– Глянь, глянь! Наши! Вот те Христос, наши!
Внезапно глава углежогов разбежался и вскинулся на тын, зацепился за колья частокола. Его поймали за руки, вздернули вверх.
– Ребятушки! Страдальцы! Мы от государя Петра Федорыча. Волю объявить вам прибыли. Хватай урядников и приказчиков, сукиных сынов! Вяжи, отворяй ворота слуге царскому!..
И не успел он кончить, как радостный рев «Ура!», «Бей царских супротивников!», «Постоим за батюшку!» захлестнул всю заводскую площадь.
Оповещенные набатом, к воротам сбегались работные люди из цехов, их семьи и даже собаки. Урядников стащили с вала, связали. Управляющего завода забили насмерть железными палками. Тотчас ворота были распахнуты, под воинственный гул полутысячной толпы Хлопуша чинно въехал со всем своим отрядом на Авзяно-Петровский завод.
Глава 8
Двадцать третьего октября случилось то, чего я давно ожидал. В Оренбург вступил отряд Афанасия Перфильева. О его приближении сообщили пикеты, которые рассылал во все стороны Максим Шигаев. Так что удалось подготовить торжественную встречу.
Когда люди Афанасия в окружении моих казаков вступили на площадь, задудели трубы, забили барабаны. Стал сбегаться народ из окрестных домов. Когда я увидел, что Перфильев спешился, медленно и торжественно, со свитой из полковников и генералов вышел на крыльцо. Люди ахнули. Я впервые надел корону.
Краем глаза вижу, как в окне губернаторского дома на меня, открыв рот, смотрит Маша Максимова. А ведь она в Питере жила, наверняка видела шикарные выезды Екатерины. А может, и во дворец ее папа брал. Но вот все равно впечатление произвел.
На площади царит полное молчание. Афанасий тоже держит рот на замке, лишь ощупывает меня глазами. Люди остолбенели. Я пригляделся к казаку. Невысокий, с умным лицом и рыжими усами. Чисто брит. Одежда тоже по форме, сидит как влитая. Чекмень, шаровары, синяя шапка.
Ваня Почиталин быстро сообразил. Встал справа и громким голосом объявил меня:
– Его императорское величество, царь Петр Третий!
Народ на площади отмяк, поклонился. Афанасий с казаками… да, тоже. С небольшой заминкой, но зато, когда Перфильев разогнулся, медленно вытащил саблю из ножен, громко произнес:
– Целую саблю на верность тебе, царь-батюшка! – казак приложился к клинку, подал его мне. – Как прослышал, что здеся-ка объявился своею персоной государь, не стерпел, бросил все дела, да ударился в Оренбург. Послужить хочу тебе, Петр Федорович.
– А и послужи! – я вернул саблю Афанасию. – Пойдем в дом, расскажешь каким макаром.
Мы зашли в гостиную, расселись по стульям. Натренированные дочки губернатора, краснея и бледнея, внесли чай с медом. Девчонки просто дышать боялись – так их напугала история с отцом, а пуще с матерью. Елена Никаноровна так и не оправилась после сцены в постирочной, слегла и теперь болеет горячкой. Лежит в подвале, куда ей снесли одну из кроватей. Уже и Викентий Петрович приходил, осматривал ее. Вежливо пенял мне, что негоже держать больную женщину в грязи и сырости. Потом о чем-то долго разговаривал с дочкой.
Когда девчонки уходили, в дверь мельком заглянула Татьяна Харлова. С любопытством посмотрела на меня. Увидев корону, прикрыла открывшийся рот рукой.
– С чем пожаловал, Афанасий Петрович? – первым начал разговор я.
– Прямо, без утайки скажу, – решительно начал Перфильев. – Послали меня власти и дали повеленье казаков от тебя отвращать, а лучше так и вовсе, чтобы они тебя предали. Но как только прослышали мы указ твой о воле…
– Откуда услышали? – живо откликнулся Овчинников.
– А повстречали, Андрей Афанасьевич, мы вестового царского по пути в Оренбург, – улыбнулся Перфильев. – Хорошо знаком был мне тот казак, свояк по брату. Вот и показал он указ царский, с печатью волчьей!
Полковники и генералы закивали, уважительно на меня посмотрели. А я лишь тяжело вздохнул. Никакой секретности. Не успели мои тайные вестники выехать из губернии, уже спалились. Что же будет дальше?
– Вот как прознали об указе великом, сразу поняли, – Афанасий посмотрел на меня внимательно, – истинный ты царь. Всем в Питере известно, что хотел ты после указа о вольностях дворянских подписать и другое повеление – о вольности народной. Узнала Катька и полюбовники ее – баре, заговор сразу учинили против тебя, Петр Федорович!
– Так все и было, – покивал я, нисколько не кривя душой. Не своей волей я попал в этот страшный век. Хочешь не хочешь, надо крутиться.
– Только не вышло по-ихнему, сбег я.
– И слава богу! – Перфильев перекрестился, мы следом.
– Ну что там в Петербурге делается? – поинтересовался я. – Ты же оттудова к нам приехал?
– Про тебя, царь-батюшка, питерские знают, но всериоз не принимают, – ответил Афанасий. – Дескать, были и другие объявленцы, всем головы поснимали.
– Моя-то царская голова покрепче будет, – я постучал пальцем по лбу. Эта немудреная шутка развеселила казаков.
– Ну, продолжай, Афанасий Петрович, не чинись. Вон чай пей, медку возьми.
– Благодарствую, царь-батюшка. Мы там по прежним делам были, просили вольности старые нам возвернуть. Орлов Алексей Григорьевич нас принимал, а також граф Чернышев. Впустую, мыслю, съездили.
– Не впустую… – успокоил я. – Расскажи тамошние расклады.
Афанасий Перфильев оказался бесценным кладезем знаний и даже разведывательной информации. Его память поражала, а казацкая смекалка и здравомыслие радовали. Расклады были следующие.
За власть в стране борются несколько кланов.
Во-первых, братья Орловы. Эта семейка здорово обложила Екатерину, а от одного из них – Григория – императрица даже родила внебрачного сына Алексея. О чем в столице всем известно. Сам Григорий Григорьевич является генерал-фельдцейхмейстером по Артиллерийскому корпусу и генерал-директором по Инженерному корпусу. Возглавляет приличную часть российской армии. Его брат – Алексей – рулит гвардией. Занимает должность генерал-аншефа, назначен полковником лейб-гвардии Преображенского полка. Имеет большое влияние во флоте – разработал и руководил военной операцией против Турции в Средиземном море. Лично участвовал в знаменитом Чесменском бою, когда был уничтожен турецкий флот. Талантливый военачальник и флотоводец. Наконец, последний брат. Федор Орлов. Он поставлен Екатериной «смотрящим» за Сенатом. Был там обер-прокурором, сейчас ушел в отставку.
Семейство Орловых теряет прежнее влияние при дворе. Григорий отставлен из фаворитов (его место сейчас занимает не имеющий политических амбиций Васильчиков), Федор так и вовсе живет в своем поместье и делами страны особо не интересуется. В полной силе остается только Алексей, чьи военные таланты России явно нужны.
Второй кит, на котором стоит власть в России – клан чиновников. Возглавляет его всесильный Александр Алексеевич Вяземский. Нынешний генерал-прокурор Сената. Он также единолично руководит страшной Тайной экспедицией – главным карательным органом Екатерины.
Кстати, Афанасия опрашивали «тайники». А конкретно «домашний палач императрицы» обер-секретарь Степан Шешковский. Знакомая фамилия. Именно Шешковский и будет вести сыск по делу Пугачева после ареста.
Степан вызывал Афанасия, чтобы поинтересоваться ситуацией среди яицких казаков, причинами бунта 1772 года, в котором участвовал полковник.
– Десять потов сошло, – крякнул Перфильев. – Думал не выйду от «тайников». Сейчас на дыбу подвесят и кнутом, кнутом… Рассказывай, сукин сын, как бунтовал против Екатерины Алексеевны!
– Скоро мы их на дыбы будем вешать, – мрачно проговорил Мясников, потирая бровь над выбитым глазом.
Вяземского поддерживает богатейший человек страны граф Шереметев. Если искать главного крепостника России после Екатерины, имевшего больше всего поместий и душ, – это Николай Петрович с доходом больше шестисот тысяч рублей в год. Об этом тоже активно судачат в Петербурге, смакуют его деловую хватку и чудачества (отказался от миллионного выкупа, который был готов ему заплатить крепостной-управляющий).
Позиция чиновников непоколебима, и похоже, что они набирают очки у Екатерины.
Третья партия – графья Панины вместе с гатчинским двором Павла I и его нынешней супругой. Это почти официальная оппозиция, которая, не смущаясь, критикует Екатерину, строит козни. Причем старший Панин все еще управляет внешнеполитическим ведомством. Его дипломатическое влияние огромно. Младший – фактически сидит под домашним арестом в имении, фрондирует императрице.
Наконец, генералитет, неохваченный Орловыми. Тоже весь сплошь талантливый, но не имеющий одного признанного лидера. Во-первых, нынешний глава армейского ведомства – граф Чернышев. Во-вторых, восходящая звезда на военном небосклоне – Александр Суворов. Нынче воюет в Румынии. Генерал Румянцев, возглавляющий всю русскую армию в Турции. Генерал-фельдмаршал Александр Голицын. Еще ряд более мелких военачальников вроде Репина и Брюса.
Отдельными фигурами во всей этой властной иерархии стоят двое – Потемкин и Кирилл Григорьевич Разумовский. Последний – бывший гетман Войска Запорожского, генерал-фельдмаршал и президент Российской академии наук. Разумовский, несмотря на отмену гетманства, – фактический глава всей Малороссии. Крайне авторитетный аристократ, хоть и тоже находящийся в опале.
Вторая фигура – генерал-майор Потемкин. Будущий фаворит Екатерины, с которым она уже состоит в нежной переписке. Ненавидит Орловых, которые в драке выбили конкуренту за внимание императрицы один глаз. Талантливый военачальник и государственный деятель, который, впрочем, вошел в историю России как строитель фальшивых «потемкинских» деревень по пути следования кортежа Екатерины в Крым.
– Эх, не сдюжим, – тяжело вздохнул Шигаев. – Какая толпа у трона!
– Должны сдюжить! – Подуров ударил кулаком по столу. – Иначе эта свора не только нас сживет со свету, но и все казачество с народом.
– А кто же нынче канцлер у Екатерины? – первым сообразил Овчинников. – Давненько ни про кого не слыхать.