Филипп решился открыто выступить против опричнины,, по-видимому, в тот момент, когда следствие об измене конюшего Федорова вступило в критическую фазу. Незадолго до выступления митрополита, передают авторы «Жития», к нему явились «неции... благоразумнии истиннии правителие и искусние мужие, и от первых велмож и весь народ» и с «великим рыданием» просили его о заступничестве, «смерть пред очима имуще и глаголати не могуще»[1603]. Памятуя о невероятной продажности тогдашних правителей-бояр,. можно определенно утверждать, что авторы «Жития» имели в виду истинного правителя и первого вельможу конюшего Федорова, благоразумие которого признавал сам Иван. Подозрения насчет заговора грозили конюшему плахой, таким образом он оказался среди «смерть пред очами имущих».
Выслушав «истинных правителей», митрополит будто бы обещал им свое покровительство, сказав, что «бог не попустит до конца пребыти прелести сей»[1604].
Нет сомнения, что Федоров, подвергшись преследованиям опричнины, должен был искать защиты прежде всего у Колычева, известного противника опричнины. Благодаря вмешательству митрополита развязка по делу Федорова затянулась на целый год. Но ни Грозный, ни его опричная дума вовсе не желали следовать советам Филиппа. К весне 1568 г. опричные репрессии приобрели угрожающие масштабы. Опричники без суда рубили головы знатным дворянам, и митрополит вскоре убедился в том, что его увещевания не действуют на царя. Тогда он решил открыто протестовать против опричнины и ее репрессий, невзирая на присягу.
Как рассказывает новгородская летопись, 22 марта 1568 г. «учал митрополит Филипп с государем на Москве враждовати о опришнины»[1605]. По «Житию», Филипп будто бы дважды принимался обличать опричнину во время торжественных богослужений в кремлевском Успенском соборе. Впервые, когда царь только прибыл в Москву со всей опричной армией[1606]. И еще раз, спустя некоторое время («времени же неколику минувше»), когда в соборе шла служба по чину св. Захария, т. е. 24 марта 1568 г.[1607] Трудно сказать, к какому периоду относят авторы «Жития» первое выступление Филиппа. Что же касается указаний на мартовское выступление, то они совпадают и в «Житие» и в летописи.
Речи митрополита в соборе передаются примерно в одних и тех же выражениях столь различными авторами, как опричники Таубе и Крузе и монахи — составители «Жития»:
Житие Филиппа
«...за олтарем неповинно кровь льется христианская, и напрасно умрают». «Не имаши бо на земли вышши себе, подобает бо ти яко смертну — не возноситься, но аки богу не гневатися».
«Ниже при твоих праотец сие бывало, еже твориши, ни во иноязыцех тако обреташеся»[1608].
Послание Таубе и Крузе
«...до каких пор будешь ты проливать без вины кровь твоих верных людей и христиан? Долго ли будет продолжаться в Русском государстве эта несправедливость?». «Подумай о том, что хотя бог поднял тебя в мире, но все же ты смертный человек, и он взыщет с тебя за невинную кровь, пролитую твоими руками».
«Татары и язычники и весь свет может сказать, что у всех народов есть закон и право, только в России их нет»[1609].
По свидетельству «Жития», Филипп просил царя упразднить опричнину («престани от такового начинания»), соединить ее с земщиной («но не разделяти, твоя бо есть едина держава», «люди своя в соединение оустрой») и прекратить опричные репрессии[1610].
Судя по возражениям царя, речь шла о преследованиях участников только что раскрытого в земщине «заговора» конюшего И. П. Федорова. Оправдывая репрессии, Иван прямо указал Филиппу на измену своих подданных. «Что тебе чернцу до наших царьских советов дело, — будто бы сказал он, — того ли не веси, мене мои же хотят поглотити»[1611]. Царь жаловался, что против него ополчились даже близкие ему бояре: «и ближние мои отдалече мене сташа и нуждахуся ищущеи душу мою и ищущей злая мне»[1612].
В конце концов, обличения Филиппа привели царя в ярость. Передают, что он хватил посохом оземь и сказал: «Я был слишком мягок к тебе, митрополит, к твоим сообщникам и моей стране, но теперь вы у меня взвоете»[1613].
Диспут в соборе кончился не в пользу царя. Чувствуя за собой поддержку земщины, митрополит трижды отклонил просьбу царя о благословлении и заявил напоследок, что впредь не намерен молчать, поскольку молчание его «всеродную наносит смерть»[1614].
Выступление главы церкви против опричнины оказало сильное воздействие на земщину: митрополит имел значительное влияние в Боярской думе, среди московских дворян и богатейших купцов. Церковь пользовалась исключительным авторитетом не только среди власть имущих, но и в «беспокойных» низах, среди простонародья. Через фанатичных попов, монахов и юродивых церковь ловко влияла на настроения народа, не остававшегося безучастным свидетелем происходившего.
Свою проповедь в соборе Филипп произнес при большом стечении народа. На другой день о столкновении между царем и митрополитом заговорила вся столица.
Глава опричной думы А. Д. Басманов настоятельно убеждал царя вновь пустить в ход машину террора, поскольку в обстановке острого внутреннего кризиса всякое проявление слабости со стороны правительства могло иметь для него катастрофические последствия. Вновь, как и при учреждении опричнины, царь и его приспешники попытались укрепить свое положение с помощью насилия и террора.
На другой день после диспута в соборе Грозный решил наказать «клятвопреступника» Филиппа, нарушившего обязательство, не вступаться в опричнину. Были водворены в тюрьму главные советники и приближенные митрополита.. Через некоторое время митрополичьих старцев вывели из тюрьмы и забили насмерть железными батогами, водя па улицам столицы[1615]. В те же дни, свидетельствуют очевидцы Таубе и Крузе, опричники схватили многих слуг бояр, придворных, кравчих, стольников. Одни были повешены, другие избиты палками и брошены в тюрьму[1616].
Источник сугубо документального происхождения, государев синодик опальных дает наиболее точное представление о начавшихся избиениях в земщине и доказывает, что репрессии против митрополита были тесно связаны с репрессиями против Федорова и его «сообщников»[1617]. Согласно синодику, на улицах Москвы погибло четверо митрополичьих советников, среди них Федор Рясин, служивший «митрополичьим меховщиком» (сборщиком пошлин), представитель семьи Мануйловых, издавна служивших в боярах у митрополита и т. д.[1618].
Ко времени выступления митрополита против опричнины конюший Федоров был сослан в опале в Коломну[1619]. Царь не решился казнить его, но зато приказал перебить его ближайших советников и разорить его родовые вотчины в Коломенском уезде. Отряд опричника Г. Ловчикова перебил в «коломенских селех» Федорова 20 его людей[1620]. На основании писцовых книг можно установить, что под Коломной располагались родовые вотчины Челядниных села Кишкино и Мартыновское, в которых было до 1000 четвертей пашни и много десятков крестьянских дворов[1621]. Двадцать человек, погибших во время погрома, были в основном боярские слуги и дворня.
После разгрома Коломенских сел царь послал опричного голову М. Л. Скуратова с отрядом громить федоровские вотчины в Губине Углу[1622]. Малюта чинил расправу с еще большей свирепостью, чем Ловчиков. Кровавые подвиги в вотчинах Федорова положили начало быстрому возвышению Скуратова в опричнине.
Главные владения Федорова располагались на границе с Новгородской землей в Бежецком Верху. Там ему принадлежали село Борисоглебское с 1158 четвертями пашни, село Семенцово и т. д.[1623] Грозный лично возглавил карательный поход в бежецкие вотчины конюшего. В походе, продолжавшемся до 5 недель, участвовали многочисленные опричные отряды[1624].
Лиц, подозреваемых в измене, пытали и под пытками заставляли называть имена «сообщников». Оговоренных людей казнили без суда, а иногда и без предъявления обвинения. Следствие производилось в строгой тайне. Осужденных били батогами, добиваясь выдачи всего имущества, а затем казнили. Тех, у кого ничего нельзя было заполучить, убивали прямо на улице. К одежде убитого обычно прикрепляли краткую записку, в которой указывались причины казни. Таким образом преступления «заговорщиков» доводились до всеобщего сведения[1625].
За время карательных экспедиций опричники перебили 135 боярских людей, из которых большинство (128 человек) названы в синодике людьми конюшего. Федоров был одним из богатейших людей своего времени, на его землях жило много тысяч крестьян. Очевидно, опричный террор не затронул крестьянского населения боярских вотчин и обрушился главным образом на голову его слуг, вассалов и дворни