямо на вещах, находившихся внутри. Кто на комоде верхом, кто на ящиках, кто на пустых и давно рассохшихся бочках. Зрелище было незабываемым, но больше всего мне понравилось то, что между закрытыми лазами подвала стоял табурет.
— Так вот ты какой, табурет подсудимого, — схохмил я, обращаясь к табурету, а потом уточнил у присутствующих. — Для меня?
— Садись! Давай, начинай. Сколько ждать можно? — посыпались просьбы и упрёки.
— Хорошо. Начинаю. Считаю собрание открытым. Предоставляю слово главному докладчику – Александру из одиннадцатого мира, — громко произнёс я вступительное слово и, взяв табурет в руки, отнёс его в сторону.
— А я причём? — возмутился соседушка. — Это ты расскажи, почему мы начали друг друга «длиннокурыми» обзывать?
После его слов я понял для чего меня вызвали.
«Ну и ладно. Скефий учил не бояться быть смешным, и я не буду бояться ничего подобного», — подумал, и решил вернуть табурет и себя в центр внимания.
Когда уселся, в сарай вбежал запыхавшийся Александр-третий с мячом в руках, и я с чистой совестью начал рассказ, стараясь не засмеяться и не обращать внимания на реакцию товарищей.