днял восстание. Брат Дмитрий не поддержал, заверил султана, что сохраняет верность ему. Фома заклеймил его изменником. Свои войска, и без того реденькие, развернул не на турок, а на Дмитрия. Местный митрополит кое-как заставил братьев помириться.
Но… слухи о крестовом походе начали угасать. В то самое время, когда собор в Мантуе рассылал проникновенные послания, заварилась крутая каша. Воевода Хуньяди умер. В Венгрии предводитель прогерманской партии Ульрих Циллеи, вертевший королем Ладиславом Погробеком, вообразил, что пришло его время распоряжаться в стране. Против него выступил сын воеводы Ласло Хуньяди, разбил и убил. А 17-летний король впервые в жизни принял самостоятельное решение. Сдуру приказал казнить сына Хуньяди! Поднялась вся Венгрия, независимо от партий. Ладислава выгнали с треском, выбрали королем второго сына Хуньяди, 15-летнего Матьяша Корвина.
Ладислав Погробек сбежал в Чехию, и гуситы со своим правителем Иржи Подебрадом приняли его. Юноша с удовольствием расположился в Праге, даже затеял сватать французскую принцессу. Но сговориться не успели. Паны отравили его и последовали примеру венгров, избрали королем Подебрада. Император Фридрих III вместо турок двинул войска на Венгрию. Бароны, сплотившиеся вокруг Матьяша Корвина рубились с немцами. А Пию II стало некого посылать на Балканы…
Султан Мухаммед II сделал из этой истории выводы: пока в его владениях существуют византийские ошметки, Запад будет использовать их для мятежей и вторжений. В 1460 г. он прибыл в Морею с большой армией. Деспот Дмитрий примчался к нему в ставку, изъявил полную покорность и упрашивал принять дочку в гарем. Но Мухеммед все равно отобрал у него удел, а взамен дал три островка и назначил кое-какое денежное содержание. Фома тоже сообразил, что слишком зарвался. Прислал к султану своих приближенных, просил прощения. Но Мухаммед не удостоил его ответа. Ответил действиями.
Турецкие войска один за другим брали города Фомы. Пленных разделяли на две категории. Тех, кого сочли бесполезными, казнили. Остальных султан велел гнать в Стамбул. Он задумал возродить былое великолепие Константинополя, но для этого нужно было много людей. Фома с сыновьями и дочерью Зоей бежал на остров Корфу, под защиту венецианцев. Увез с собой святыню, главу св. апостола Андрея. На Корфу было глухо, неуютно. Через некоторое время перебрались в Рим. Папа признал Фому законным преемником императорского титула, выделил пенсию – вдруг еще пригодится?
А Мухаммед после Мореи двинулся на Давида Трапезундского. Переправившись в Малую Азию, по одному вывел из строя союзников царька. Подступил к Синопу и пообещал помиловать мятежного бея, дать вместо Синопа другой город, Филиппополь. Тот размышлял недолго, предпочел согласиться. Дальше султан разгромил караманского эмира Хасана. Потом, уже без помех, повернул на Трапезунд. С моря город обложила османская эскадра, а с суши, через горные перевалы, подошли полчища султана. Правда, они очутились в отчаянном положении. У них не хватало продовольствия и фуража, собрать запасы в горах, в мелких селениях, было нереально.
Огромная армия стала голодать, а Трапезунд был мощной крепостью, мог держаться очень долго. Но Мухаммед не напрасно миловал некоторых противников. Давид струсил и понадеялся заслужить аналогичные поблажки. Открыл ворота, выехал к султану с дочкой, просил взять ее для пополнения гарема. Даже выражал готовность принять ислам. А за все эти знаки покорности пытался выговорить лишь одно, чтобы ему дали такой же доходный город, как Трапезунд. Мухаммед решил иначе: царевну не взял, а Давида приказал удушить вместе с восемью сыновьями. В Трапезунде султан оставил лишь треть жителей, а две трети переселил в Стамбул. Вдова Давида, царица Елена, собственными руками похоронила мужа и детей, нищенствовала и доживала век в шалаше на их могиле…
Генуэзцы старались не ссориться с султаном, подстраиваться к нему хотя бы для видимости. Что ж, Мухаммед выдал им фирман, подтвердил права, которые они имели в Византии. Но он сохранил только права, полученные официально! А генуэзцы в Византии давно отвыкли соблюдать какие бы то ни было ограничения. Этому пришел конец. Стены Галаты султан велел срыть, запретил принимать беглых. Эгейское море и Босфор теперь контролировать турецкий флот. Следили, кто плывет и зачем, в портах проверяли грузы, брали пошлины, пресекали контрабанду. Военные корабли не пропускали.
И даже обычное приведение к законности подорвало генуэзские позиции. Галата, лишенная независимости, стала хиреть. Крымская «Хазария» без эскадр, способных в любой момент явиться на выручку, почувствовала себя совсем неуютно. Но черноморская торговля была для Генуи крайне важной. Искали покровителей по соседству. Кафа, Сугдея и Тана приняли зависимость от Крымского хана, Аккерман (Белгород) передался под защиту молдавского господаря Стефана. Через Молдавию и Польшу генуэзцы проложили новый путь на запад. В Яссах, Бухаресте, Сучаве, Терговисто обосновались колонии итальянцев и евреев. Стефан нарадоваться не мог. Через его земли потекли индийские, китайские, персидские товары, русские меха и невольники. Казна пополнялась пошлинами, купцы стали лучшими помощниками господаря, в любой момент давали деньги для войн с турками или венграми.
Прибыли, стекавшиеся в Италию, способствовали дальнейшему ее развитию. Постоянно общаясь со странами Востока, итальянцы многое перенимали из более высокой культуры арабского мира и Византии – достижения архитектуры, технические новинки. Даже научились у арабов мыться. (У французов и англичан это новшество внедрится только через 500 лет.) Деньги обеспечивали заказы. Методом проб и ошибок позаимствованные технологии совершенствовались. Итальянская архитектура стала лучшей в Европе. Серьезных успехов добилась металлургия.
Но и в других странах пробивались робкие ростки научных знаний и открытий. Львиную долю этой науки составляли оккультные дисциплины, в истинах астрологии и алхимии никто не сомневался. Но иногда случалось и что-то полезное. Французский Людовик XI очень интересовался медициной, особенно ядами. Стал собирать и подкармливать врачей, и основал в Парижском университете медицинский факультет – раньше медицину и наукой-то не считали, университеты готовили лишь богословов и юристов. Венгерскому Матьяшу Корвину требовались свои специалисты, чтобы не зависеть от немцев, и он учредил университет в Буде. А в Германии Иоганн Гутенберг изобрел книгопечатание. Точнее, оно давным-давно практиковалось в Китае, но европейцы об этом не знали. Открытие Гутенберга было его личным, оригинальным. Вот только внедрить его оказалось сложно.
Изобретатель предлагал свою разработку королям, католической церкви, но никто не заинтересовался. В церкви на размножении книг кормились монастыри, печатание было ей без надобности. У королей и без того имелось много способов израсходовать деньги. После долгих мытарств средства все же нашлись. Их ссудил очень богатый воротила Иоганн Фауст. Гутентерг построил станки, издал первую печатную Библию. Но предприятие не принесло ожидаемых доходов, а Фауст требовал вернуть долги, подал в суд. С мастера было нечего взять, кроме типографского оборудования. Оно и отошло к заимодавцу. Толку в этом было мало, но Фауст пытался хотя бы потешить самолюбие, показывал станки как свое изобретение. Отсюда родилась легенда про «доктора» Фауста, вступившего в сделку с нечистым и сказочно разбогатевшего.
Но в XV в. подобные «доктора» набирали в Европе все больший вес. Идеалы романтических рыцарей и благородных королей тускнели, а настоящим королям и рыцарям надо было считаться с крупными торгашами и банкирами. Во Флоренции после Козимо Медичи правителями республики стали его сыновья Лоренцо и Джулиано. Они были владельцами и совладельцами всех флорентийских банков, расширяли дело. Филиалы их банков функционировали в Женеве, Брюгге, Лондоне, Авиньоне, Риме, Милане, Пизе, Венеции. Медичи владели также несколькими компаниями по производству шелка и шерстяных тканей, активно вмешивались в политику, подминали под себя целые города [59].
Крымскую «Хазарию» держал под опекой крупнейший банк Генуи, он носил имя св. Георгия. Правительство республики официально поручило банку обеспечивать и защищать черноморские колонии [95]. А в Германии лидировал дом Фуггеров. Они начинали с производства одежды в Аугсбурге, потом превратились в финансистов и нашли весьма выгодную сферу вложения денег: ссужать династию Габсбургов. Разумеется, императоры не обижали кредиторов, расплачивались привилегиями, подрядами, откупами.
Но легенда о том, что Фауст был связан с нечистым, имела под собой не только сказочную подоплеку. Наблюдалась определенная закономерность. Там, где утверждались интернациональные толстосумы, обнаруживались и какие-то антихристианские учения. Гнездом ересей не случайно стала Прага, древний перекресток международной торговли. Основатель банка Фуггеров принадлежал к лиге «вольных ткачей» – этим термином в Средние века обозначали себя сектанты-гностики, предшественники «вольных каменщиков».
Инквизиторы вылавливали и сжигали неграмотных баб-знахарок, их клиенток, чьих-то оклеветанных соперниц. А во Флоренции при дворе Медичи открыто действовала «Платоновская академия», где обсуждались каббала и прочая «тайная мудрость». Прославился Джованни Пико делла Мирандола, признанный «крупнейшим итальянским философом» и составивший трактат «900 тезисов по философии, каббалистике и теологии». Книгу сочли явно еретической, автору грозил суд инквизиции, но Медичи стоило цыкнуть, и от философа сразу отвязались [37].
В Молдавии в окружении господаря появился ученый иудей Схария. Он очень понравился Стефану, восхищал собеседников обширнейшими познаниями, приоткрывал перед ними каббалистические секреты, по-своему толковал Священное Писание. Рассказывал живо, умело. Беседами со Схарией увлеклись жена господаря, его дети, придворные. А супруга господаря была киевской княжной. В Киеве была большая еврейская колония, Схария и его друзья наведывались туда. Привезли князьям Семену и Михаилу Олельковичам рекомендательные письма от молдавской сестры, стали при их дворе близкими и уважаемыми людьми [52].