стью, большую часть свиты госпожи составляли дворяне и их слуги, умеющие обращаться с оружием, поэтому им удалось продержаться до того времени, как подоспела помощь. Мы привезли с собой всех тяжелораненых и госпожу, все прочие остались охранять карету и вещи, а также дожидаться тех, кто уехал.
— Потери? — задал я беспокоивший меня вопрос.
— У нас один ранен тяжело и трое легко, — чуть изменившимся голосом ответил Карог, — потери у отряда госпожи значительно больше.
— Почему вы решили, что ждали наш отряд? — спросил я.
— Я расспросил одного из пленников, а вот это нашли у их убитого командира. — С этими словами Карог вытащил из-под плаща свёрнутый в трубочку кусок холста и передал его мне.
Я развернул его и удивлённо замер: с холста на меня смотрел я, точнее, мой портрет, нарисованный с абсолютной чёткостью. Ниже портрета были перечислены мои отличительные признаки, например: передвигается на бричке, телохранитель нубиец и прочее.
Я удивлённо посмотрел на Карога.
— Если бы они напали на нас завтра, мы бы потерпели поражение, — глухо сказал командир. — Кто-то предупредил их о возможной охране, почти все имели луки, а у пятерых были даже гномьи арбалеты.
— Весело, — хмуро сказал я, сворачивая свой портрет и засовывая его в карман, специально сделанный по моему заказу на внутренней стороне плаща.
Карог неожиданно скинул с головы капюшон, и я с удивлением увидел перед собой лицо довольно молодого воина.
— Хочу поблагодарить вас, господин, — покашляв, начал он. — Если бы не ваш приказ выступить на подмогу подвергнувшемуся нападению отряду госпожи, то завтра бы вас убили, а я если бы не умер, то оказался навеки опозоренным, не выполнив приказ герцога. И отдельное спасибо за вашего телохранителя, таких воинов я редко встречал и рад, что он был на моей стороне.
Глаза воина от восхищения сверкнули в свете костров.
— Я впервые видел, чтобы так умели обращаться с копьём. Большинство убитых наёмников пали именно от него.
Я улыбнулся командиру и сказал:
— Он недёшево мне обходится, но деньги свои отрабатывает сполна.
Вспомнив о раненых, я отвязал с пояса кошель, вытащил из него пятнадцать кесариев и протянул их Карогу. Тот недоумённо на меня посмотрел.
— Шесть тяжелораненому, остальные — легкораненым, — сказал я. — Как бы то ни было, они пострадали вследствие исполнения моего приказа.
Лицо командира застыло, а потом слегка дрогнуло.
— Спасибо, господин, мы не забудем этого, — сказал он, взяв деньги и впервые поклонившись мне.
— Ну а теперь расскажи, что за госпожа, ради которой мы так старались? — поинтересовался я у него, когда все важные вопросы были решены.
— Не знаю точно, но судя по карете, количеству вещей и численности сопровождавших её людей — знатная дама. Ею сейчас занимается Рон, у неё рана на ноге и сломана правая рука в результате падения с подножки кареты, — ответил Карог, кивая в сторону одного из костров.
Я поблагодарил командира и пошёл туда, куда он показал. Подойдя к девушке, лежавшей в бричке на наших с Роном одеялах и укрытой одним из них, я стал смотреть, как нубиец перевязывает ей ногу, что-то успокаивающе приговаривая, когда она вскрикивала от боли. Рядом с ними сидел старик, который, с благодарностью глядя на нубийца, держал в своих руках вторую руку девушки и тоже что-то ласково бормотал.
Заметив меня, Рон повернул голову и сказал:
— Господин, рану на ноге я перевязал, но правая рука сломана.
— Нужно поставить ей шину на руку, — вспомнил я уроки ОБЖ и свои переломы. — Сейчас принесу что-нибудь подходящее.
Нубиец кивнул и снова занялся девушкой. Прежде, чем пойти искать необходимое, я кинул на неё взгляд — и моё сердце учащённо забилось: девочка была очень красива, несмотря даже на замызганное платье, лицо в потёках крови и грязные, спутанные волосы. Угадывавшиеся даже сквозь корку грязи нежные черты лица заставили моё сердце забиться чаще. «Наверное, моего возраста», — подумал я, отправляясь за нужными ветками. Так как досок у меня не было, нужно было нарезать ветки кустарника толщиной с палец. Если обложить их вокруг руки и закрепить, получится неплохая шина, хотя бы временная, для транспортировки пострадавшего к местному лекарю.
Вслед за мной пошли два воина, которым Карог кивнул, чтобы они за мной присмотрели.
Вернувшись назад, я увидел, что девушка уже сидит в бричке, а старик вытирает её лицо и волосы влажной тряпкой.
— Что смог, я сделал, Макс, — обратился ко мне Рон, — я мог бы сделать ей лубок, но ничего не гарантирую. Воины тоже не хотят навлечь на себя неприятности, если потом с её рукой что-нибудь будет не так.
— Спасибо, Рон, — благодарно кивнул ему я и, подойдя к бричке, скинул на её сиденье все срезанные прутья. — Ты мне ещё будешь нужен, не уходи. Я сам займусь ей.
Я встретился взглядом с девочкой, которая с лёгким испугом посматривала на меня. Старик, увидев, что она куда-то смотрит, обернулся и увидел меня.
— Господин, — бросился он ко мне, кланяясь и плача, — я так благодарен вам, что вы послали свой отряд нам на помощь. Если бы не вы, они бы убили госпожу Элизу, а вслед за ней и всех нас. Спасибо вам. Хозяин, когда узнает, что вы спасли его единственную дочь, отблагодарит вас, не сомневайтесь. Хозяин очень знатный человек и бесконечно любит Элизу.
Старик был уже готов был упасть на колени, но я его удержал.
— Перестаньте, долг каждого дворянина — помочь ближнему, — сказал я, — тем более что пострадавшая — леди.
Старик продолжал меня благодарить, но я приказал:
— Всё, хватит. Лучше помогите, нужно заняться её рукой, иначе она неправильно срастётся и лекарю придётся снова её ломать.
Слуга сразу же замолчал и повернулся к хозяйке. Я подошёл к девушке и представился:
— Барон Максимильян, к вашим услугам, миледи.
Девушка была слегка бледна, но склонила голову и ответила мелодичным голосом:
— Маркиза Элиза, дочь герцога Нарига, правителя герцогства Шатар.
Позади меня раздались странные звуки. Я обернулся и увидел, как Рон быстро пятится, прикрывшись ладонью и кашляя в неё.
«Да уж, — стараясь не подать вида, что ошарашен этим сообщением, подумал я. — Что называется, приплыли. Спас дочь своего врага. И что мне теперь делать?»
— Барон? Что-то не так? — вывел меня из задумчивости голос девушки.
Я откашлялся:
— Нет-нет, всё в порядке.
— Странно, но я где-то слышала ваше имя, барон, — задумчиво глядя на меня, продолжила она. — Точно слышала, только не могу вспомнить, где и когда. Лицо ваше мне незнакомо, а вот имя я определённо где-то слышала.
«Лучше тебе не вспомнить где», — пробурчал я про себя и подозвал Рона, который изо всех сил старался не рассмеяться, хитро посматривая на меня.
«Нужны бинты, — подумал я. — Из чего их сделать?»
Вещей у меня было всего ничего: тренировочная одежда военного покроя, в которую я сейчас одет, и праздничный костюм, сшитый для бала.
— Рон, у тебя есть ненужная одежда? — спросил я нубийца.
— Ага, полный тюк, — жизнерадостно ответил он. — Сам знаешь, вся моя одежда на мне. Правда, есть ещё тёплый плащ.
«Да и фиг с ней, — подумал я об одежде. — На балах мне больше не бывать, а тренировочная одежда для меня намного удобнее, чем та, которую и надел-то всего один раз. К тому же верхняя парадная одежда у меня останется, а под неё можно и чего попроще надеть».
— Принеси мой тюк, — приказал я.
Нубиец удивился, но на людях ничего говорить не стал, зашёл за бричку и достал из отсека для поклажи требуемое.
— Вытащи тот костюм, в котором я был вчера, и порежь его вот на такие полосы. — Я пальцами показал ему ширину.
Нубиец удивлённо на меня посмотрел, как, впрочем, и девушка, которая, видимо отходя от пережитого шока, теперь не покачивалась, баюкая сломанную руку, а внимательно прислушивалась к нашему разговору.
— Рон, не заставляй меня повторять по два раза, — нахмурился я.
— Как скажешь, твоя одежда, — тихо буркнул Рон и, достав кинжал, начал быстро полосовать мою обновку.
Отвернувшись от пропадающих десяти кесариев, я посмотрел на девочку. Та, увидев мой взгляд, сразу отвела глаза, делая вид, что разговаривает со стариком.
Когда полосы материи были готовы, я приказал Рону зафиксировать девушку на одном месте и принялся ощупывать место перелома. Она закричала от боли и попыталась убрать руку, но Рон не дал ей двигаться. Старик дёрнулся было в нашу сторону, чтобы защитить её, но был остановлен кинжалом одного из стоявших рядом с бричкой воинов.
— Если барон начал, значит, знает, что делает, — жёстко сказал воин старику. — Не мешай, он же сказал — рука может срастись криво, и тогда лекарю придётся ещё раз её ломать.
Старик сразу осёкся и теперь стоял чуть поодаль, с тревогой смотря то на меня, то на свою госпожу.
«Если бы ещё сам барон помнил, как правильно всё делать надо, — подумал я. — На хоккее я несколько раз ломал руки, так что нужно просто вспомнить, что в таких случаях делали врачи».
Где вспоминая, где просто предполагая, что делать, я нащупал, что смещения лучевой кости вроде бы не произошло, она просто переломилась от удара обо что-то твёрдое. Большего я обнаружить не мог, ведь если перелом с осколками, то всем моим стараниям грош цена, как бы ей не стало хуже. То, что девочку однозначно нужно показать лекарю, сомнений не вызывало, из меня-то доктор никакой.
Зафиксировав руку девочки под прямым углом, я начал накладывать гибкие ветви, закрепляя их оборотами самодельного бинта. Когда вся конструкция была готова, я сделал из своих праздничных бриджей уродливую косынку и, продев её через голову девушки, вложил в неё сломанную руку.
— Это всё, что я могу сделать. Завтра её нужно обязательно показать лекарю, — сказал я старику, делая знак Рону, чтобы он отпустил девушку, которая из-за моей неумелой операции кричала и дёргалась от боли.
— Жестокий садист! — навзрыд заплакала она, баюкая руку, которая явно очень болела.