Уровень музыкального мастерства (исполнительского и композиторского) той эпохи был недосягаемо высок. То, что писалось тогда, скажем, для хористов и оркестрантов, которые были учениками церковной школы, с великим трудом могут сегодня сыграть профессиональные музыканты – настолько технически сложен музыкальный материал. Я уж не говорю о сложности смысловой, которая в наше время совсем плохо воспроизводится.
Итак, в такой вот благодатной для музыканта среде не только от рождения, но даже, можно сказать, генетически формировался И. С. Бах.
В 1693 году, как и все его ровесники, он пошел в школу, а в мае 1694 года, когда Баху было только 9 лет, умерла его мать, а отца не стало через год. Вы сами можете себе представить, каким ударом это стало для маленького мальчика, который рос в атмосфере любви. Бах переезжает к своему старшему брату, Иоганну Кристофу, служившему органистом в Ордруфе.
Этот поворот для Иоганна Себастьяна имел, пожалуй, важнейшее значение. Во-первых, Бах столкнулся с реальностью смерти и, судя по всему его творчеству, очень глубоко ее пережил. Я думаю, что смерть родителей стала для него главным и самым сильным переживанием и откровением. Именно отсюда проистекает его глубочайшая религиозность. Второй момент здесь – это сиротство Иоганна Себастьяна.
Иоганн Кристоф был гораздо старше Иоганна Себастьяна. Он приютил младшего брата, занимался его воспитанием и образованием, в общем, очень хорошо к нему относился, вопреки сложившемуся представлению, о чем я чуть позже расскажу. И вот, несмотря на довольно благополучную жизнь в доме старшего брата, Иоганн Себастьян сформировался внутренне очень закрытым человеком. Никак нельзя было определить, что у него делается внутри. Поразительно, знакомясь с его биографией, видишь, что, скажем, с конфликтами по службе, склоками и скандалами, в которых Бах принимал самое активное участие, сочеталось написание религиозных сочинений, абсолютно отрешенных от земной жизни. Удивительно, как это совмещалось! Но вот такова была внутренняя особенность Баха. Его жизнь текла своим чередом, и он не перед кем, кроме своего творчества, ее не обнаруживал.
Что же касается чувства смерти, то оно у Баха было прямо каким-то необыкновенным. Всякий раз, когда в его церковных произведениях речь заходила о смерти, музыка начинала трепетать и с великим воодушевлением призывать избавительницу-смерть. Звуковую ткань пронизывали удары часов и погребальных колоколов. Самые поэтические тексты, самые глубокие духовные образы связаны у Баха с музыкальным изображением смерти. Несомненно, что в этом изображении воспроизводился его собственный религиозный опыт, о котором я только что сказал.
Давайте послушаем для иллюстрации арию из «Кантаты № 127». Вот текст этой арии: «Душа упокоится (свято) в руках Иисуса, когда сие тело покроют землею. Ах, воззови же скорее меня, о траурный звон! Уже не страшит меня смерть, ибо меня воздвигнет мой Иисус». Размеренный, как удары колокола, бас-пиццикато, исполняемый не смычком, а щипком о струны. Тикающие, как часы, флейты, отсчитывающие последние минуты жизни, и тикают они вовсе не равнодушно. Время от времени в этом тиканье проявляются трепетные и сочувствующие интонации, их можно услышать в самом конце арии. Плачущий и стенающий гобой, сопрано, голос, в некотором томительном воодушевлении, разумеется, не в плотском смысле, исповедующий веру и надежду на воскрешающего Иисуса. Ария состоит из трех разделов. Третий повторяет первый, а средний – самый драматичный. Обратите внимание, как в середине арии, когда начинается второй раздел, на словах «ах, раздавайся ж скорее, о траурный звон (буквально – смертный звон)» (по-немецки это звучит так: «Ach ruft mich bald, ihr Sterbeglocken»), к мирному колоколу баса присоединяется со своими пиццикато-колокольчиками вся струнная группа, и получается удивительное музыкальное осмысление текста. Звон пиццикато – тихий и глухой, поистине смертный.
Продолжим повествование о жизненном пути Иоганна Себастьяна. В Ордруфе Бах поступил в гимназию, брат обучал его игре на органе и клавире. Он с великим рвением постигал премудрости музыкального искусства и очень быстро в нем преуспевал. Существует известная история о том, как Иоганн Кристоф не давал мальчику нотную тетрадь с переписанными клавирными сочинениями композиторов Пахельбеля и Фробергера. Интерес же у Иоганна Себастьяна к этим нотам был таков, что он, пользуясь тем, что ноты хранились в шкафу с решетчатой дверцей, по ночам вытаскивал их и переписывал при свете луны. Затея эта кончилась плохо. Брат это обнаружил и отобрал у Себастьяна переписанные им ноты. Во всех жизнеописаниях Баха эта история приводится как доказательство черствости и бессердечия Иоганна Кристофа. На деле же исторические сведения показывают, что отношения их были весьма хорошими, просто у Иоганна Кристофа была своя педагогическая система, согласно которой он считал преждевременным знакомство Баха именно с этими сочинениями. Здесь же мы видим начинающую проявляться у Иоганна Себастьяна склонность к ершистости и непослушанию старшим, черты, которые будут характерны для Баха всю его последующую жизнь. Ну и зрение он, конечно, себе очень испортил, что скажется в дальнейшем.
К числу первых творений Баха относятся ставшие результатом занятий композицией со старшим братом органные хоральные прелюдии. Напомню, что это церковное музыкальное последование, предварявшее в лютеранском богослужении пение хорала общиной. Эти прелюдии представляют собой достаточно простые композиции, выполненные в северогерманском стиле. Я расскажу о том, что это за стиль, позже. Но с точки зрения внутреннего содержания эти хоралы поразительны по глубине и по духовной религиозной зрелости. Обычно такие вещи пишут в старости, когда композитор уже умудрен жизненным и духовным опытом, а тут юноша 15–16 лет.
Послушаем один из этих хоралов «Ach Gott und Herr» («О Бог мой и Господь»). Вот его текст:
«О Бог мой и Господь, как велики и тяжки грехи, содеянные мною! И никого, кто мог бы мне помочь, на всей земле не найду я. К Тебе я притекаю, не воздай мне по делам моим. Не гневайся, о Боже, в суд со мной не вниди. Твой Сын меня с Тобою примирил».
Напоминаю, что Бах сочинил этот хорал, когда ему было 15–16 лет. Представьте себе нашего тинейджера, который пишет нечто подобное. Впрочем, и во времена Баха такая внутренняя духовная зрелость была исключением.
Коль мы коснулись темы религиозности Баха, то нужно сказать, что Баха невозможно понять вне контекста именно лютеранской духовности. Поэтому нам надо сделать некоторые отступления и поговорить об этом чуть более подробно.
Мы с вами уже говорили, что у большинства даже и церковных людей отсутствует адекватное представление о протестантизме, его сущности и истории. Под протестантизмом сегодня понимаются по большей части баптисты, пятидесятники и бесчисленные неопротестантские образования; между тем все они с точки зрения настоящего исторического традиционного протестантизма являются сектами. Протестанты в точном смысле этого слова – лютеране и реформаты (кальвинисты), к ним же можно отнести и англикан. Также мы говорили с вами о том, что возникновение протестантизма было обусловлено весьма существенными причинами в исторической жизни церкви. Протестантизм ярко выявил те сущностные черты христианства, которые исторически перестали осознаваться и чувствоваться в церковной практике предпротестантского времени, а именно личностное отношение человека и Бога, как основу живой веры.
Лютеранство в первые десятилетия своего существования было озабочено преимущественно догматическими вопросами. Сама же христианская жизнь, церковная и духовная, отходила на второй план. В жизни лютеранской церкви стал остро ощущаться недостаток именно той практической духовности, личной, индивидуальной, глубиннейшей связи человека и Бога, на постулировании которой и стояло лютеранство. Этот недостаток восполнил Иоганн Арндт, епископ нижнесаксонского города Целле, немецкий лютеранский богослов и религиозный писатель, значение которого гораздо больше его конфессиональной принадлежности. Арндт написал книгу «Об истинном христианстве», в которой говорил о внутренней сердечной жизни человека во Христе и именно ее ставил во главу угла в церковной жизни. Книга Арндта разошлась по всей Европе, пользуясь чрезвычайной популярностью, в том числе и в России. Достаточно сказать, что ее вручали выпускникам духовных учебных православных заведений. Напомню вам, что святитель Тихон Задонский очень ценил это сочинение, ставил его сразу после Библии и, в подражание ему, написал свою собственную книгу, назвав ее точно так же, как и Арндт, «Об истинном христианстве». Кстати, я ее всем очень рекомендую.
Иоганн Арндт отводил богословские споры и различия на второй план, но это не было догматическое безразличие, неприемлемое для православных. Понять эту Арндтову, как теперь сказали бы, надконфессиональность можно только в контексте той эпохи. Это было противостояние тому, что с догматическими, схоластическими спорами исчезала суть христианства – жизнь во Христе. Иоганн Арндт, будучи лютеранином, если хотите, даже восстановил святоотеческую традицию. Считается опять же, что лютеранство отвергает святых, вовсе нет. Арндт ссылается, как на авторитет, на многих отцов, преимущественно, конечно, западных – Блаженного Августина, святителя Амвросия Медиоланского, ну и на Макария Великого, а также на других отцов.
Очень важно, что Арндт повлиял на возникновение пиетизма, движения внутри протестантизма, которое характеризуется приданием особой значимости личному богообщению, религиозным переживаниям, ощущениям постоянного нахождения под Божьим оком и живого общения с Богом.
Ко времени Баха наступил расцвет лютеранской духовности, которая, к сожалению, очень быстро сошла на нет. Так что Баха вполне можно назвать последним лютеранином.