— Вот как? Вновь удивили. Давеча я размышлял о флоте и счел его устаревшим, как и правила на корабле. Что вы нашли? Поделитесь! Мне интересно, насколько ваше видение может совпадать с моим, — Павел встал со стула и начал ходить от одного окна к другому.
— Ну за малое — это палачи на кораблях, виды наказаний… — Куракин вновь был перебит.
— Да! Это же невозможно! Протаскивать на рее через дно корабля! — возмущался Павел. — Я имею чин генерал-адмирала, но не имею возможности убрать с флота сущие глупости. Это не комильфо.
Сложно пришлось Алексею Борисовичу. Павел постоянно его перебивал, с одной темы переключался на другую. У князя болела голова, он пытался найти логику поведения Павла и вот уже почти ее уловил, как наследник вновь с темы кодификации законов возвращался к проблеме упразднения должности палача на кораблях.
Куракин хотел еще добиться вразумительного ответа, не понадобится ли он в ближайшие три месяца, которые планировал провести в усадьбе, но нет, эта задача была без решения.
Мальчики остались без учителя и процесс обучения уже сейчас под вопросом. Оказалось, что без Сперанского и сын и племянник плохо усваивают материал. Ну да князь и сам знал, что Михаил Михайлович интересно преподает, порой и в игровой форме. А статические учителя навевают на детей, в сравнении с предыдущем обучением, уныние и скуку. Хотя учителя в один голос утверждают, что и Борис и Сергей весьма разумны в словесности, с чем ранее было сложно, ну и в математике, естествознании, истории и географии более чем молодцы.
Видимо не суждено Алексею Борисовичу отправится в Белокуракино. А еще пришло письмо от супруги Натальи Ивановны, которая нынче отправилась в Италию, но из-за всех происходящих событий собирается вернуться в Россию [она годами была в разъездах по Европе].
Возможно, потому и считается их брак счастливым, что они годами не видятся. А тут… И дело не в том, князь реализовывается, как мужчина со служанкой, он ее прогонит, как только Наталья Ивановна пересечет границу России, дело в ином. Он отвык быть мужем.
— Вы меня не слышите! — возмутился Павел, который ранее увлеченно рассказывал о своих идеях по смене формы в армии.
«Есть проект и по армии, но об этом пока лучше и не заикаться. Без союзников в этом вопросе к Павлу подходить нельзя», — подумал Куракин, стараясь теперь ловить каждое слово наследника Российского престола.
Какой бы Алексей Борисович не был франт и не любил разговоры об одежде, но и для него было решительно невозможно столь скрупулёзно описывать все эти обшлаги, длину косы, или панталонов.
— Безусловно слышу Вас и считаю, что да, валенки для караульных нужны, иначе с нашими морозами караулы — сущая пытка для солдата, — Куракин увидел, что наследник сейчас начнет цепляться к словам и это приведет только к завершению аудиенции на дурной ноте, вот он и решился. — Ваше Высочество, а не желаете ли услышать превесёлую басню про французский Конвент?
— Вы баснописец? Вам не терпится примерить лавры господина Жана де Лафонтена [французский баснописец конца XVII века]? — усмехнулся Павел Петрович. — Не находите, что басни по своей сути — это проявление вольнодумства и вольтерианства?
— Басня ложь, но в ней намек, добрым молодцам урок, — отвечал Куракин.
— Ха. Вот только подумал о вас, что все, человек раскрылся, так вы вновь удивляете. Что ж, весьма занятно было бы послушать, — усмехнулся Павел Петрович.
— Однажды лебедь рак и щука везти с поклажей воз взялись… [полная версия басни в приложении] — Куракин читал басню Сперанского. Вначале тихо, но, видя, что Павел смеется и весьма благосклонен, князь заканчивал басню уже громко, весело. — Кто виноват, кто прав, — судить не нам; да только воз и ныне там.
— Превосходно! Мне определенно это понравилось. Не знал, князь, что вы и пиит, — Павел был неподдельно весел, что, как все утверждали, почти невозможно.
— Прошу прощения, ваше высочество, но это мой секретарь Сперанский, — Куракин не решился присваивать себе творчество других людей.
Не то, чтобы Алексей Борисович был совестливый, нет, он просто испугался, что слишком уж получается талантливым перед наследником, который должен стать императором. А что, если попросят что-то прочитать еще? А Сперанского рядом не будет? Так что пусть секретарь сам отдувается.
— Я говорил уже, достоинством доброго служащего — это подобрать себе в помощь того, кто может сделать работу. Главное завсегда — это выполнить саму работу. Порядок должен быть во всем! — сказал Павел Петрович.
Еще немного отрешенных тем и наследник резко оборвал разговор. Павел, не объясняясь, ушел, а через минуту за Куракиным прибыл ливрейный лакей и проводил князя на выход.
Аудиенция прошла великолепно.
Глава 15
Глава 15
Крцаниси (Интерлюдия)
8 сентября 1795 года
Семидесятилетний старик стоял на склоне Таборотского хребта и взирал на раскинувшиеся просторы долины у селения Крцаниси. Уже крестьяне собрали большинство урожая, а со слухами о вторжении персов этот процесс резко ускорился.
Ираклий II осознал, что совершил ошибку, стараясь лавировать между двумя сильными игроками, отдавая все же предпочтение Российской империей. Подписанный Георгиевский договор создавал впечатление сильной опоры под ногами и до недавнего времени так и было. Ага Мухаммед-хан — вот тот человек, который решил разрушить все, что с таким трудом и усердием строил царь Ираклий.
Еще в начале лета послы персидского шаха зачастили в Картли-Кахетинское царство. Они искушали, предлагали весьма заманчивые условия. Даже Азербайджан был обещан Ираклию, если тот разорвет отношения с Российской империей. И не будь Георгиевского трактата, Ираклий пошел бы на сделку с могущественным правителем Ирана. Но Россия… она бы не простила.
Сложно все было с Российской империей. Некогда Ираклий заключил соглашение с османским пашой и тем самым, вроде бы, нарушил условия Георгиевского трактата. Вот только Потемкин и императрица Екатерина все знали об этом соглашении с турками, промолчали, чтобы не терять лицо [официально грузинский царь нарушил соглашение но о том, что это произойдет, из переписки Екатерины и Потемкина, России было известно. Обычный случай «реал политик», который, на мой взгляд, грузинские историки преувеличивают]. Пока не построена дорога в Грузию сложно было перебрасывать серьезные силы на помощь Картли-Кахетии.
Но и сам царь повел себя самоуверенно. Он посчитал, что может договориться, или же отбиться от персов. Дружба с армянами, а так же с западногрузинскими княжествами позволяла почувствовать себя мощным игроком в регионе. Не захотел Ираклий лишний раз склонять голову перед русской императрицей и простить у нее либо денег и оружия, чтобы самому мобилизовать большую армию, либо русских войск, нахождение которых подрывало бы авторитет царя Картли-Кахетинского царства.
А еще Ираклий не получил поддержку у своих же подданных. Почти никто из крупных феодалов не привел своих воинов, не дал денег и оружия для формирования ополчения. И это сильно давило на царя, которые за долгие годы царствования, так и не заручился абсолютной поддержкой у подданных. Он, один из великих людей своей эпохи, на склоне лет совершил много ошибок, за которые теперь придется расплачиваться. А ведь мог стать наместником всего Кавказа, как предлагал персидский шах Ага Мухаммед-хан из династии Каджар.
И вот теперь старик стоял и смотрел, как долина у села Крцаниси начинает заполняться персидскими войсками, численность которых устрашает.
Созерцание накатывающего ужаса прервал топот копыт. Стремительно, в сопровождении десяти самых близких воинов, к Ираклию II приближался царь Имеретинского царства Соломон I. Стремился к царю и его сын Давид, офицер русского Преображенского полка. Вот только полка не было, как и никого из русских. Не считать же Давида русским человеком!
— Отец, позволь возглавить мне атаку на персов! Мы наблюдаем их авангард и можем ударить, — первым обратиться к Ираклию успел сын Давид, лишь на секунды опередив внука царя — Соломона.
Царь Картли-Кахетии с некоторым пренебрежением и укоризной посмотрел на своего сына, который, наконец, додумался сменить свой русский мундир. Нет тут русских, не успели, или не желали успеть, оттого и русских офицеров быть не может, но сын и наследник может остаться рядом с отцом в столь сложный час.
Однако, Ираклий посчитал, что более остальных добыть себе славу достоит сын любимой дочери старика, царь западногрузинских земель, Соломон. Он привел с собой две тысячи отличных воинов. Да, это немного, но все войско царя Ираклия состояло из пяти тысяч. Следовало сказать, что эти пять тысяч были такими воинами, что достойны славы предков.
Был бы на месте еще один сын, Гиоргий, то именно он возглавил бы атаку. Но Гиоргий был отправлен собирать войско и все еще не вернулся [опоздает к битве].
— Соломон, внук мой, тебе разрешаю ударить. Бей лихо персов, но не ввязывайся в полноценное сражение! — дал указания Ираклий.
Через пятнадцать минут три тысячи всадников спускались с Таборитского хребта, на котором закрепилось грузинское войско. Туча поднятой пыли не только усложняла работу отряду Соломона и приданным ему воинам-арагвинцам, но имела и положительный эффект.
Персы, заметив, как стремительно на них надвигается пылевое облако, не смогли оценить количество грузинских воинов. А еще у страха глаза велики. Потому персидские командиры посчитали, что столкнулись, ну никак не меньше, чем с десятитысячной конницей и они знали, что грузинские войны опытные и сильные, закаленные в постоянных войнах с дагестанцами и представителями многих других народов Северного Кавказа.
Всадники влетели в боевые порядки персидского авангарда, рубя все и всех, кто попадался на пути. Персидская конница, шедшая впереди всей немаленькой армии была ошеломлена и скоро стала хаотично отступать, неся большие потери. Грузины воодушевленно убивали и ранили противника, мстя персам за то, что славные воины Картли-Кахети усомнились в своей победе, прознав, сколь велико войско привел Ага Мухаммад-хан.