— Граждане и гражданки! Потребуем у капиталистов, чтобы в каждом доме у нас было по хоккеистке! Или, хотя бы, по хоккеисту, — орал я и дёргался от щекотавших со всех сторон рук. — Тогда мы все станем ядрёными! И объедимся колбасками варёными. Ха-ха-ха!..
— Эк, его корчит, а мы ещё водичкой не брызнули. Бес он и есть бес! — выкрикивали с разных сторон.
— Сделай хоть что-нибудь, — донёсся до меня перепуганный голос товарища по несчастью.
«Что я могу?» — спросил я у себя, и вдруг, почувствовал, что вешу легче обычного, а кулаки хоккеистов, до того упиравшиеся в бока, стали меньше толкаться и ударяться.
— Вырываются! — заревело со всех сторон с новой силой. — Держите бесов! Держите!
«Нас кто-то поднимает?» — заподозрил я неладное, и сердце заколотилось ещё сильнее.
Меня потащило вверх, и скоро последний повисший на одёжке мужичок, разжал пальцы, выпуская беса из рук. Осмотревшись вокруг, я увидел, что третий тоже медленно, но верно взмывал вверх неподалёку.
Толпа заметалась и заревела раненым зверем. Отдельные голоса разобрать было почти невозможно, а прислушиваться к ним я не решался или, скорее, боялся.
«Натворили мы дел в одиннадцатом мире», — только успел подумать, как сразу же услышал истеричный вопль Александра-третьего.
— Это ты сделал?! Ты? Или нас сейчас тоже об асфальт? — прокричал он, вытаращив глаза так, что я ещё больше ошалел и от его вопроса, а особенно от взгляда.
— Не знаю, — признался я. — Я никого не просил.
— Что же с нами будет? — взвизгнул Александр и замахал руками, как недоросль-цыплёнок, пытаясь хоть как-то ко мне приблизиться, и я сразу вспомнил, как запускал в небо цыплят, и чем эти запуски кончились.
А нас поднимало всё выше и выше. Ветер уже не просто расчёсывал волосы, а посвистывал в уши. Толпа внизу редела и расползалась в разные стороны, а потом, опомнившись, сбилась в единое целое и поползла обратно к больнице.
Нас уже подняло так высоко, что сначала между нами и больницей появилась бледная дымка, а потом и полноценное мутно-белое облако. Мы сразу же затряслись от пронизывавшего холода, а больше от охватившего ужаса.
До облаков я ни разу не поднимался ни в своих путешествиях, ни в фантазиях, не считая запусков в космос. Но тогда было ясно, кто и за что меня закинул, а в небе над больницей было ничего не известно, и от этой неизвестности становилось ещё страшнее.
— Попроси мир нас опустить, — чуть ли не умолял близнец, барахтаясь в воздухе. — Попроси, зараза!
«Вдруг Татисий занят, а я его отвлеку? Конечно, надеюсь, что это он пришёл на выручку, но вот это “об асфальт” меня останавливает», — рассуждал я и не обращал внимания на друга.
— Попроси! Что тебе стоит?
— А хуже не будет? — проорал я напарнику, глядевшему на меня одуревшими глазами.
— И пусть будет. Пусть меня сразу об асфальт. Уже не могу лететь и чего-то ждать. Пусть всё закончится. Попроси, а то я уже просил, но он меня не послушал.
«Попросить, что ли? Назову по имени и попрошу. А то облако не кончается. Один укроп, скоро замёрзнем насмерть», — поразмыслил я и, наконец, решил попросить о помощи.
— Уши заткни, — прокричал напарнику.
— Что?
— Уши закрой! — заорал я ещё громче и руками показал, что нужно сделать.
— На кой твои фокусы? — начал братец, но после показанного мною кукиша сразу заткнулся и закрыл уши руками, прибавив зажмуренные глаза в качестве извинений.
— Татисий! Если слышишь, опусти нас вниз, — завопил я, что было сил, и мигом заткнулся от оглушительной тишины, проглотившей нас посреди ледяного облака.
— Получилось? — услышал Александра у самого уха и понял, что не оглох, а мы с ним просто-напросто остановились и зависли где-то между небом и землёй.
— Не знаю, — ответил я, перепугавшись ещё больше. — Не знаю, брат, чем всё закончится, но хочу у тебя сразу попросить прощения-а-а…
Наше заоблачное зависание кончилось, и мы понеслись к земле, ускоряясь с каждой секундой. Крик, которым я заканчивал просьбу о прощении, перерос в вой. Вой тут же смешался с хлопаньем одежды за спиной и свистом ветра. В лицо жахнуло морозом, а саднившие лёгкие никак не могли, то ли заполниться встречным воздухом, то ли выдохнуть имевшийся внутри. В голове всё спуталось и поплыло в сторону, а перевернуться на спину, или хотя бы набок, чтобы отдышаться, у меня не получилось.
«Что я наделал? Что наделал! Прости меня, Санька. За то, что взял с собой и погубил, — думал я, ничего не видя обожжёнными холодом глазами, и уплывал в синюю даль. — Эх, мама… Не пускай Серёжку в посредники. Пусть он с папкой на рыбалку ездит. Прости меня, мама. Прости…»
2014 г.