Я старался. Видит Прекраснейшая, я очень сильно старался найти в себе хоть небольшой отклик. Потому что я был сильным эмпатом чуть ли не с рождения, и точно знал, что менталистика где-то внутри меня есть.
Неудивительно, что первый мой прорыв в ментальной магии произошёл как раз на уроке, а не на наших занятиях с Егором. Хоть Дубов и пытался помочь, но, к сожалению, в этом разделе магии, он не знал даже основ и плохо понимал, на что менталистика вообще похожа.
— Это чтение мыслей? — спросил он меня, пытаясь разобраться в предмете.
— Нет, конечно, — я даже фыркнул. — Мысли невозможно прочитать. Это, скорее, считывание эмоций, настроения и намерений. У сильного менталиста получается считать образы. Но, самое основное, манталисты могут воздействовать на других людей.
— Это страшно, Дима, — серьёзно произнёс Егор.
— Да, это страшно, — согласился я. — Но менталистика мой семейный дар, и будет лучше, если я начну её контролировать. Чтобы не произошло беды.
— Что может произойти в том случае, если ты всё-таки не сможешь его контролировать?
— Если я не возьму под контроль родовой дар, то могу случайно спалить кому-нибудь мозг, когда случайно влезу в голову. Или, например, могу внушить какие-нибудь чужеродные мысли по незнанию, а человек потом пойдёт и повесится. И это в лучшем случае, — начал перечислять то, о чём говорил мне на менталистике Рощин. — Ну или сам захочу удавиться от потока мыслеобразов, начавших совершенно случайно транслироваться в моей голове, и от которых я в конечном счёте свихнусь. И поверь, сумасшедший Лазарев, даже такой, как я, это не слишком приятная штука. А ещё…
— Стоп. Мне даже от этого небольшого перечисления стало немного не по себе. А твой, хм, прадедушка, что говорит? — Егор признал поражение и отложил книгу по менталистики в сторону. Я в ответ только тяжело вздохнул.
— Он отказался со мной развивать этот вид моего дара. Сказал, что не видит необходимости. — И я уткнулся в один из Лазаревских фолиантов, чтобы попытаться понять, что же мне делать.
На самом деле, Григорий ответил мне немного по-другому. Ну, как по-другому, когда я тихонько попросил его со мной позаниматься ментальной магией, то получил в ответ следующее:
— У тебя ментальная магия заложена в генах и идёт в дополнение к некромантии и артефакторике. А ещё должны быть какие-то скрытые собственные таланты, — он внимательно осмотрел меня и поджал губы, — которые пока скрыты как-то слишком глубоко.
— Искать надо лучше, — буркнул я, понимая, что с занятием по мозговедству меня только что послали.
— Не провоцируй, — ласково улыбнулся Гриша. Я мгновенно заткнулся, а призрак продолжил. — Мы, Лазаревы, заточены на менталистику просто по праву рождения. Поэтому я с тобой не буду этим заниматься, тем более я призрак, а не живой здравомыслящий человек. И да, маразм здесь совершенно ни при чём. — А говорит, что в голову залезть не может. Откуда он тогда узнал, о чём я в эту минуту про него думал? — При чём здесь маразм? Я ещё вполне молод и полон сил. Так что сам потом разберёшься, если захочешь.
— А как же практика? Мне, чтобы научиться нужен подопытный, — вяло возмутился я, стараясь ненароком не разозлить своего предка.
— Тебе что людей вокруг мало? — искренне удивился Гриша.
— Это неэтично, — я ханжески поджал губы.
— Подумаешь — неэтично. Неэтично — это, когда наследник чужого Рода на тебя похож. А здесь… — Григорий махнул рукой. — Ты же не к чужой жене под юбку полезешь, а так, слегка в мозгах покопаешься. И, Дима, не стоит брать в качестве объекта Троицкого. Тёмные закрыты от влияния извне. Ты его не сможешь прочитать, просто потому, что это в принципе невозможно, и начнёшь чувствовать себя неуверенно. А это не слишком приятное чувство.
Так что никто мне помочь не мог, поэтому ничего не оставалось, кроме того, как исправно ходить на занятия к Юрию Алексеевичу Рощину. На этих занятиях я очищал свой разум от разных ненужных мыслей, вспоминая всё то, что мне втолковывала Бурмистрова, и закреплял на практике по медитативным техникам Гаранин.
И вот наступил момент, когда, сидя на занятии и старательно разглядывая зажжённую свечу, призывающую меня сосредоточиться и сконцентрироваться, я задремал. И сквозь сон услышал чей-то вопль, прозвучавший прямо у меня в голове:
— Наумов, не спи — зима приснится! Ты слышишь меня?
От неожиданности я упал со стула и зажал уши руками, выкрикнув что-то нечленораздельное. И сразу же перед глазами замелькали какие-то образы. Чаще всего в этих образах присутствовал мужик с волосатой грудью и в семейных трусах в красный горох. Этого мужика я вообще видел впервые в своей жизни, в этом я был полностью уверен.
А ещё через полминуты я обнаружил себя лежащим на полу в классе. При этом я зажимал уши руками, а по лицу текло что-то липкое. Подняв руку и проведя ею по лицу, я обнаружил, что у меня из носа хлещет кровь. Надо мной склонился обеспокоенный Рощин и какой-то мужик, в котором через несколько секунд я смог узнать того самого любителя красных семейников. Сфокусировав взгляд на своём преподавателе, я прохрипел:
— Что произошло?
— У тебя был прорыв. Очень мощный, — Рощин был непривычно взволнован.
Ну, это понятно. С нашего курса у Юрия Алексеевича я был единственным учеником, а всего учеников у него было трое. Несмотря на то что я не проявлял никаких признаков наличия у себя ментальной магии, Рощин не опускал рук и почти полгода пытался вызвать у меня хоть какой-либо отклик. И вот долгожданный прорыв произошёл. Есть отчего прийти в возбуждение. Правда, этот прорыв произошёл, когда в кои-то веки в кабинете появился посторонний. Интересно, эти события как-то связано между собой или просто обычное совпадение?
— Почему именно сейчас? — я всё же решил полюбопытствовать, глядя на то, как знакомый Рощина покидает кабинет, бросая при этом на меня странные взгляды. Ну сам виноват, зачем находиться рядом с необученным менталистом во время занятий.
— Я не понимаю. — Он словно меня не слышал, продолжая рассуждать о чём-то своём. Ты очень силён, и это странно. Нет, сырой силы в тебе через край, но она какая-то аморфная, непонятная. Я даже не могу точно сказать, склонен ли ты к какой-то стихии или нет, — он покачал головой, о чём-то глубоко задумавшись. Да, как же давно некроманты не давали о себе знать. Вон уже уважаемые преподаватели не могут определить силу Смерти и отличить её от чистой стихии.
— Я бессознательно экранируюсь, — глухо проговорил я, садясь и прикладывая платок к носу. И как он вообще умудрился до меня достучаться, если Гриша говорил, что воздействовать на Тёмного невозможно? — У меня была психологическая травма в детстве, связанная с магией.
— То, что ты полностью экранируешься от меня, я заметил, — Рощин усмехнулся. — Я несколько месяцев пытался тебя прочитать — бесполезно, — он махнул рукой. — Директор Троицкий предупреждал нас об этом. И я всё это время искал к тебе ключик. Наконец, остановился на пробивном ментальном сигнале. Их придумали Лазаревы. Чтобы был шанс хоть так позвать на помощь, или что-то сообщить, если говорить было по каким-то причинам нельзя.
— Да, у вас получилось очень громко до меня достучаться, — я опёрся на его руку, поднимаясь с пола.
— Уже почти полгода прошло, мои занятия оставались совершенно бесперспективными. Я хотел после сессии отказаться от них, чтобы не тратить понапрасну твоё и моё время, и вдруг такой прорыв, причём совершенно случайно. Но ты продолжаешь экранироваться, и я не знаю, как в этом случае строить с тобой занятия. Просто не понимаю, — и он развёл руками. — Умойся. У тебя всё лицо в крови.
Я подошёл к раковине и посмотрел на себя в зеркале. М-да, ну и видок. Тёмные глаза лихорадочно горят, волосы стоят дыбом, а на бледной коже кровавые разводы приобрели вид какой-то гротескной маски. Включив воду, я принялся умываться. Само наличие в классе раковины указывало на то, что почти всем ученикам приходилось мыть лицо, после таких вот прорывов.
Выключив воду, я вернулся на своё место. Свеча всё так же горела. На неё мои метания никак не повлияли.
— Ну что же, предлагаю продолжить занятия по той же схеме. Я буду пытаться до тебя достучаться, а ты будешь использовать этот канал как поводок, который сумеет тебя направить куда надо. Твоим заданием будет ответить мне мысленно, чтобы я услышал. Надеюсь, твоя магия поняла, в каком направлении ей нужно двигаться. — Заявил Рощин, делая какие-то пометки в своём журнале.
— Если только мой дар сам не начнёт сопротивляться. — Ответил я еле слышно. Как ни странно, но Рощин услышал. Он поднял на меня взгляд и менторским тоном сообщил.
— Дар не должен сопротивляться, если ты сам не будешь ему мешать, но на этом этапе необходимо подключать к занятиям и теорию. А также как можно больше тренироваться.
Ну, практиковаться у меня есть на ком. Целый факультет настроенных ко мне враждебно подопытных. Только бы на Лео не нарваться, да на Ромку. Это они посещают, кроме меня, уроки ментальной магии.
С Демидовым понятно, генетически заложенный дар, подаренный его Роду Лазоревыми. Подозреваю, что подарили они его Демидовым вместе с домом. Ещё бы узнать, как именно это произошло. Только у него, в отличие от меня, дар он не спит, а вполне нормально развивается.
Что касается Гаранина, то мне до сих пор непонято, зачем ему это, если способностей к менталистике у него нет от слова совсем. Роман с завидным упорством пытается развить в себе эту ветвь магии искусственным путём. Не знаю, получается у него или нет, но Рощин уже озолотился, строча статьи по прохождению этого эксперимента в журнал «Наука и магия» чуть ли не каждую неделю.
Так что сейчас мне нужно учиться, учиться и ещё раз… в общем, ясно. А ещё необходимо тренироваться, чтобы влезть в чужую голову сознательно, потому что случайно больше не получится.
Глава 11
Следующие недели пролетели, как один миг. Я пытался наверстать весь теоретический материал, который забросил, когда готовился к экзамену у Лазерева. Сделать это оказалось не так-то просто. Вот когда я в полной мере ощутил, что память моя оказалась не такой хорошей, как мне всегда представлялось. От избытка информации, которая в большинстве своём никогда мне не пригодится в будущем, я начинал потихоньку звереть.