Площадь была битком забита крестьянами. Некоторые стояли группами, большинство – неорганизованной толпой. Были и те, кто пришел с женами и детьми. Одеты они были очень плохо и бедно. На ногах лапти или поршни, грязные, прожженные у костра армяки или овечьи полушубки. В руках – какое-то дреколье. Старые бердыши, пики, косы…
Отдельно столпились офицеры под охраной казаков. Лица мрачные, землистого цвета.
– Что стоите, как бык нассал? – закричал Ши-гаев. – Видите, его величество пожаловал. Стройся в ряд!
Офицеры нехотя выстроились, крестьяне же, завидев меня, заволновались. Послышались приветственные крики, толпа начала напирать.
– Царь-батюшка!
– Спаситель наш!
– Надежа!
– А ну охолони! – теперь уже Шигаев набросился на крестьян.
Я не стал его обрывать, а ну как сейчас подавятся? Ходынка мне тут не нужна. Поэтому, помахав рукой, я в окружении казаков направился к другой группе. Человек под двести солдат оренбургского пехотного полка в зеленых мундирах тянулись перед Тимофеем Ивановичем Подуровым. Рядом стоял пожилой, сгорбленный мужчина с пышными бакенбардами на лице. Он что-то хмуро растолковывал генералу. Тот рассеянно кивал, разглядывая солдат. Увидев меня, Подуров оживился.
– Царь-батюшка, слава богу! Вот видишь, господин медик мне упреки делает, – генерал ткнул пальцем в Максимова. – Раненых нужно из тюрьмы в гошпиталь, а також какие-то лекарства ему потребны. Башкирцы-то аптеку городскую пограбили…
– Максим Григорьевич, – я повернулся к Шигаеву, – распорядись насчет тюрьмы.
Я подошел ближе к доктору, начал разглядывать его. Тот меня. С такой неприятной усмешкой. Вдруг раздался крик, сквозь толпу пробилась Маша, бросилась на грудь отцу.
– Папенька! Ты жив!! Слава богу!
– Жив, Машенька! – глаза доктора увлажнились, он принялся гладить дочку по голове. – Как ты? Цела?
– Петр Федорович позаботился обо мне. – Маша повернулась, улыбнулась, поправила платочек на голове.
– Значит, Петр Федорович? – Максимов хмыкнул.
– Господин дохтур, – Подуров неодобрительно покачал головой, – яви государю уважение, поклонись.
Я заранее знал, чем это кончится. Максимов упрется, заартачится. Наговорит резкостей. Казаки вспыхнут, могут и наброситься.
– Маша, иди в дом, – непререкаемым тоном произнес я. – А вас, Викентий Петрович, прошу на пару слов!
Девушка виновато посмотрела на отца, убежала. Мы же, доктором отошли к Елизаветинским воротам. Казачки освободили место, подвинув крестьян, встали кругом.
– Слушаю вас, – мрачно произнес Максимов.
Надо как-то его ошарашить. Сбить с воинственного настроя.
– Вакцинация против оспы…
– Что, простите? – врач подался вперед.
– Я знаю способ победить оспу.
– Вариоляция? Прививка оспинным гноем, как детей царя Георга? – Максимов разочарованно вздохнул. – Увы, эта метода несовершенно и слишком часто приводит к смерти пациента.
– Нет, лучше. После нескольких лет наблюдений английские врачи нашли новый способ.
– Какой же? – заинтересовался доктор.
– Вы же знаете про коровью оспу? Она проявляется в виде пустул, пузырьков с гнойным содержимым на вымени, очень напоминающими оспенные высыпания у человека. Однако коровья болезнь протекает значительно доброкачественнее, чем натуральная оспа у человека.
– Допустим, – согласился Максимов.
– Доярки часто болеют, заразившись коровьей оспой, но после этого никогда человеческой…
– Это стало известно благодаря английским врачам? – удивился Викентий Петрович. – Почему же они это скрывают?
– По политическим соображениям, – соврал я. – Англичане хотят первыми начать прививки в своей армии и флоте. Если всем станет известно, что коровья оспа защищает от натуральной…
Известно это станет только через четверть века, когда британский доктор Дженнер опубликует свою знаменитую работу «Исследование причин и действий коровьей оспы», но приоритет в медицине меня волновал мало. Во-первых, надо и вправду защитить свою армию от этой болезни. Тем более сделать это не так уж трудно. Во-вторых, требуется что-то, что поможет отвлечь Максимова от конфликта со мной.
– …а смертность от нее в разы ниже, – говорил тем временем Викентий Петрович. – Нет, а это точно известно?
– Надо проверять… – пожал плечами я. – Давайте заключим сделку.
– Какого рода?
– Вы закрываете глаза на нынешние обстоятельства.
Врач поморщился, но промолчал.
– Я же даю денег и людей на исследования. Найдете в окрестностях Оренбурга коровник с оспой, привьете пару людей для эксперимента…
– Как изысканно вы выражаетесь! – Максимов внимательно на меня посмотрел. – Не зная, что вы есть беглый казак Пугачев, можно и вправду подумать о вашем – ха-ха-ха – царском происхождении. Только вот беда – я служил при дворе и видел настоящего Петра Третьего. Вы никоим образом на него не похожи. Петр был тонкого, худощавого телосложения и…
– Остановитесь, Викентий Петрович! – я прикрикнул на врача. Казаки начали оборачиваться. – Таким манером вы договоритесь до прямой измены! И я велю вас повесить! О дочери подумайте… Что с ней будет, когда вас вздернут, как Рейнсдорпа?
Максимов открыл рот, чтобы возразить мне, потом замешкался, нервно тиская белые перчатки в руке. Кнут и пряник. Другого способа я не видел.
– Значит, договорились… – я удовлетворенно улыбнулся. – Можете заняться оспой, городским гошпиталем. Казна будет вам платить прежнее жалованье. Тут можете не тревожиться. Ну а чтобы дурные мысли вам не приходили в голову – Маша поживет у меня в доме.
Не дожидаясь ответа, я развернулся, пошел к Подурову.
– Тимофей Григорьевич, – еще издалека закричал я, – начинайте верстать полки.
– Стойте! – в спину мне раздалось восклицание Максимова. – А откуда вам стало известно про английских врачей?
Я не ответил.
Верстать полки я распорядился по-новому. Как была устроена армия Екатерины? Весьма просто. Обычный мушкетерский полк состоял из двух батальонов. В каждом батальоне шесть рот. Одна гренадерская – от семидесяти до ста человек. И пять мушкетерских. От семидесяти до ста пятидесяти человек. Плюс полсотни человек егерской команды, а также по два-три орудия на батальон. В основном единороги и двенадцатифунтовые пушки. Итого примерно тысячи полторы человек, если не считать всякий вспомогательной состав – ездовых, каптенармусов и прочих ошивающихся при штабе вестовых.
Всем этим хозяйством управляет целая толпа офицеров – прапорщик и подпоручик (командуют взводами), поручик (заместитель командира роты), капитан (командир роты). Кроме того, были еще штаб-офицеры. Секунд-майор (командир роты или в штабе батальона), премьер-майор (командир батальона или в штабе), подполковник (зам комполка или начальник штаба). Наконец, полковник (командир полка). Дальше шли генералы.
К сожалению, у меня не было богатого кадрового запаса офицеров. Поэтому я приказал организовать два полка по десять мушкетерских рот каждый. На них капитанами велел поставить присягнувших офицеров, а к ним поручиками бывших есаулов из казаков. И то некоторые роты остались без командиров – офицеров-то у меня было всего шестнадцать человек. Полковников тоже не наблюдалось. Поэтому всеми полками пока «командовать» Подурову.
– Петр Федорович, – жаловался Тимофей Григорьевич, – ну какой из меня генерал… Я же только казачьи сотни в бой водил – пехотному бою совсем не обучен.
– Так я же не бросаю вас, – пришлось успокаивать Подурова. – Сам буду за всем приглядывать. А насчет учебы у нас есть капитан Ефимовский. Поспрошай его крепко о тактике.
Мы сразу, без затей, подозвали к себе бывшего графа и начали пытать о том, как действуют полки. Выяснилось следующее. В атаке русские войска обычно наступали побатальонно или поротно, после артиллерийского обстрела. На ста шагах делали первый выстрел. Попадали примерно в половине случаев. На пятидесяти шагах второй и на двадцати третий – самый убойный. Потом в штыки. За минуту обученный мушкетер делал два-три выстрела. Так как стреляли из гладкоствольного мушкета и процент попаданий был очень низкий, упор делался на плотный строй, который повышал урон. Эта система требовала долгих строевых упражнений, ибо рекруты – бывшие крестьяне – не просто не умели ходить нога в ногу, а путали право и лево.
– Понятно, – тяжело вздохнул Подуров. – Сено-солома.
– Без этого, господа, никак! – Ефимовский смотрел отсутствующе в сторону.
Если с офицерами был сильный дефицит, то с обычными мушкетерами и капралами – наоборот. Крестьян на площади собрались больше двух тысяч – пришлось даже кое-кого забраковать или отправить к нестроевым. Сдавшихся и присягнувших солдат оренбургского гарнизона я велел поставить капралами в десятках. Все легче будет учиться.
– Ну а в обороне как? – поинтересовался Подуров.
– Да так же… – Ефимовский пожал плечами. – Стрельба строем по наступающему противнику. Затем в штыки. Ну каре еще надо уметь делать. Это если гусары или кирасиры во фланг или тыл хотят зайти.
Да… про знаменитую косую атаку Фридриха мы тут не услышим.
– Вот что, капитан, – я почесал в затылке, – Сделаете из соломы чучела людей. Отрабатывайте штыковой удар.
Ефимовский удивленно на меня посмотрел.
– А також непременно делайте обстрел рот. Пороха в городе много, можно беспрепятственно тратить.
– Что за обстрел? – поинтересовался Подуров.
– Роты сходятся друг к другу и за сто шагов делают холостые выстрелы, – пояснил я. – За полсотни второй…
– Да, да, теперь понял… – генерал раскурил трубку. – А почему ты, царь-батюшка, не велел верстать гренадерские роты, а токмо фузилеров-мушкетеров?
Бывший граф тоже уставился на меня с интересом. А потому, дорогие военачальники, что в гренадерах я никакого смысла не видел. Фитили ненадежные, рассчитать время взрыва трудно, а уж бывшим крестьянам нетренированным и вовсе не под силу. Взрывается граната тоже так себе – осколков почти не дает. Беда черного пороха – в его слабости.