Все поколение настолько озлодеилось, что другого выхода просто не было, как войти в ковчег и закрыть за собой все двери и окна.
Заскрипело, затрещало, из полумрака появился Сим, тяжело толкая перед собой тележку, доверху заполненную навозом. Ее предстоит еще поднять наверх, потому что здесь за бортом вода выше этого этажа…
Ной перехватил сочувствующий взгляд сына. Сим спросил внезапно:
— А что сталось с нашим домом и садом?
Ной смолчал, потрясенный одной только мыслью, что его дома теперь нет. Чудовищный потоп уничтожил его, как уничтожил не только другие дома, сады и леса, но даже горы.
Но Сим и не ждал ответа, тележка поскрипывала в его смуглых руках, он разогнался и быстро-быстро покатил ее вверх по наклонной доске.
Ной чувствовал себя таким измотанным, что не находил силы подняться, только вздыхал и, вспоминая слова Творца, пытался представить, что ждет их дальше.
В той прошлой жизни никто не знал ни сильного холода, ни лютой жары. Это они уже успели испытать на ковчеге, но теперь Ной со страхом чувствовал, что отныне все изменится. Для них и для всего будущего человечества. Как сказал Господь, будут времена года, что это такое, Ной не понял, но предположил, что будут холодные месяцы, а будут невыносимо жаркие.
Мир прогнил, Творец и так терпел его слишком долго. Даже Ханнуил, умнейший человек, который в чем-то понимал Ноя и уважал, и то жил с тремя женами, наложницами, свиньей и козой. Причем с козой и свиньей у него был составлен по всем правилам брачный договор, с правами и обязанностями обеих сторон. Другие же предпочитали получать плотские удовольствия от животных, не связывая себя никакими договорами.
Передвижение межевых знаков превратилось почти в игру, а грабители так часто срывали с людей одежду прямо на улице, что многие предпочитали выходить голыми. И никто их не осуждал, потому что потерять нарядную одежду жалко, все понимали.
Вслед за мужчинами на улицу начали выходить голыми и женщины. Это и переполнило, как понял Ной, чашу терпения Творца. Не то, что женщины выходили голыми, а что воровство и грабежи достигли таких размеров, что губили общество. Собственность другого человека нельзя ни красть, ни отнимать, и для Творца самым тяжким преступлением является даже не разврат, а ложь и воровство.
Он услышал, как поскрипывают доски под чем-то тяжелым, сделал усилие над собой и поднялся. Мимо двигался, держась за обе ручки нагруженной тележки, сильно наклонившись вперед и толкая ее перед собой, Яфет.
— Отдохни, отец, — сказал он благожелательно. — Кто знает, насколько затянется потоп?
— Все в руке Господа, — ответил Ной. — Теперь весь мир — в ковчеге. И только мы его хранители.
Яфет остановился, держа тележку за ручки.
— Отец, — сказал он негромко, голос его дрогнул, — тревога меня все не отпускает… Не сам потоп страшен, а что мы не оправдаем ожиданий Господа. Сможем ли? Мы, трое твоих сыновей с женами, разве сумеем заселить землю… так, чтобы все было достойно? Не хуже, чем было до потопа?
Отец промолчал. Яфет чувствовал, что отец хотел что-то сказать, даже едва не сказал, но удержался, только покачал головой и произнес совсем тихо:
— Не хуже — нельзя. Надо намного, намного лучше. Иначе все напрасно.
Они называли это плаваньем, хотя ковчег просто раскачивался на волнах, как большой пень, и казалось, что он стоит на месте, хотя волны и ветер, конечно, его постоянно сдвигали.
Сегодня Ной выглянул в окно и увидел серую каменную равнину, голую и бесплодную, всюду встопорщенные гребни из застывшей грязи, унылую и безрадостную, и лишь спустя минуту понял, что смотрит на то же море, только сейчас и волны двигаются очень медленно, словно все еще налитые застывающей смолой, а серый свет сделал их похожими на грязную землю.
За спиной послышался голос Сима:
— Дождь почти прекратился.
— Но не потоп, — ответил Ной мрачно. — Мир уже погиб, что еще?
Сим спросил осторожно:
— Господь чего-то ждет?
— Да, — ответил Ной тяжелым голосом. — Он чего-то ожидает от нас.
— Чего?
— Если бы я знал!.. Он все больше груза возлагает на наши плечи, а готовы ли мы нести большую ношу?
Сим произнес еще осторожнее:
— Я слышал от Мафусаила, что Господь ни на кого не возлагает больше, чем тот может вынести.
— Все остальные не вынесли, — ответил Ной горько.
— Они и не пытались, — возразил Сим. — Ханнуил сказал, что он понимал, когда делает дурное, но все равно совокуплялся с чужими женщинами, своими дочерьми и сыновьями, даже с животными! Разве велика была ноша: блюсти себя в чистоте и верности жене?..
Хам подошел, захохотал:
— Да и жена у него была еще та штучка!.. Ни одного мужчину не пропускала. А если к ним кто-то в гости приходил, всегда ложилась с ним. Даже если в гости заходило трое-четверо. Сим прав, Господь сказал, что хорошо, а что плохо, но не стал привязывать человека на короткую веревку, как шкодливую козу. Даже на длинную не стал!
— Лучше бы привязывал, — сказал Сим с тоской.
Даже терпеливому Ною казалось, что они в тесной тюрьме, где их подвергают ежеминутным истязаниям. Истошный рев голодных животных, удушающий запах испражнений и нечистот, трудности с избавлением от навоза, а из окошка, когда ни выгляни, — серое бескрайнее море грязи, жидкое и опасное, как болото.
Даже волны, тяжелые и медленные, накатывают так, словно засыпают на ходу. Ковчег не ощущает их толчков, слишком массивен, но каждая девятая волна — это такой вал, что от удара вздрагивает сверху донизу.
Ной сперва пугался, вдруг да рассыплется сооружение, один-два толчка выдержать нетрудно, но когда их сотни, тысячи, тысячи тысяч…
С утра все восьмеро поднимались, разбуженные ревом голодных зверей, и до поздней ночи занимались тем, что кормили их, чистили клетки, выбрасывали в окно скопившийся навоз. Ной запоздал накормить льва, тот злобно ударил его лапой, Ной отшатнулся, но отскочить не успел: острые когти нанесли глубокие раны на бедро, мышцы и сухожилия срослись криво, Ной всю оставшуюся жизнь хромал на эту ногу.
За все время им ни разу не удалось поспать ни одну спокойную ночь или хотя бы ночь целиком: звери требовали себе еду в разное время, так что одних приходилось кормить днем, других — ночью, а некоторых утром, когда все валится из рук, а глаза слипаются.
Хам, объявивший себя брезгливым и чаще других заявлявший, как он ненавидит навоз, несколько раз от усталости падал и засыпал прямо возле клеток. Ной видел, как исхудали его сыновья и их жены, даже Ноема потеряла весь женственный жирок, теперь ее жилистое тело проявилось в полной мере. Ной понимал, что и сам он выглядит истощенным и донельзя исхудавшим, а еще неизвестно, сколько они пробудут здесь…
Две ночи он спал возле клетки с ласковым и молчаливым зверьком по имени Зикис, тот упорно отказывался от любой еды, хотя Ной и уговаривал его, и грозил, и призывал именем Господа не подвергать опасности все их странствие к новому миру.
Однажды, когда он резал яблоко и тыкал им в морду отворачивающего зверька, на пол выпал червячок. Зикис с жадностью подхватил его и съел.
— Так вот чем ты питаешься, — сказал пораженный Ной. — Тяжелую работу на меня возложил Господь!.. Надо знать все не только о животных в своем загоне, но и всех диких, далеких и потаенных… Да будут отныне мои потомки изучать всех зверей, рыб, птиц и даже малых насекомых, ибо и от них может зависеть судьба мира!
Он сказал себе, что отныне нужно всегда иметь запас червяков для Зикиса и не забывать его пополнять, перешел к птице Хул, ее клетку неудачно задвинули в самый дальний угол, добраться трудно, а когда голодные звери ревут и требуют еду, то даже сам Ной, не говоря уже о братьях или снохах, все никак не мог выкроить время подойти к забытому всему Хулу.
Хул вытащил голову из-под крыла и уставился на него круглым глазом.
Ной сказал виновато:
— Ты один не кричишь и не требуешь еды. Тебе что, разве не нужна пища?
— Нужна, — ответил Хул.
— Так почему…
— Я видел, — ответил Хул, — как ты занят, как устал. У меня не хватало совести побеспокоить тебя еще и ради меня.
Ной воскликнул изумленно:
— Ты просто чудо!.. Я благословляю тебя от всего сердца и всей души! Я желаю, чтобы ты жил вечно!
Ничего не произошло, но он ощутил, что его призыв услышан и что птица отныне и на все века отмечена добавочным вниманием.
Обрадовавшись, что Господь внял ему, Ной набрался отваги и спросил тихо:
— Господи, я не знаю, выживу ли я, моя жена, выживут ли мои дети с женами в этой темнице?.. Душа моя устала от запаха львов, слонов, бегемотов, пантер, медведей и всех копытных!
Голос ответил после паузы:
— Ты будешь здесь, и все твои будут… ровно год.
Ной ощутил, как у него подкосились колени. Он рухнул ими на пол, скользкий от пролитых из тачек нечистот.
— Господи!.. — взмолился он. — Для нас каждый день, каждый час, каждая минута — тяжкое испытание! Смилуйся! Мы не проживем в таких условиях целый год!
— Нет, — ответил Голос печально. — Нет. Так надо.
— Почему, Господи?
— Так надо, — повторил Голос. Уже удаляясь, добавил: — Впрочем, это несложно… И понять человеку можно.
Глава 10
Ной рассказал про разговор с Господом, сыновья пали духом, но тоже принялись гадать о причинах столь долгого заключения. Жены начали высказывать догадки, но настолько глупые, что их отослали кормить зверей, это проще, чем чистить за ними, а сами ломали головы, наконец Сим сказал с напряжением в голосе:
— Мы не с того конца взялись. И слишком много и хорошо о себе думаем. Творец вообще нас не видит, как того хотим мы. На самом деле мы для Творца всего лишь семена для будущего мира, что предстанет пустым и безжизненным.
Хам вставил со смешком:
— Отборные семена!
Яфет толкнул его в бок.
— Не задирай нос. Мы лучшие из худших.
Сим кивнул:
— Да, ты прав. Мы лучшие из худших. Потому Творец старается нам привить