Российская империя XVIII–XX вв. Черты внутреннего строя и политического быта
§ 104Отношение императорской власти к религии и церкви
В первые годы после смерти Петра в русских православных кругах наметился некоторый поворот в понимании религиозной природы верховной власти.
Прежние идеалы православной государственности начали вновь проступать в сознании и действиях лиц правящего круга. Уже в «тестаменте» Екатерины I (1727) говорилось: «Никогда Российским Престолом владеть не может, который не греческого закона».
Реакция стала совершенно очевидна при новом государе Петре II.
Сын царевича Алексея[250], Петр II знаменовал собою целую культурную программу – поворот к старому. Императорский двор переехал в Москву (хотя новая столица Санкт-Петербург и не была официально разжалована). Старая церковная партия начала брать верх над новыми церковными порядками; начались толки о восстановлении патриаршества (для чего был и подходящий кандидат – ростовский митрополит Георгий Дашков, из великороссиян)[251].
Все рушилось со смертью Петра II[252].
В числе кондиций, подписанных императрицей Анной Иоанновной при ее вступлении на престол, по требованию Верховного Тайного Совета значилось: содержать и распространять православие. Но кондиции, как известно, были разорваны, и в дальнейшем Анна во многом пошла путями Петра I. Двор вернулся в С.-Петербург. Церковная политика Анны была, в сущности, развитием церковной политики Петра. Анна стремилась подавить мечты о восстановлении церковной самостоятельности, тем более патриаршества. Против архиереев, заподозренных в недостаточной лояльности к правительству, применена была система террора (под руководством Феофана Прокоповича).
Весь XVIII век было мало благоприятен для развития религиозно-церковных настроений. Это был век рационализма и «просвещения».
Подчиняясь духу времени, лично набожная и религиозная Елизавета Петровна (1741–1761), любительница церковного пения, держала Церковь и духовенство в подчиненном положении[253].
Племянник ее Петр III (голштинец) был в душе протестант, а кроме того, и масон; Петр III не скрывал своего враждебного отношения к православной Церкви – только краткость его царствования (шесть месяцев) спасла Русскую Церковь от явного преследования.
Далека была от идеалов православного царства и Екатерина II (1762–1796). Екатерина была яркой представительницей европейского образования и европейской культуры XVIII века (века Просвещения). Екатерина переписывалась с Вольтером и энциклопедистами. Как истинная представительница рационалистического просвещения, Екатерина относилась свысока и с недоброжелательством к религии и Церкви.
Русская Церковь и русское духовенство достаточно испытали на себе «просвещенное» отношение императрицы. Наиболее типичными примерами такого отношения было дело Арсения Мацеевича и закрытие монастырей.
Указом 1764 года была дана сила закона докладу особой комиссии (из двух духовных лиц и пяти светских) об отобрании церковно-монастырских имуществ в Коллегию экономии. В результате реформы было уничтожено четыре пятых русских монастырей[254].
Это был сокрушительный удар по всей исторической системе религиозно-нравственного воспитания русского народа.
Ростовский митрополит Арсений Мацеевич подал протест против отобрания церковных имуществ[255]. По требованию Екатерины Синод осудил владыку Арсения. Святитель был лишен сана, монашества, переименован в Андрея Враля и посажен с заклепанным ртом в Ревельскую крепость[256].
Роль суррогата Церкви в дворянском (отчасти и купеческом) обществе времен Екатерины стали играть масонские ложи, нашедшие себе громадное распространение и образовавшие несколько «систем» (во главе одной из них, английской, стоял И. П. Елагин, сенатор и член Главной Дворцовой Канцелярии). Едва ли не четверть первых восьми классов тогдашней русской бюрократии участвовала в масонских организациях.
Среди масонских организаций выделились также организации мистического масонства, которое представляло собой идейную оппозицию масонству рационалистическому. Эта идейная оппозиция связалась с консервативной политической оппозицией против Екатерины. Масоны шведской системы и розенкрейцеры начали группироваться вокруг сына и наследника Екатерины, цесаревича Павла Петровича (которому в 1772 году исполнилось 18 лет).
Опасения политической интриги в пользу Павла Петровича заставили Екатерину принять решительные меры против масонства (общее закрытие масонских лож; разгром розенкрейцерского круга в Москве; заключение главного деятеля этого кружка, Новикова, в Шлиссельбургскую крепость).
Совершенно иных, чем Екатерина, воззрений на религию и Церковь держался Павел Петрович.
В виде протеста против рационалистических взглядов Екатерины Павел развил в себе взгляды на мистическую и религиозную подпочву государственной власти. Так, утоляя духовную жажду не из церковного, а из внецерковного источника, Павел пришел к выводам о ценности также и церковной религиозности, причем, однако, он склонен был делать мало различия между православием и латинством.
Считая нужным покровительствовать Церкви, Павел ставил себя самого в положение руководителя Церкви. Таким образом, Павел пришел к той же точке зрения, что в свое время и Петр I, – то есть к мысли о власти императора над Церковью, только при этом Петр и Павел исходили из различных оснований: Петр мало ценил мистическую сторону Церкви и стремился к секуляризации государства; Павел, наоборот, высоко ставил мистическую сторону религии и стремился к оцерковлению государства. Этим путем он пришел к формуле о том, что государь есть глава Церкви[257].
Первая четверть XIX века – время Александра I – есть время усиления в русском обществе внеконфессиональной религиозности. Выражением этих настроений во внешней политике был Священный Союз (1815). Фактический руководитель этого союза, Александр I, становился во главе уже не только Русской Церкви, но и христианских церквей вообще[258].
Начиная с Николая I, положение Православной Церкви и духовенства в Российской империи меняется. Императорская власть придает Церкви уже больше значения.
Церковь приобретает внешний почет. Но внутренне Церковь продолжает быть скованной до 1917 года.
§ 105Императорская власть. Дворянство и крестьянский вопрос
Церковная реформа Петра – наиболее слабое место во всей его системе (так же, как военная реформа – наиболее сильное место). Подгоняя Православную Церковь под общий ранжир своего регулярного государства, Петр заколачивал выход главному духовному источнику силы и крепости Русского государства. Между крайними полюсами – положительным и отрицательным – могут быть размещены прочие Петровские реформы – административная, сословная, промышленная, финансово-податная и пр.
Реформы Петра, охватывая различные стороны русской жизни, служат главным целям Петра – военному преобразованию и внешней политике. В соответствии с новой табелью военно-административных чинов поставлено было петровское дворянство (Табель о рангах 1722 года). Лестница в 14 ступеней отделяла разночинца от первого сановника в государстве. Первый обер-офицерский чин по военной службе и первый штаб-офицерский по штатской давали потомственное дворянство. Дворянство имело, таким образом, служебный характер. Служба – военная и штатская, первая в особенности, – давала постоянный приток свежему элементу в дворянство.
Все сословия были поставлены на служебную ногу. Все должны были служить государству, начиная с самого царя. Фабриканты и купцы несли финансовую службу государству. Крестьяне содержали дворян и фабрикантов и вместе с тем были податной основой государства. В 1717–1718 годах была начата податная реформа – установлена подушная подать. Каждая «душа» мужского пола должна была платить[259].
Вскоре после смерти Петра высшее сословие – дворянство – начало обнаруживать стремление освободиться от обязательной службы и принять участие в государственной власти.
Возбуждением дворянской массы старались воспользоваться представители старых боярских родов, потерявших при Петре свое политическое значение.
Вскоре после смерти Петра возникло новое верховное учреждение, в руках которого сосредоточилась правительственная власть – Верховный Тайный Совет. Совет этот стал выше Сената. В состав его входили главные государственные деятели Петровской эпохи – Меншиков, Толстой, Головкин, Апраксин, Остерман и князь Голицын. За исключением последнего, все это были люди новые, неродовитые, выдвинутые по службе, а не отечеством. Вскоре, однако, состав Верховного Тайного Совета изменился. Уже в кратковременное царствование Петрова внука (Петра II) из петровской чиновной знати в Совете остался один Остерман; прочие члены Совета были из старой знати (двое князей Голицыных и трое князей Долгоруких).
После ранней смерти Петра II разыгралась знаменитая попытка членов Верховного Тайного Совета (верховников) заменить императорское самодержавие аристократической олигархией. Разлад между верховниками и офицерско-дворянской массой позволил императрице Анне Иоанновне (племяннице Петра I) разорвать «кондиции», на основе которых она была приглашена царствовать (1730).
Неудачей «затейки» верховников не кончилось политическое недовольство дворянства в XVIII веке. Власть постепенно шла навстречу дворянству. 18 февраля 1762 года Петр III подписал манифест, которым предоставлялась всему российскому дворянству вольность и свобода. Дворянская вольность объявлена была «на вечные времена фундаментальным и непременным правилом». Манифест Петра III был, в сущности, зародышем дворянской конституции.
Все усилия Екатерины II направлены были к тому, чтобы не дать развиться этому зародышу. Екатерина искусно лавировала между различными людьми и настроениями, тонко и мастерски выбирала свой собственный путь.
В первое десятилетие Екатерининского царствования дворянство будировало против власти: составлялись постоянные заговоры, направленные против личности императрицы и стремившиеся к ограничению самодержавной власти[260].
В противовес политическим вожделениям дворянства Екатерина выдвинула интересы городского класса и крестьян. По инициативе императрицы, в Вольном экономическом обществе и в Комиссии для сочинения нового Уложения поднят был вопрос об ограничении крепостного права на крестьян.
Комиссия для сочинения нового Уложения (1767–1768), собранная из депутатов разных сословий (кроме духовенства и крепостных крестьян), не могла прийти к определенным результатам в своей работе именно из-за внутренней межсословной розни. Моментом перелома в отношениях правительственной власти и дворянства был Пугачевский бунт (1771–1774), подавленный лишь с величайшим напряжением правительственной воли.
Пугачевский бунт примирил дворянство с самодержавной императорской властью. Дворянство, напуганное пугачевщиной, стало лояльно по отношению к власти. Со своей стороны, Екатерина знаменитой Жалованной грамотой подтвердила право «благородных» владеть населенными имениями.
Тем не менее Екатерина до конца жизни лелеяла мысль о поднятии городского сословия, которое могло бы быть опорой власти и гражданскому порядку в случае новых политических шатаний в дворянстве. Внимание свое к городскому состоянию Екатерина подчеркнула, между прочим тем, что одновременно с Жалованной грамотой дворянству издала и Жалованную грамоту городам – Городовое Положение (1785).
Вся дальнейшая внутренняя политика русских государей была построена на постоянном лавировании между различными сословиями. Против политических требований дворянства правительство всегда выдвигало крестьянский вопрос.
Боязнь отмены крепостного права и потери, таким образом, социальной почвы под ногами заставляла дворянство, в его целом, постоянно склоняться перед императорской властью.
С этой точки зрения чрезвычайно характерна политическая борьба в начале царствования Александра I.
Актом 8 сентября 1802 года Сенату[261] было предоставлено право возражать против несогласных с законами высочайших указов (нечто вроде droit de remontrance французских парламентов XVIII века). Вскоре Сенат захотел воспользоваться своим правом, считая, что правительство нарушает дворянские привилегии[262].
В ответ на дворянские притязания Сената, в обстановке значительного политического возбуждения в русском обществе, Александр I повторил шахматный ход своей бабки.
20 февраля 1803 года, официально по инициативе графа С. П. Румянцева, был издан указ о «свободных хлебопашцах». Этим указом предусматривался отпуск на волю крестьян с землей (впрочем, только по собственному желанию помещиков).
Практически действие указа было невелико. Но указ имел громадное принципиальное значение. «Белой грамоте» дворянства (Жалованная грамота 1785 года) противопоставлялся теперь призрак «красной грамоты» (освобождения крепостных с землей).
Дворянство уступило – Александр I на этот раз выиграл политическую игру.
Другой тревожный момент – нашествие Наполеона в 1812 году.
В дворянских кругах русского общества существовали значительные опасения того, что Наполеон будет бить не только воинским оружием, но также оружием социальной пропаганды, пользуясь горючим материалом крепостного права. В русском обществе ходили определенные слухи и предположения об отмене Наполеоном крепостного права в России. Однако Наполеон проявил сравнительно небольшой интерес к этой стороне дела, полагая главную силу свою в правильной войне. Между тем как раз ведение правильной войны с Россией представляло для Наполеона почти непреодолимые технические трудности. В руководящих русских кругах задолго был предусмотрен план «скифской войны», то есть отступления в глубь страны с целью использования русского пространства[263].
Организация социальной революции в России была единственным шансом успеха для Наполеона при «скифской» системе войны. Занятие Москвы Наполеоном могло бы иметь значение лишь для создания центра русской социальной революции. Наполеон, однако, не захотел или не сумел организовать русскую социальную революцию[264].
Устранение Наполеона снимало угрозу социальной революции в России. Выдвинулся опять призрак политической (дворянской) революции (тайные общества, декабристы).
Дворянский бунт декабристов заставил Николая I возбудить крестьянский вопрос сверху (секретные комитеты; указ об обязанных крестьянах 1842 года; устройство быта казенных крестьян и пр.).
Крестьянский вопрос решен был 19 февраля 1861 года, но решение это было половинчато. Крестьяне получили свободу от власти помещиков, но не получили гражданского полноправия (были прикреплены к общине взамен прикрепления к помещику).
После 1861 года в совершенно новой политической обстановке, при новом взаимоотношении различных слоев общества, правительственная власть продолжала придерживаться прежней тактики – лавирования между всеми, чтобы никого не допустить к политическому властвованию.
Старые приемы уже не соответствовали, однако, новой обстановке. Дворянство было ослаблено и политически разбито, а вместе с ним разбита была и сама правительственная власть.
Российское императорское правительство сохраняло после того в течение нескольких десятилетий аппарат власти, но социальная и политическая основа под ним быстро исчезла. Дворянство – руководящее сословие Русского государства начала XVIII века– превратилось к началу XX века в сословие, политически бессильное. Власть разрушила прежний правящий слой и не сумела создать взамен новый.