— Хорошо, — после двух часов уговоров, условно согласился Тарасов. — Но как ты будешь искать заказчиков?
— Поищем! — уверенно сказал я и подумал сразу о церковных хозяйствах.
Нужно подумать и об этом. Церковь — нормальный такой участник экономических процессов, между тем, далеко не каждый монастырь приносит прибыль. И пусть Екатерина забрала большинство церковных земель, есть у иерархов еще землица.
— Вот для чего ты настаивал готовить кого-то в замен мне! — усмехнулся Тарасов, а потом резко посерьезнел. — Тут я зарабатываю четыреста рублей, честных рублей. И меньше иметь доход не намерен.
— Договоримся, — сказал я, выглядывая в окно.
Десяток гусар в наших палестинах — это не нормально, это аномально. И в небольшом окошке с мутноватым стеклом такие персонажи, уже спешивающиеся во дворе дома, кажутся изображением в стареньком телевизоре.
Настойчивый стук в дверь сделал бессмысленным дальнейший разговор.
— Езжай к себе! Что-то мне подсказывает, что это за мной. Я напишу позже, проследи, чтобы недоросли прилежно занимались! Я дал Карпу сто рублей на прокорм детей и их обучение. Это немало, пусть отрабатывает. Ты же, как все подготовишь, берешь старшего сына Осипа, я договорился с ним, и едешь в Петербург, — сказал я и пошел открывать дверь.
— Кто господин Сперанский? — грубым, даже хамоватым голосом спросил стоящий на крыльце дома гусар.
— А вас, сударь не учили манерам? От чего я не услышал вашего имени и причины столь грубо врываться в этот дом? — сказал я, не желая идти на обострение, но с другой стороны такие слова и тон спускать нельзя, если я сам хочу быть уважаемым.
— А вы сударь, собственно, кто будете, чтобы указывать офицеру русской армии на недостаток воспитания? — заводился товарищ грубияна. — Если дворянин, так незамедлительно последует вызов на дуэль.
— Пока я не дворянин, но чести имею, видимо, больше, чем иные, не позволяя себе грубости, — ощерился я. — Вы в доме князя Алексея Борисовича Куракина…
Мимо пытался прошмыгнуть Тарасов, он явно хотел быстрее убежать и не быть свидетелем подобного разговора.
— Николай, до встречи! Все в силе, и не думай, что-либо менять! — спокойным тоном сказал я.
Эта фраза и тон, с которым я ее произнес настолько разнилась с тем, как я говорил с гусарами, что весь разговор можно было счесть за спектакль и мое издевательство.
— Я проучу, подлеца! — взъярился самый первый гусар, судя по мундиру, подпоручик.
— Владимир Петрович, не стоит. У нас имеется приказ. Давайте его исполнять! — это подал голос третий. — Позвольте представиться! Поручик Сумского гусарского полка Лиховцев Дмитрий Николаевич.
Сказано было буднично, каблуками никто не стучал, по стойке смирно не стал. Ну хотя бы так, а то общение было уже на грани быдлячего базара.
— Префект Александро-Невской семинарии, личный секретарь его светлости князя Алексея Борисовича Куракина, воспитатель его сына, Сперанский Михаил Михайлович, — представился и я.
Само собой нужно было как-то нивелировать тот факт, что я не дворянин, потому старался с максимальным достоинством перечислять свои занятия. И да, соврал! Не префект уже. Однако, посчитал нужным акцентировать внимание на этой должности. Священники и все, кто около Церкви как бы неприкосновенные, особая каста. Негласно, конечно, но чего трогать целого префекта, особенно, что без знакомства с митрополитом такие должности не раздаются, тем более в Главной семинарии.
— Михаил Михайлович, нужно поехать. И поверьте, этот приказ — вас сопровождать, нас не радует, между тем у вас полчаса на сборы, — сказал Лиховцев, то и дело подавая знаки своим сослуживцам, чтобы те не проявляли агрессию.
— Хорошо, господа. Я поеду с вами, но соизвольте сказать, чьему приказу вы повинуетесь и склоняете меня подчиниться. В противном случае, вам придется применять силу и поверьте в подобной ситуации, я буду считать себя условно пленным и при первой вашей оплошности сбегу, — отвечал я.
— Как вам будет угодно, — сказал тот, кто представился Лиховцевым.
— Иди сюда! — сказал тот, что более всего жаждал драки. — Вот только вопреки сказанному, сам подошел ко мне, чуть подтолкнув в сторону поручика Лиховцева.
Задира из гусар схватил меня за комзол, сжал ткань в своих ручищах и притянул к себе. Вот не высокого же роста, причем все трое, что зашли в дом, а кулаки с пуд весом. Ну да такими кулаками нужно уметь управлять.
Я схватил правой рукой за тот самый кулак, что рвал ткань моей одежды, второй рукой выжал кисть хамоватому гусару. Противник скрутился и встал на колени. Что ж… колени, так колени — мое правое колено встретилось с наглым лицом сумского гусара. Один минус.
Второго, который все время молчал, а сейчас так же молча, но выдвинулся ко мне с очевидными намерениями, я встретил своим ранее любимым ударом — апперкотом в челюсть. При правильном и выверенном ударе — гарантированный нокаут. Так и вышло.
— Ай! — вскликнул я, когда лезвие шпаги Лиховцева проткнуло мне левое полупопие. — Вы не считаете сударь, что это уже вне всяких законов чести. Такие в Сумском полку гусары?
— Не смей говорить о нашем славном полку! — грозно потребовал Лиховцев, выставив саблю. — Казак?
И все-таки мне задницу продыряв… укололи. Да, вот так более благозвучно! Саблей это сделали. Сейчас и кровь саднить будет и в седле, или карете болезненно будет ехать.
— Попович, но, как ты понял, — я сделал акцент на «ты», отзеркалив обращение ко мне. — Повалять могу и славных сумских гусар, вышедших из малоросского казачества.
— Можешь, то да, но сабельки боишься. Я, знаешь, ли, чую страх другого человека, — продолжал беседу Лиховцев.
А в это время в доме уже было одиннадцать гусар, часть из которых направила на меня свои пистоли. Главу ОПГ, или Джеймса Бонда берут, не иначе.
— Давай, Дмитрий Николаевич, — обращался я к Лиховцеву, не хотел я быть на бараном на заклании и стремился хотя бы частично сохранить лицо. — Ты все же скажешь, почему я должен ехать с тобой. Бумаги у вас нет, окромя силы. А уже через минут десять во дворе будет полусотня казаков, которые станут на мою защиту.
— Ты допустишь пролитие крови? Ты же поповский! — усмехнулся Лиховцев.
— Сучий, я же тебя… — очнувшийся задира попытался подойти ко мне, но сабля поручика Лиховцева преградила ему путь.
— Уймись! — строго сказал Лиховцев и все гусары его послушались.
А после мы все-таки поговорили.
Оказалось, что Сумской полк собирался уже вновь становиться гусарским (я и не знал, что он таковым не был) [в это время не был], а так же покрывать себя славой побед на Кавказе. Генерал Валериан Александрович Зубов, ну или его заместители, уже утвердили состав группировки, которая должна отправится на войну. Сумские гусары стояли под Тулой, довооружались, уже имели походное настроение, когда пришла срочная депеша с требованием отправить офицеров в Белокуракино с целью доставить меня.
— И кому же я так понадобился? — спросил я, догадываясь, что именно произошло.
— Приказ шел под именем Валериана Александровича Зубова, — отвечал Лиховцев, попивая прохладный квас. — Ослушаться не имели возможности. Мы и сами собирались на Кубань выдвигаться, а не на Слабожанщину переться.
— А разве его сиятельство, Валериан Александрович Зубов не в Польше? — проявил я осведомленность.
В последнее время старался быть в курсе всех событий, часто записывал те или иные поступки людей, чтобы не забыть подробности. Компроматы нужны на многих лиц, пригодится. Ну а то, что одноногий Валериан поехал за своей возлюбленной и ее мужем в Польшу, знал весь Петербург и не только столица. Такие амурные истории тут вирусятся больше, чем в моем времени видосы с котиками.
Есть у меня предположения, откуда уши выглядывают. Плотно смотрят за Павлом, а князь Куракин стал если не другом наследника, то вхож к нему. А это уже политическая игра. Но не думал я, что зацепит меня этими игрищами. Видимо, Алексей Борисович Куракин упоминал мое имя перед будущим императором, вот потому и вышло так.
Могло быть и иное. В этом времени стихи пишут многие. Это повальное увлечение можно было бы сравнить с тем, как некоторый промежуток времени были популярны социальные сети в моем мире будущего. Мало кто решается публиковать свои творения. Одни не считают нужным издаваться потому, как критично смотрят на свои произведения и опасаются общественного остракизма, иные стихи в печать не берут. Да и мало возможностей для публикаций. Еще десять лет назад было проще, когда еще работали издания Николая Ивановича Новикова
А я подал стихи в редакцию Московского университета и там их приняли. Так что, весьма вероятно, кто-то из высших чинов захотел посмотреть на конкурента Гавриила Державина. Мог и он сам захотеть взглянуть на меня, но сомневаюсь, что у секретаря, пусть и Ее Императорского Величества, есть такие возможности, чтобы прислать гусар в дом князя Куракина и нахально схватить его секретаря.
Тут наглость нужна, чувство вседозволенности и наплевательского отношения ко многим. А еще, если следовать вероятной мотивации, то дело в Павле. Следовательно, — это Платон Зубов. Я рассчитывал, что он сильно увлечен своим проектом по замужеству Александры Павловны и не станет вникать. А еще был расчет на то, что после смерти Степана Ивановича Шешковского, просто нет такого деятельного человека в Тайной Экспедиции, чтобы можно было быстро реагировать на малейшее не соответствие застойной внутриполитической жизни.
— Что ж… — сказал я, вставая со стула. — Мне все предельно ясно и я готов к путешествию. Лишь заберу свои бумаги и можно отбывать. Однако, мне нужно предупредить людей и обязательно забрать мою личную служанку.
Некоторые из гусаров ухмыльнулись, я не стал на то обращать внимание, а то, серьезной драки не избежать. И так мне уже обещают, что и морду набьют, как мужичью, и что прирежут, как только доставят до назначению и выполнят приказ.
— Я рад, что мы не допустили больше принеприятнейших действий. Мы подожд