— Быстрее покорми меня!
Она прижала его к груди, он сосал быстро и жадно, но грохот раздавался все громче. Скалы раздвинулись, в темном проходе показались две гигантские фигуры.
Огромный бородатый мужчина захохотал злорадно:
— А, вот ты где! Далеко же заползла…
Ребенок оторвался от груди, сглотнул молоко. Глаза его были не по-детски серьезными, а голос прозвучал сурово:
— Но ты отсюда даже уползти не сумеешь.
Великан раскрыл рот. Ребенок выпрямился, он на глазах становился крепче, выше, а в лице проступила злая решимость. Мужчина с хохотом подошел ближе и протянул руку.
— Это что за козявка? И как она разговаривает?
— Я разговариваю, — подтвердил ребенок. — А вот ты сейчас замолчишь.
Мужчина захохотал, из темноты раздался злой крик:
— Ты чего ржешь?
Мужчина ответил с хохотом:
— Есть над чем! Иди сюда, тоже расхохочешься!
— Нашел?
— Нашел, — ответил мужчина с хохотом, больше похожим на рев, он вытер выступившие слезы, — не поверите, но тут разговаривающая козявка… тебя как зовут, малец?
— Мафусаил, — ответил ребенок. — Меня отец и мать собирались так называть. Значит, я он и есть.
Мужчина перестал хохотать и, схватив его обеими руками, поднял к своему лицу. Ребенок неуловимо быстро вывернулся, ударил ногой в горло бородачу. Тот захрипел и начал сползать по скале.
Руки его разжались, ребенок упал на землю, но не успела Адни броситься к нему на помощь, как он извернулся, выхватил из-за пояса бородача острый нож.
В пещеру ворвались двое, глаза их заблестели, когда увидели беспомощную женщину. Один бросился сразу к ней, второй в полутьме, слабо освещаемой светом трепещущего огня факела, споткнулся о труп бородача.
— Погоди, — сказал он озабоченно, — что с братом…
Первый отмахнулся нетерпеливо:
— Потом! Сперва потешимся с этой девкой, а потом…
Второй не ответил, а Адни расширенными глазами смотрела, как в темноте блеснуло лезвие и разбойник начал сползать по стене точно так же, как и бородач.
Первый разбойник повалил Адни и с жадным сопением начал задирать ей платье на голову. Он только всхрюкнул, когда острие ножа вонзилось ему в шею по самую рукоять.
Адни прошептала, не веря своим глазам:
— Как ты сумел?
— А что оставалось? — ответил ребенок по-взрослому. — Либо умереть, либо возмужать раньше времени. Дети бедных взрослеют рано… Ведь мы бедные, мама?
Она прошептала печально:
— Очень, сынок.
— Вот видишь, — сказал он угрюмо. — А родись я у богатых, то до женитьбы в песочке бы играл! Ладно, я не один, кто не знал счастливого детства, кого лишили детства… Пойдем, мама? Обопрись на меня. Дети должны быть опорой родителей.
Она воскликнула:
— Откуда ты все это знаешь?
Он хмыкнул:
— А отец мой Енох? Он же замучил тебя нравоучениями! Тебе что, могла и убежать, а мне только и оставалось, что сидеть во тьме и слушать. Ну, я мог еще и плавать, но там не расплаваешься, а он зудит и зудит, ровно муха в паутине… Так что наслушался на всю оставшуюся жизнь. Хочешь, я и про Адама и Еву в саду расскажу?
Она отшатнулась:
— Не-е-ет! Я тоже наслушалась на всю оставшуюся. Лучше скажи, откуда тебе ведомо про мух и паутину? Плавал, я еще понимаю… Тоже от Еноха?
Он чему-то хихикнул:
— Нет, тот дядька сказал про Еноха. Ну, который к тебе по ночам прилетал. Который толкался так сильно.
Она заговорила торопливо, голос был смущенным:
— Давай быстрее уходить отсюда. А то, не ровен час, явятся еще всякие… Пойдут искать этих…
— Не придут, — сказал он рассудительно.
— Почему?
— Разбойники друг друга не ищут, — объяснил он по-взрослому. — Это соратники ищут, но не сообщники.
— Ох, ты еще и умный…
— Это отец у нас умный, — пояснил он. — Он мудрец, не знала? Лучше подождем здесь до утра. За это время разбойники точно уйдут. Справа город Каинана, а за теми холмами несколько городов семени Иареда. Они увидят огонь в ночи и обязательно придут посмотреть…
Она вздохнула.
— Как скажешь. Ты мужчина, тебе виднее.
— Да, мама. Отдыхай.
— И ты отдыхай, — сказала она заботливо. — Тебе не надо, надеюсь, после богатырского подвига отдыхать по трое суток? И все трое суток искать в твоей головке?
— Мама, — ответил он с неудовольствием, — старые богатыри до того наотдыхались, что чудищ расплодилось, как муравьев. Нам, молодым да ранним, отдыхать некогда. Со мной пришло новое поколение героев!
Он лег у ее ног, уже не младенец, но все-таки ребенок, на вид ему не больше пяти лет, а когда заснул, лицо стало совсем младенческим, невинным и бездумным.
Потом его пухлый ротик раскрылся, розовые губки плямкали, словно сосал ее грудь, но она видела, как изо рта неспешно вышел клуб полупрозрачного пара, принял облик молодого мужчины с суровым, даже жестоким лицом.
Был он высок и статен, в плечах широк, а когда облик уплотнился, она, едва дыша, рассматривала его диковинные доспехи, каких не зрела еще, его длинный меч за спиной, его опасно красивый и мужественный облик.
— Мама, — произнес он мужественным голосом, больше привыкшим отдавать приказы на поле битвы, чем обращаться к женщине с таким словом, — мама, только не буди!
Она прошептала:
— Кто ты?
— Сын твой, — ответил он хмуро.
— Но как же ты…
— Мама, — прервал он нетерпеливо, — я мал, плоть моя слаба, но дух силен!.. Я не могу еще держать меч взрослого, но чую, что враг пока в нашем городе. Ты не давай мне проснуться, а я быстро погляжу, нет ли за нами погони.
Она вскрикнула в страхе:
— Не смей! Ты даже в моем чреве спал всегда чутко. Если вдруг ворона каркнет, сучок треснет, ты проснешься… и тогда, оставшись без души, ты здесь умрешь!
— Мама, — сказал он нетерпеливо, — у нас нет выбора. Да и что я буду за мужчина, если не научусь рисковать жизнью?
Он унесся, а она в страхе склонилась над спящим младенцем. Эти минуты были самыми страшными в ее жизни.
Енох не находил места от горя, когда с другими домочадцами разбирал руины сгоревшего дома. На месте многих домов все еще дымились головешки, вдоль забора рядами складывали погибших. Разбойники убрались довольно быстро, еще под покровом темноты, но увели с собой множество молодых девушек и подростков для глумления.
Редкая семья избегла ущерба или потерь. В город пришли люди из города Каинана, помогали растаскивать дымящиеся руины, затем пригнали телеги с запасом досок.
Енох мог надеяться, что жена каким-то чудом уцелеет и даже вернется с ребенком в подоле, но раскрыл рот в безмерном удивлении, когда увидел, как ее ведет за руку крепкий подросток, удивительно похожий на Адни, с ее широко расставленными глазами и красиво изогнутыми бровями.
— Здравствуй, отец, — сказал он очень серьезным голосом. — Я Мафусаил, как ты и хотел. А это твоя жена Адни… которую вообще-то можно было бы охранять и лучше.
Адни быстро сказала с упреком:
— Сынок! Я сама виновата, что решила проведать свою сестру…
Енох, не веря своим глазам, рассматривал подростка: смотрит серьезно, в плечах широк, кости толстые, а жилы заметно выступают под кожей, указывая, что из него вырастет крепкий и могучий муж.
— Сын? Мафусаил?.. Господи, благодарю Тебя за вовремя посланную помощь и свидетельство Твоего могущества!.. Герои появляются именно тогда, когда они нужны.
Адни обняла сзади Мафусаила и смотрела на Еноха с тревогой. Тот сказал торжественно:
— Благословляю тебя, сын! Имя тебе, как ты уже знаешь, я выбрал — Мафусаил, что означает «убивающий мечом».
Мафусаил спросил серьезно:
— А где мой меч?
— Будет! — заверил Енох.
— Ты его купишь для меня?
Енох покачал головой.
— Нет, сын мой. Насколько я понимаю, для тебя придется ковать особый меч. По твоей силе и для твоей руки.
Мафусаил кивнул, глаза оставались очень серьезные.
— Да, отец. Я даже помогу ковать.
Енох воскликнул:
— Сын мой! Ковать — это непросто!
— Да, дедушка Иаред говорил, — сказал Мафусаил также серьезно и торжественно. — Он рассказывал, какой меч отковал для тебя… да только ты им не пользуешься.
Енох сказал виновато:
— Да, я как-то… не люблю это дело. Сыны Каина много придумали такого, без чего бы люди обошлись. Но я твой намек понял, учись обращаться пока с моим мечом. А тем временем и твой подоспеет.
Мафусаил рос быстро, уже через несколько дней выделился силой и отвагой среди подростков, затем выдвинулся в ряды лучших воинов, а чуть позже заслужил славу героя, которого никто не мог одолеть ни в борьбе, ни в кулачном бою.
Енох гордо посмеивался: он не зря нарек сына Мафусаилом. Правда, Мафусаил очень быстро ощутил свою силу и тут же решил, что зазорно пользоваться ею среди горожан, которые явно слабее.
Он сам выковал себе меч, длинный и острый, хотя и такой тяжелый, что редкий мужчина мог поднять его даже двумя руками, но Мафусаил размахивал им легко, словно прутиком.
Он уходил в горы, сражался там со львами, что нападали на домашний скот, дважды отыскивал драконов и оба раза побеждал, хотя и сам возвращался весь израненный.
Однажды он оседлал лучшего из коней, который мог мчаться сутками галопом и не уставать, вооружился мечом, дротиками и взял с собой лук с длинными стрелами.
Девушки плакали в разочаровании, как и их матери: уже каждая в мечтах видела себя в его постели, одна или вдвоем с дочерью, это не важно.
Енох проговорил осторожно:
— На этот раз ты не на охоту, как я вижу…
— Отец, какая охота, — воскликнул Мафусаил, — когда мир утопает в крови?
— Так ты едешь воевать?
— А что один человек может сделать мечом? — ответил Мафусаил вопросом на вопрос. — Ты сам учишь людей, что меч — не решение. Им можно только убить, а переубедить нельзя.
Енох кивнул.
— Хорошо, что ты это запомнил.
— Я твой сын!
Енох сдержанно улыбнулся.
— Сын, видел бы ты, что чаще всего к словам родителя остаются равнодушными как раз родные дети, а посторонние люди слова мудрости подхватывают на лету и впитывают в души!.. Так куда же ты, если не на охоту и не на войну?