— Ты заболел? — спросила меня как-то Тэпия. — Ты очень бледен…
— Сам не пойму, симптомов никаких нет, а слабость жрет изнутри…
— Это порча, — встрепенулась Тэпия.
Я хотел было по привычке сказать, что не верю ни в какие привороты-отвороты, но осекся… Это дома я не верил, а здесь я сам носитель магии…
— Вечером придет гадалка и посмотрит тебя, — сказала Тэпия. — Ты вдыхал красный падымок?
— Не помню… — соврал я.
Городская гадалка явилась только к полуночи, я лежал в кровати в своей спальне при свете тусклых быстро тающих свечей, не в силах уже встать. Тэпия не отходила от меня, не давая упасть в забытье.
— Нельзя тебе спать, — шептала она. — Иначе тлен погасит душу и сожрет тело.
Я метался в полубреду, а красный камень в мешочке на моей груди нагрелся, обжигая кожу. Я чувствовал, как он поддерживает во мне жизнь, не давая умереть.
Королева повернулась к гадалке и раздраженно спросила:
— Почему так долго?
— Прошу простить меня, ваше величество, — ехидно ответила старуха, бряцая амулетами. — Но мои силы наибольшую мощь имеют в полночь.
— Спаси его… — смягчилась Тэпия.
— Оставьте нас, пожалуйста.
Тэпия выскользнула из спальни, прикрыв за собой дверь.
Гадалка села на край кровати и, прикоснувшись к моему плечу, тут же отдернула руку.
— Хворь демона ест тебя! — голос старухи задрожал. — Если не изгнать ее сейчас, до утра не доживешь…
— Делай, что считаешь нужным, — задыхаясь, прохрипел я.
— Непросто это… Велика цена… — старуха вдруг осунулась, а взгляд ее потускнел.
— Королева заплатит, сколько скажешь.
— Не я плату возьму… Нельзя нарушить Закон мира — равновесие. Нельзя подарить жизнь вместо смерти, кто-то за это должен умереть… Боги возьмут у тебя самое ценное, что будет у тебя через пять лет. Если согласен, я постараюсь помочь тебе…
— Давай уже! Самое ценное у меня сейчас — это доспехи и оружие, а через пять лет посмотрим. Но что может быть ценнее собственной жизни?
— Ты сам выбрал это… — прошептала ведьма, вытаскивая из заплечного мешкасвечи и мешочки. — Только прошу, не оставляй моего сына…
— Какого сына? — не понял я.
Но старуха промолчала… Расставив свечи по кругу на гранитном полу, она высыпала черным порошком внутри какие-то знаки. Затем достала длинный кривой нож и полоснула меня по запястью. Кровь струйкой потекла по полу, огибая свечи и питая знаки. Старуха что-то шептала себе под нос, закрыв глаза и покачиваясь взад-вперед. Я почувствовал, как внутри меня что-то зашевелилось, будто пыталось выбраться наружу.
Голос старухи становился громче, а раскачка интенсивней. Холодный ветер вдруг ворвался в спальню, погасив свечи. Комната погрузилась в полумрак. Старуха не бормотала, а уже кричала заклинания. Я корчился от нестерпимой боли, пронзившей все тело. Старуха вцепилась в мою руку и держала ее над адскими символами, чтобы кровь попадала на знаки. Но это уже была не кровь. Из моей руки текла черная жижа. Жидкость на узоре смешалась с кровью и вспыхнула кровавым огнем, языки которого взвились вверх и лизнули потолок. Молния с грохотом осветила комнату через распахнутые ветром окна.
Все стихло… Боль отпустила меня, тлеющий амулет наполнял тело жизнью, прогоняя слабость. Я приподнялся на локтях. На полу лежала скрюченная старуха. Ее глаза были открыта, а на застывшем лице отпечаталась смерть.
Еще сутки я провалялся в постели, восстанавливаясь после неизвестной болезни. Смертельные раны от клинков заживали на мне за несколько минут, а тут столько времени понадобилось… Сильна Фиморра…
Вспомнились предсмертные слова людоедки Эрии, убитой мной в заброшенной деревне: «Когда они тебя найдут, это будет твой последний день»… Ошибочка вышла… Жив я пока!
Гадалку сожгли на погребальном костре на побережье с почестями по-королевски. Почему она отдала за меня жизнь, оставалось загадкой.
Осада длилась уже неделю, и войска Солта не предпринимали попыток взять город штурмом. Не к добру это… Опять Солт что-то задумал? Неизбежное зло неминуемо.
Скала успел подготовить новых бойцов. Но это уже были не такие шустрые и отчаянные, как в первом наборе. Много было увальней, слабаков и просто уже пожилых. Но выбирать не приходилось. Как говорится: «Я его слепила из того, что было. Из чего лепила, в то и наступила»…
Я изучал расположение войск Солта — мои разведчики круглосуточно наблюдали за лагерем и часовыми противника.
Долгую осаду Астрабан не выдержит. Запас провианта не бесконечен, а ожидание опасности деморализует и снижает боеспособность солдат. Кто-то из великих сказал: «Я предпочел бы умереть значимой смертью, чем жить бессмысленной жизнью»… Пора переходить к плану «Х»…
Я приказал разведчикам собрать трупы павших солдат, гниющие под крепостными стенами. Три ночи подряд бойцы «особой гвардии» под покровом темноты ползали, собирая мертвечину, складывая тела наших и вражеских солдат в окрестном леске.
Семьям погибших пришлось сообщить, что тела павших героев захоронены за стенами города. Но как кощунственно это не звучит — хоронить я их не собирался. Закон необходимости сильнее догм морали. Иногда он заставляет делать то, что нам не нравится, дабы предупредить зло, которое еще больше не пришлось бы нам по вкусу.
На четвертую ночь я и десять моих гвардейцев спустились по веревкам с крепостной стены и, преодолев ползком открытое пространство, скрылись в лесу.
Вернулись только под утро смертельно уставшими и грязными, как черти.
— О том, что мы сделали, никто не должен знать, — сказал я бойцам на подходе к городу.
Начинало светать, нужно было торопиться. Я издал волчий вой. Он раскатами прокатился по степи. В ответ на мой сигнал из бастиона вывалилась веревочная лестница. Цепочка бойцов быстро вскарабкалась на стену. Я лез последним.
— Как все прошло? — спросил Скала, протягивая мне руку и помогая перебраться через зубцы бруствера.
— Все нормально, мертвые не скажут, а мы промолчим…
На следующий день, ближе к полудню в лагере Солта началась беготня и суета. Крикидонеслись до города.
Ко мне в комнату вбежали встревоженные командиры.
— Господин командующий, — задыхаясь, крикнул один из них. — Во вражеском лагере суета, наверное Солт собирается штурмовать город.
Я спокойно откусил пышную булку и, отхлебнув чаю, ответил:
— Разведчики следят за лагерем круглосуточно. Поводов для беспокойства нет — сигнала от них не поступало.
К вечеру шум в лагере Солта усилился. Чуть поодаль вражеские солдаты копали ямы и что-то туда сбрасывали.
— Ты слышал, что случилось с войском Солта? — спросила меня Тэпия за расширенным ужином, на котором собрались члены Большого Совета. — В лагере врага начался мор.
— Да, разведчики доложили. Мертвечина попала в реку чуть выше по течению от лагеря и вода отравила солдат. Наверное, какое-то крупное животное сдохло… Лось или медведь.
— Медведи сюда не забредают, а лосей в окрестных лесах истребили еще во времена Эбриана.
— Значит, нам повезло, за это надо выпить, — улыбнулся я, наполняя свой кубок кровавым вином, и наклонившись, шепнул. — А тебе, дорогая, алкоголь нельзя…
По приблизительным подсчетам разведчиков мор унес жизни около пятисот вражеских солдат. Это гораздо больше, чем я рассчитывал — сыграло на руку отсутствие знаний об антибиотиках. Еще столько же валялись с жестоким отравлением.
Если бы у меня была небольшая, но обстрелянная армия хотя бы в тысячу мечей и копий, не раздумывая, перешел бы в наступление. Другого такого момента больше не будет. Вот только моих полувоинов-полукрестьян едва набиралось шесть сотен, не считая десятка спецгвардейцев-диверсантов и нескольких десятков обычных гвардейцев.
Но оставлять в покое Солта я не собирался. Есть два способа избавиться от врага: сделать его другом, либо уничтожить. Первый способ сразу отметаем. Да и я не на дипломата обучен…
Ночь взяла в объятия равнину. Звезды спрятались за облаками, погрузив степь во мглу. Но я все прекрасно видел. За мной ступала цепочка диверсантов и два десятка лучших лучников. Вот и палатки лагеря легиона, окруженные свежими могилами — последствиями мора. Мы растянулись вдоль лагеря, не доходя до него метров ста, избегая встречи с дозорными.
— Приготовиться, — вполголоса скомандовал я. — П-пли!
Горящие стрелы с промасленной ветошью на наконечниках разрезали темноту. Огненный дождь сыпал на шатры, съедая их в считанные секунды.
— Все! Уходим! — крикнул я, уводя отряд в лес.
За нашими спинами полыхал лагерь. Крики людей и ржание мечущихся лошадей смешались с треском пожара. Горящие люди катались по земле, разнося пламя вглубь палаточного городка. Едкий удушливый дым расползался по округе.
Глава 14
Пожар в лагере унес жизни около трех сотен солдат. По большей части, это были лежачие больные, отравившиеся накануне «мертвой водой» и раненые в битве воины. Они не смогли вовремя покинуть палатки, кто-то сгорел заживо, кто-то задохнулся от дыма.
Потеря раненых не ослабила армию Солта, наоборот — король избавился от лишних ртов и забот. Недаром говорят, что войны — это прославляемое злодейство. На войне я всегда использовал свои лучшие качества, чтобы делать самое худшее…
Но бонус от диверсии с поджогом все же был, и немалый… Сгорели почти все повозки с провиантом. А значит, у короля три пути: отступить, что наименее вероятно; попробовать вновь взять город штурмом, тоже не лучший вариант — численность его армии сократилась почти вдвое, а моральный дух и боеспособность и того больше; отправить гонцов в Даромир за подводами с провизией. Почти две недели пути через леса до Даромира. Обратно три недели в обход по Торговому пути — повозки только там пройдут. А если еще дополнительно пехоту прихватить, то пройдет все четыре недели. Этот вариант меня больше всего устраивал. Я успел бы собрать дополнительное ополчение с окрестных деревень и в конец измотать вражеский корпус диверсиями и ночными вылазками. Но Солт выбрал четвертый вариант…