Уже много лет она вела безуспешную борьбу с этим овощем и не теряла надежды на свою победу. И тут один из собеседников сказал:
– А вы знаете, Евдокия Ивановна, я знаком с одним помещиком, Он родом из Энской губернии. Так вот он рассказывал, что совершенно прекратил борьбу с голодом в своих селах за счет разведения картофеля.
Евдокия Ивановна вспыхнула.
– Что вы такое говорите, да такого быть не может. Картофель – гибель для деревни!
– А вот господин Илья Игнатьевич Вершинин так не считает, – ответил собеседник.
– Это кто такой, я про него ничего не знаю? – спросила княгиня.
– О, это очень удачливый и оборотистый помещик, ну вы, наверно, слышали про набирающего капитал купца Журавлева. Так вот большой новый дом это их совместное владение. Просто я сегодня разговаривал с английским послом, и он с большим уважением отозвался об этом господине. Такие поставщики товарного зерна редкость для нашего рынка.
– А что вы еще про этого Вершинина можете рассказать? – спросила заинтересовавшаяся княгиня.
– Ну, во-первых, он близкий друг князя Шеховского, про которого сегодня не говорил только немой, а во-вторых, он сейчас в Петербурге вместе с дочерью, которую, я так полагаю, намерен вывести в свет.
Княгиня задумалась, неплохо бы пригласить этого дворянина к себе. Может выйти неплохая дискуссия о вреде картофеля, который европейцы на беду русского народа привезли в Россию.
Андрей Григорьевич практически целый день был занят, ему пришлось провести несколько важных разговоров и даже навестить нужных людей. Он давно отвык от таких нагрузок и чувствовал себя уставшим, тем более что еще давала себя знать тяжелая зимняя дорога от Энска до Петербурга. Освободился он только к восьми вечера. Уже прислуга собирала на стол, когда ему вздумалось посмотреть, чем занимается его сын.
Зайдя в комнату, он был весьма удивлен. Его Николенька, раскрасневшийся, с блестящими глазами, сидел за столом и, разбрызгивая кляксы, что-то писал.
А на столе лежала книга шифрования, которую когда-то ему передал ныне покойный барон Шиллинг.
– Вот черт, как это я недосмотрел, – упрекнул себя князь, – совсем не надо бы ему пока эти книги читать.
– Папа, – радостно сказал Николка, – ты только погляди, как интересно, так здорово, вот попробуй, прочитай, что я зашифровал.
Но князю было не до этого, сын сейчас впервые назвал его отцом, и это слово вызвало у пожилого человека столько эмоций, что у него на глазах выступили слезы.
«Ах, как нехорошо, – подумал он про себя, – совсем старый, слезливый стал».
– Николенька, я уже привык к твоему таланту, но неужели и эту книгу ты уже осилил? – спросил он.
– Да, Андрей Григорьевич, – произнес тот, – это же все очень просто, вот посмотрите, вот здесь, в это слово подставляем вместо букв вот эти буквы, здесь расставляем так, и вот слово зашифровано, – пояснил с энтузиазмом Николка.
– Хорошо, хорошо, – замахал руками ничего не понявший князь, – верю, верю. Так ты, кроме этой книги, хоть что-нибудь сегодня прочитал?
Николка гордо продемонстрировал толстый учебник математики.
– Вот выучил сегодня эту книгу.
Князь взял в руки хорошо знакомый том, который он купил по случаю, неизвестно зачем, и оказалось, что не напрасно.
– Так ты что хочешь сказать, что и учителя тебе не надобно, ты сам все выучил и всю математику в этой книге знаешь?
– Ну да, а что здесь такого, ведь надо только прочитать, а у меня это быстро получается, – был недоумевающий ответ юноши.
Шеховской засмеялся.
– Если бы так было у всех, то гимназий да университетов не понадобилось. Такие книги люди годами учат. Это тебе Бог светлую голову дал, наверно, за те годы, что ты в беспамятстве провел. Все никак не могу привыкнуть, что тебе только прочитать надо и суть понять. Такому точно не поверишь, пока сам не убедишься. Ладно, оставляй свои труды, пойдем на ужин, а то снова все придется греть уносить.
За ужином Николенька был погружен в свои мысли и сосредоточен. Князь на это ничего говорил и только искоса поглядывал на аккуратно жующего пищу сына.
По окончанию еды он только сказал:
– Завтра мы едем к графу Бенкендорфу. Пожалуйста, не читай допоздна и хорошенько выспись.
Около одиннадцати часов утра отец и сын Шеховские вышли из дома, где перед подъездом уже ожидал фаэтон. Его верх был закрыт, а когда фаэтон тронулся, то и спереди кучер попытался опустить занавеску, но Николка попросил оставить ее открытой, ему хотелось разглядеть Петербург днем. Пока фаэтон ехал до дома на Фонтанке, где работал и жил Александр Христофорович, князь устал отвечать на вопросы сына, который спрашивал обо всем, что видел по пути. Петербург поражал того своими размерами, суетой и толкотней на улице. Кучер, сидевший на облучке, то и дело кричал и матерился, чтобы какой разиня не угодил под коня.
В вестибюле канцелярии их встретил вежливый жандарм и первым делом спросил, что их привело в учреждение.
После того как князь сообщил, что им назначена встреча с графом, к ним отнеслись со всем вниманием и сопроводили на третий этаж в приемную. Там не менее внимательный поручик попросил их подождать и, глянув на часы, исчез в кабинете начальства.
Ожидание продлилось недолго, и они зашли в кабинет.
Из-за стола навстречу им вышел не очень высокий генерал с весьма оскудевшей шевелюрой. Он улыбнулся князю, и они обнялись.
– Ну, здравствуй, пропащий, – обратился Бенкендорф к своему армейскому другу. – Не надеялся уже, что увижу тебя. С тех пор как уехал, только изредка слухи доходили, что в губернии выбран предводителем дворянства, да и то чуть ли не насильно. Ну, рассказывай, как жил это время.
Говоря все это, Александр Христофорович внимательно рассматривал молодого человека, стоявшего рядом с его другом. Действительно, высокий кудрявый красавец могучего телосложения был почти двойником Андрея Григорьевича, вот только князь был на полторы головы ниже своего сына.
– Я тоже рад тебя видеть, Саша, – сказал Шеховской, – что же, давай сразу тебе представлю своего сына Николая Шеховского, провидением посланного мне.
Николка, одетый в лучшее платье, что могли отыскать в доме у князя, выглядел совсем неплохо, хотя было заметно, что носит он одежду пока с чужого плеча, вежливо поклонился и щелкнул каблуками, как будто всю жизнь этим занимался, чем заслужил удивленный взгляд графа.
Князь, заметив этот взгляд, невпопад пояснил:
– Мундир ему будет пошит к аудиенции императора.
Бенкендорф перешел на французский:
– Андрей, так твой сын точно еще недавно был крепостным? Совершенно непохоже!
Князь, глянув на стоявшего навытяжку сына, также по-французски сказал:
– Саша, если хочешь, чтобы он не понял, говори по-немецки, хотя я уже не уверен, что Николенька не поймет.
– Ты что, хочешь сказать, что он за два месяца выучил французский язык? – спросил потрясенный Бенкендорф.
– Точно так, – сообщил Шеховской, – если верить Вершинину, то Николенька выучил язык за несколько дней, и собственно, его ограничивает только словарный запас, который он набирает с каждым днем. Скажу больше, он за вчерашний день выучил толстый учебник математики и книжку Шиллинга. – Сказав это, князь сконфузился.
– Тэкс-тэкс, – сказал Бенкендорф, – пожалуйста, присаживайтесь, что мы все на ногах. А вы, князь, сейчас расскажете мне, как такая инструкция оказалась в ваших руках?
– Да что тут сказать, – начал князь, – виноват, понимаешь, когда этот скандал произошел, я плюнул на всё и уехал. Даже не думал, что за книги у меня в доме остаются. Этот труд тогда только вышел, мне его барон преподнес, чтобы я с ним ознакомился и свое мнение высказал. А циркуляр о тайне уже потом вышел, я про эту книгу, конечно, уже не вспомнил. Да она пылилась все эти годы в библиотеке. Вот только вчера, видимо, ее ненароком подложили в учебники, что я приготовил для Николеньки.
– Молодой человек, – обратился Александр Христофорович к Николке, – ты действительно так хорошо изучил книгу о шифровании, что можешь написать или расшифровать письмо?
– Так точно, ваше высокопревосходительство, – браво выпалил Николка, держа грудь колесом, – но, наверно, только те, что описаны в той книге.
– Хм, ты смотри, как отвечает, – восхитился генерал.
– Андрей, – обратился он вновь к князю, – скажешь, что и здесь за неделю выучился?
Тот улыбнулся:
– Ну так не скажу, все же он у меня не первый день живет, пообтесался. Но большую часть, да, действительно, за неделю.
Граф неожиданно озорно улыбнулся и сразу напомнил князю того молодого адъютанта императора, который, переодев свою любовницу-француженку, выкрал ее в Париже и провез через все преграды в Россию.
– Тогда давай я тебя сейчас испытаю, – сказал он, обратившись к Николке, – попробуй расшифровать письмецо одно, а мы с твоим отцом пока побеседуем, есть нам, что вспомнить.
Князь сразу истолковал оговорку князя про сына в свою пользу.
«Ну, Сашка и хват, только глянул и уже не сомневается в моей истории», – подумал он.
Граф позвонил в колокольчик и сказал вошедшему поручику:
– Михаил, будьте любезны найти мне вчерашнее перлюстрированное письмо, ну, то, вы знаете, – не стал он уточнять дальше.
Между тем в Петербург этим днем прибыл надворный советник Сидоров. Он был несколько в разбитом состоянии, и его одолевала мигрень. Мигрень у него случилась от неожиданного происшествия на одной из почтовых станций. До сих пор при одном только воспоминание об этом происшествии его начинало трясти.
Его, заслуженного чиновника министерства иностранных дел, какой-то мальчишка ударил по лицу. Конечно, он даже не думал о том, что сам был груб и бестактен, и злился на себя только из-за того, что при всем его опыте не обратил внимания, что отец этого хама был старше его чином, хотя мог бы обратить внимание на слова станционного смотрителя.
Ему пришлось дождаться, пока сам князь с сыном уедут, затем когда уедут военные, бывшие свидетелями его позора, и уже потом он вылил все свое раздражение на смотрителя и выяснил, что за генерал сейчас проезжал.