Старшая горничная всучила мне целую стопку рубашек и убежала из хозяйской части дома.
Я еще раз прополз по помещению и принялся набирать ванну. Нашел в темных бутыльках масла и пену. Отлично. Не зря предупредил птичку, что сегодня она моя. О ванне я и не думал в тот момент. В усадьбе могли оказаться те самые вездесущие бочки. Или душевые.
Сначала я почистил зубы, найденной новой щеткой, смыл с себя грязь в ду́ше и погрузился в горячую воду. Легко поместился в ванне с хвостом. Похоже, в прошлом мне это нравилось. Откинулся на спину, расслабляясь, ожидал когда моя птаха придет, и даже чуть задремал.
Почти ежедневно я клялся себе, что буду находиться как можно дальше от жены брата. Но у Вселенной как всегда на все личные планы, ей безразлично какие у тебя желания и трудности.
И запрыгнув в свой мелкий, но юркий корабль, я снова летел к ним. Отказаться, свернуть в сторону? Я не мог. Когда цель моей семьи была близка и отец доверил мне так много…
Значит, у меня не оставалось иного выхода, как снова справиться и, прежде всего – с собой.
Долгие часы бессонницы я проводил в тренировочном зале, жестко схлестываясь со своими воинами, потом – на симуляторах, оттачивая мастерство пилота, затем – за материалами, стараясь понять лучше психологию и поведенческие особенности людей. В моей работе никогда нельзя переставать учиться.
Я проигрывал. Мои мысли неустанно возвращались к одной и той же женщине.
В который раз я опять приступал к изматывающим тренировкам, в надежде переломить одержимость.
Проснулся я, услышав как щелкнул замок, а потом осторожные шаги, но я не торопился открывать глаза.
Аделин прокралась в гигиеническую комнату и тихонько вздохнула.
– Ссашшин? – прошептала едва слышно она, и тут же взвизгнула.
Оттого, что я поймал свою птичку в плен, утянул в ванну, сразу завладевая ее губами. От нее пахло мятой с корицей, значит и она занималась гигиеной у себя.
Аделин возмущенно шлепнула меня по груди, пена брызнула во все стороны. Я не мог сдержать смеха.
– Я теперь мокрая! – уже смеялась она.
– Тебе нужно помыться. Сейчас этим и займемся, – шептал я ей в губы и нетерпеливо стягивал с птички одежду, прилипшую от воды к ее телу. Наряд с мокрым шлепком упал на пол. Уберем потом.
Мытье птички, как и в первый раз, было увлекательным, особенно мне нравилось, как она жадно отвечала на мои поцелуи и скользила по мне всем телом. Пластины я давно раздвинул, было невыносимо терпеть. Еще несколько томительных минут, и мы целуясь стоим под потоками воды, смывая пену. Уже не в силах терпеть я унес свою птичку и усадил на кровать, а сам не торопился опускаться к ней. Позволил изучать меня руками, наблюдал в предвкушении, как расширяются ее зрачки и птичка облизывает пересохшие губы.
– Хочешь попробовать? – хрипя прошептал я.
– Я… я не умею, – немного смутилась она, несмотря на свое возбуждение. – Но хочу… да.
Медленно провел руками по ее лицу, обвел больши́м пальцем губы и, приподняв за подбородок лицо, дождался, когда Аделин посмотрит мне в глаза:
– Я подскажу.
Глава 18. Новое потрясение
Новое утро наступило, и оно было без сомнения добрым. Ко мне спиной и оттопыренным задом прижималась птичка, уютно устроившись в моих руках.
Я не смог уйти от нее ночью.
– Останься сегодня со мной, – попросила Аделин.
Меня не нужно было уговаривать. Так правильнее для ее безопасности. И какой мужчина откажется спать рядом с такой вкусной девочкой? Так и зудели клыки впиться в ее шею и сделать полностью своей.
Но я не хотел так поступать с ней. И с собой тоже. Прежде чем кусать птаху, я должен узнать, кто я. И поставить Аделин в известность о тех последствиях, что несет в себе укус шайраса, особенно для человеческой женщины.
И мог ли я быть абсолютно уверен, что у меня нет жены и детей? Нет. А Аделин? Она очень молода. Вполне может быть так, что я для нее желанное, но мимолетное увлечение. Любопытство и яркое впечатление.
Нам обоим требовалось больше ясности перед такими важными изменениями в жизни.
Птичка шевельнулась, сильнее впечатавшись в меня ягодицами. Сама напросилась.
Ночью я сдерживал себя, дал ей выспаться. Но не сразу. Аделин оказалась способной ученицей, ее неумелые ласки доставили мне много удовольствия, особенно осознание, что ее рот был только моим. Я щедро отплатил ей за усердие.
Потом голодная птичка вспомнила, что Линди оставила нам еду на столике, рядом с дверью своей хозяйки. И мы с больши́м аппетитом, сидя на развороченных простынях, поедали вкусные блюда, что приготовил Мариос, хозяйский повар.
Что-то смутно знакомое было в таком укладе жизни. Я был военным, но наверняка рос в обеспеченной семье, так как мне не казалось странным пользоваться помощью прислуги.
А сейчас проснувшись, я собирался вновь взять свою сонную пташку, такую теплую и мягкую. Водил руками по нежной коже, все настойчивее ласкал грудь, прикусывал кожу шеи, слизывал ее аромат языком, смакуя. По медленно растекающемуся тягучему запаху понял, что девочка готова, и плавно одним движением полностью погрузился в нее. Пташка издала вздох. Медленно двигаясь, наблюдал за тем, как она окончательно пробуждается и тут же тонет в моей страсти, издавая приятные для ушей звуки.
Теперь я входил в нее жестче, сам теряя голову от ощущений. Чтобы я себе ни говорил, она – моя. Моя!
Нас сорвало одновременно и, синхронно дрожа от удовольствия, мы медленно приходили в себя. Так я был согласен просыпаться каждое утро. Плавно перевернул Аделин к себе и снова пил ее дыхание, щедро делясь искрами догорающей страсти.
Столь приятное занятие прервал плотный звук гонга, прокатившийся по усадьбе.
– Завтрак через час, – оповестила меня Аделин. – Сейчас семь утра. Если нет особых указаний, гонг звонит в семь. Думаю, мне лучше уйти к себе, пока мы не поставили папу в известность о моем переезде. – И, немного замявшись, выдавила: – Наверно ему не следует видеть меня здесь с тобой.
– Хорошо, девочка, ты права. Тебе не сто́ит переживать, – успокоил я ее. И не собирался страдать по этому поводу. Взрослому мужчине легче, чем девчонке, во многом. Особенно, если она так юна и находится под пристальной опекой родителя. – Беги к себе, Аделин, вдруг отец решит зайти к тебе до завтрака. Встаем.
Не мешкая, птичка приняла душ. Ее одежда так и лежала на плитках в гигиенической комнате. Поэтому, завернувшись в гостевой халат, Аделин убежала к себе, прихватив мокрую одежду с собой, которую я наспех отжал. Но прежде чем отпустить, снова долго и жадно целовал.
Пришло время посмотреть, что за одежду мне принесла старшая горничная. В стопке оказались: три сорочки, две из них травянисто-зеленого цвета, они и подошли по размеру, и утепленный синий жилет. Маленькую рубашку я отложил в сторону. Одевшись, внимательно посмотрелся в зеркало, приглаживая отросшие волосы. Мне нужна помощь парикмахера привести их в порядок. Но главные мысли были заняты предстоящим разговором с хозяином усадьбы и поиском информации о себе.
Заслышав шаги за дверью, приблизился к ней вплотную. Как я и думал, Морелли решил навестить дочь до завтрака. Стук, тихий хлопо́к дверного полотна. Еле слышные спокойные голоса. Я отошел от двери и уже при свете дня занялся более пристальным осмотром жилья.
При входе гостиная зона, вторая комната – спальня и огромная ванная. Деревянная и металлическая мебель. Ничего примечательного или лишнего. Свободно и светло.
С одной стороны, несколько точек отступления, а вот с другой – и путей проникнуть в это жилье больше. Особенно там, где располагалась ванная, до стены было совсем недалеко. Там же, где жила Аделин, было проще защищать ее от внешних врагов. Но если неприятель окажется здесь? Птичка будет заблокирована внутри усадьбы. В идеале, ей бы не расставаться со мной до тех пор, пока полностью не решен вопрос с предателями. Но меня берут сомнения, что Леон радостно встретит подобное предложение. Я ухмыльнулся.
Размышления прервал стук уже в мою дверь. Когда я ее открыл – замер.
Птичка стояла в длинном платье, таком же зеленом, как и принесенные сорочки. Золотистые глаза оттенились зеленью. Собранные наверх волосы открыли изящную шею, которую я так хотел укусить. А серьги, свисавшие почти до плеча, подчеркивали ее длину. Птаха немного зарделась под моим восхищенным взглядом.
Пользуясь тем, что она была одна, за талию притянул к себе, опускаясь ниже на хвосте:
– Ты прекрасна, моя птичка, – горячо зашептал ей на ухо. – Боюсь, я недостаточно подобающе одет для ваших завтраков.
Аделин сощурила глаза:
– Ты проводишь меня в столовую, шайрас?
И замерла выжидательно, приподняв узкий подбородок. Улыбнувшись, я положил ее ладонь на свой согнутый локоть и скользнул в сторону лифта.
Отметил, что за дверью в холл второго этажа стоит один из людей Морелли в строгой форме цвета хаки. Вчера его здесь не было. И просто на обход это не похоже. Что изменилось за сегодняшнюю ночь?
Завтрак скорее напоминал званый ужин.
Морелли во главе стола. По его правую руку, не задумываясь уселась Аделин на массивный обеденный стул с подлокотниками. Вышколенный мужчина в белой рубашке и черном жилете ловко его задвинул и подошел по другую сторону стола, указывая, где расположиться мне. Не самые удобные для меня сиденья, но вмещусь.
Белый фарфор, хрустальные бокалы. Снующий официант быстро приносил блюда, раскладывал по тарелкам. Подливал чай, кофе, воду. Вкусно. Вычурно. И некомфортно под пристальным вниманием Леона, который с интересом поглядывал, правильно ли делаю выбор из многочисленных столовых приборов, и оценивал мои манеры за столом. Но столовый этикет у меня не вызывал затруднений.
Леон молчал весь завтрак, сосредоточенно жуя. Так хмурился, что и его дочь не смела нарушить тишину. А я же здесь был гостем в данный момент, поэтому терпеливо ждал, когда Морелли будет готов вести разговор.