ванной знати. По этой причине оно и отказалось от продолжения антикняжеских репрессий.
После присоединения мусульманских ханств Поволжья царизм проводил насильственную христианизацию местных народов. Татар нередко предавали смерти за отказ принять православие[1378]. Завоевание ливонских земель поставило перед правительством вопрос об отношении к протестантской религии. Православное духовенство готово было подвергнуть богомерзких ливонских «люторов» таким же гонениям, как и мусульман[1379]. Требования духовенства стали весьма настоятельными после учреждения опричнины, а точнее после того, как правительство «вывело» многих немецких бюргеров из Юрьева Ливонского в земские города Владимир, Кострому, Углич и Нижний Новгород[1380]. Церковники старались любыми средствами предотвратить распространение лютеранской ереси на святой Руси и с этой целью требовали воспретить переселенцам-протестантам отправление их религии.
Однако царь и его опричные дипломаты, лелеявшие планы образования в Ливонии вассального Орденского государства, не желали оттолкнуть от себя протестантское ливонское дворянство. По этой причине Грозный отверг все домогательства церковников и к великому их возмущению позволил немецким бюргерам-переселенцам отправлять свой культ. Протестантский проповедник Ваттерман свободно ездил по русским городам, где жили немцы, и учил их «люторской ереси»[1381].
Царь не только защищал еретиков, но и приблизил к себе некоторых из них. Он зачислил в опричнину К. Эберфельда, А. Кальпа, И. Таубе и Э. Крузе[1382]. Особым влиянием в опричнине пользовался доктор прав из Петерсхагена Эберфельд. Царь охотно слушал рассказы немецкого правоведа, часто расспрашивал его об обычаях и нравах его страны. Эберфельд присутствовал на всех совещаниях Грозного с Боярской думой. Ходили слухи, что ему поручено было сосватать невесту для наследника престола в Германии[1383].
Присутствие в опричнине «советников»-лютеран вызывало особые подозрения ревнителей православия, осуждавших сближение царя с безбожными немцами.
В свое время правительство отказалось от услуг датского печатника Г. Миссенгейма. Предложение датского короля основать в Москве типографию было расценено как попытка распространить на Руси лютеранскую прелесть. Царь, желавший ввести печатное дело, вынужден был надолго отложить осуществление своих планов. Вскоре после отставки Сильвестра казна отпустила средства на закупку типографского оборудования и строительство печатного двора. Итальянский купец Барберини, посетивший московскую типографию летом 1564 г., утверждает, что московиты закупили оборудование в Константинополе: «в прошлом (1563.— Р. С.) году они ввели у себя печатание, которое вывезли из Константинополя»[1384]. Свидетельство Барберини подтверждается послесловием к Апостолу, авторами которого были московские первопечатники. По их утверждению, царь намеревался следовать примеру византийцев (греков) и итальянцев и заботился о том, «како бы изложите печатные книги, якоже в Грекех и в Венецыи и во Фригии и в прочих языцех»[1385].
Духовенство решительно воспротивилось введению книгопечатания с помощью датских лютеран. Теперь это затруднение было разрешено. Московские печатники взяли за образец православных «греков» и привезли оборудование из столицы православного патриарха Константинополя[1386].
Московские первопечатники кремлевский дьякон Иван Федоров и его помощник Петр Мстиславец имели некоторый опыт книгопечатания, «искусни бяху и смыслени к таковому хитрому делу; глаголют же нецыи о них, яко от самех фряг то учение прияста...»[1387]. ,19 апреля 1563 г. московская типография приступила к работе над знаменитым Апостолом. Издание первой, книги растянулось на целый год[1388]. Вторую свою книгу печатники выпустили после введения опричнины осенью 1565 года[1389].
Деятельность первопечатников вызвала осуждение косных невежественных церковников и их покровителей бояр. Духовенство считало книгопечатание еретическим новшеством. По словам современника Грозного француза Теве, московское духовенство опасалось, что «печатные книги могут принести какие-нибудь изменения в их убеждения и религию»[1390]. Возможность издания книг тысячными тиражами подрывала монополию духовенства на переписку церковных книг и грозила доходам церкви. О гонениях против первопечатников повествуют весьма разнообразные источники, как русские так и иностранные. Печатник Иван Федоров самым категорическим образом утверждает, что он вынужден был покинуть Русь из-за преследований со стороны бояр и духовенства.
«Сия же убо не туне начах поведати вам, — писал он, — но презелнаго ради озлобления, часто случающегося нам, не от самого того государя, но от многих начальник и священноначальник, и учитель, которые на нас зависти ради многие ереси умышляли... сия убо нас от земля и отечества и от рода нашего изгна и в ины страны незнаемы пресели» (курсив наш. — Р. С.)[1391].
Печатник прямо заявлял, что гонения на него исходили не от царя. По словам Флетчера, первые русские типографии были основаны «с позволения самого царя и к величайшему его удовольствию»[1392]. Иван щедрой рукой отпускал средства на строительство Печатного двора и жаловал деньгами типографщиков[1393].
В годы опричнины типография, стоявшая за Земским Двором в Кремле, осталась в ведении земской администрации[1394]. По свидетельству Федорова, его деятельность вызвала «презельное» озлобление многих «начальников» и «священноначальников», иначе говоря, земских бояр и духовенства. Земские начальники не могли открыто расправиться с печатниками, которым покровительствовал царь. Но они прибегали к различным уловкам. Теве упоминает о поджоге московской типографии «путем тонкого коварства и подставных лиц»[1395]. Книга Теве вышла во Франции в 1584 г. Спустя четыре года Москву посетил англичанин Флетчер, получивший аналогичные сведения о судьбе первой русской типографии. Сообщив о пожаре Печатного двора, он добавляет: об этом, «как полагают, постаралось духовенство»[1396].
Не желая раздражать церковников, царь Иван отказался от расследования обстоятельств, связанных с поджогом типографии, и под давлением духовенства согласился выслать-печатников из России, вследствие чего в работе московской типографии наступил почти двухлетний перерыв[1397].
Иван Федоров и его ученик Петр Мстиславец были отправлены в изгнание в Литву под благовидным предлогом. Литовский гетман Г. А. Ходкевич желал устроить православную типографию и просил царя прислать в Литву печатника[1398]. В 1566 г. в Москву прибыло великое посольство во главе с Ю. А. Ходкевичем, братом гетмана. По предположению Б. В. Сапунова, посол выполнил роль посредника в переговорах между Г. А. Ходкевичем и царем[1399]. Б. В. Сапунов обратил внимание на то, что Федоров по приезде в Литву был принят королем и его радой. Опираясь на некоторые общие сведения о занятиях короля в 1567—1568 гг., он пришел к выводу, что печатник мог получить аудиенцию, а следовательно, и выехал в Литву между январем и августом 1567 года[1400]. Представляется возможным уточнить время отъезда в Литву первопечатников. В июле 1567 г. царь и бояре направили гетману Г. А. Ходкевичу бранные послания, упрекая его в том, что «из христианина (он) стал отступником и лжехристианином»[1401]. За несколько месяцев до того на Руси был пойман литовский лазутчик с тайными грамотами, в которых Ходкевич призывал бояр изменить жестокому царю. Русское правительство, естественно, не могло отпустить печатников к Ходкевичу после разоблачения его интриг летом 1567 г. Русско-литовские отношения имели относительно дружественный характер, пока в Москве шли мирные переговоры с посольством Ю. А. Ходкевича. С августа 1566 г. до марта 1567 г. русско-литовская граница была закрыта из-за эпидемии чумы в пограничных уездах[1402]. Когда чума стихла и в Литву были посланы московские послы, русско-литовские отношения уже мало благоприятствовали отъезду Федорова[1403]. Возможно, что Иван Федоров покинул Москву вместе с литовскими послами в 1566 г. Если бы он замешкался, его отъезд был бы сначала сильно затруднен, а затем стал бы вовсе невозможен[1404].
Отъезд первопечатников был равносилен изгнанию. Их не спасло покровительство Грозного. Царь со всей своей опричниной не в силах был оградить Федорова от преследований со стороны земских бояр и духовенства.