— «Жизнь не есть озорство», — повторил Алексеев, словно пробуя эту фразу на вкус. — А у меня такое ощущение, что это «озорство», начавшееся с перестройки, не прекращается до сих пор. Лишь возрастает. И «озоруют» те, у кого нет ни «своего труда», ни «природы творчества». В метафизическом смысле.
Грачев продолжил:
— В городе — огромное количество вещей-знаков, часто совершенно не нужных. Люди, страдающие от неудовлетворенных потребностей, начали искать в 70-80-е годы те образы жизни, которые бы утолили их «сакральный голод». Вот тут-то как раз и «подоспел» Запад со своей сказочной страной, сотней сортов колбасы и туалетной бумагой.
Советский народ снова повелся на призрачный идеал, мираж в пустыне. Вот только пустыни-то не было. Мы жили в богатой, процветающей и справедливой стране, а клюнули на крючок с полудохлым червяком. Но такова природа человека. Что имеем — не храним, потерявши — плачем. А Запад, создавая свое «пространство фетишей», вырастил уже своих гомункулов. Погасил его потребности морем суррогатов.
Дешевые и легко потребляемые образы «овладели массами», а буржуазный миропорядок завоевал культурное пространство, стал гегемоном. Пришел, так сказать, на место пролетариата. И придал обществу универсальную знаковую систему — доллар. Он стал способен заменить любой образ, любой тип отношений. Ведь все покупается! За доллар можно получить любую вещь-знак, удовлетворить любую потребность.
— Но и сам Запад скоро зайдет в тупик, — дополнил Алексеев. — Не пройдет и пары десятков лет. Это как скорпион, жалящий сам себя в хвост. Предлагаю теперь сделать перерыв на обед, а то что-то свербит в желудке. Сергей Витальевич, можно договориться, чтобы нам, в порядке исключения, доставили сюда какую-нибудь пиццу и колу?
— Все в наших силах, Олег Карлович. Теперь русская поговорка «Хлеб за брюхом не бегает» изменилась ровно наоборот. Только вражескую пиццу и колу в недра ФСБ не пропустят. Предлагаю полтавские котлеты, салат с креветками и квас «Царский». А на ваш вкус, Анатолий Львович? Может быть, бефстроганов с кровью, как в Англии?
— Хватит меня укалывать, Сергей Витальевич. По-русски.
Кабинет Грачева. В послеобеденное время
Разговор коснулся другой темы, «русской мафии» за границей, где она расцвела пышным цветом. Это устойчивое выражение как раз и родилось в начале девяностых, и было у всех «на слуху».
— Фактически оно верное, — согласился Алексеев. — Но эпитет «русский» всегда вызывал у меня большие сомнения. Преступность вообще не имеет национальности, а в ОПГ этнически русских столько же, сколько и грузин, армян, чеченцев, евреев и других худших представителей своих народов. И уж верховодят в них часто совсем не они, русские.
— Если начнем подсчитывать и выяснять процентный состав криминальных образований, то зайдем в тупик национализма, — согласился Житников. — Однако на Западе, в США, где я часто бывал, раз и навсегда решили привязать эти два слова друг к другу. Раз мафия из России, то непременно русская. И другой быть не может.
— А я участвовал в прошлом году в конференции на эту тему в Вашингтоне, — продолжил Грачев. — Встречались наши и американские спецслужбы. ФСБ, ГРУ, ЦРУ и ФБР С точки зрения информативности, встреча была полезной. Как в плане контактов, так и дальнейшего взаимодействия. На что жаловались мне американские коллеги? Приведу такой пример.
Годом раньше ФБР пресекло преступную группировку из числа выехавших из России евреев. В Нью-Йорке они купили 10 заправочных станций и торговали нефтепродуктами. Потом в городе стали часто выходить из строя автомобили, владельцы которых приобрели их только что, новенькие. Они ничего не понимали и забили тревогу. На заводы-производители пошли рекламации. Стали выяснять причины.
Долго крутились вокруг надежности двигателей и не могли определить, в чем тут дело? И тут один из экспертов предложил исследовать топливо. Анализ показал, что бензин некачественный, имеет признаки добавления какой-то жидкости. Логистика показала, что вышедшие из строя автомобили заправлялись на одних и тех же станциях у российских евреев. А в хитроумии им не откажешь.
— Уж это точно! — кивнул Житников.
— Оказалось, чтобы добиться большей прибыли, владельцы заправок разбавляли топливо чуть ли не водой. А то и мочой, как говорится, молодого поросенка. Агенты ФБР не могли в это поверить, им даже в голову не приходило, что бензин вообще можно разводить, тем более жидкостью, схожую с водой. Ведь это абсолютно противозаконно и… не может быть, потому, что просто не может быть. Только «русская мафия» на это и способна. В данном случае, заметим, состоящая из предприимчивых евреев с Бронкса. А мошенников осудили на десять лет. У американцев очень строгое законодательство.
— А что вы скажете об экспорте криминала? — спросил Житников. — Мне на своей шкуре, можно сказать, пришлось с ним столкнуться. Те же Владимирский, Андронов, Воробьев, да и Падлов с Матвеевым. Они сейчас разъезжают по всем Европам и проворачивают свои делишки, хотя по идее должны бы сидеть в российских тюрьмах.
— Ну, что сказать? Наше законодательство теперь, в отличие от американского, как я уже только что говорил, слишком мягкое. По сути, закрывает глаза на таких людей. Все это, выражаясь языком Маркса, следствие зарождения частного капитала. И распространение его интересов за пределами России. А добавьте сюда разрушение этнических связей республик бывшего СССР, ослабление пограничного контроля, коррупцию в таможенных структурах, межнациональные конфликты и прочие «издержки демократии». Ваше любимое словосочетание, Анатолий Львович.
— И еще нестабильность всей политической и экономической обстановки в стране, — бросил реплику Алексеев.
— «Русская мафия» двинулась во все страны и стороны света для освоения новых территорий, — выразил свою мысль Житников. — Как двигались американские пионеры-первопоселенцы на своем континенте. И насаждали среди туземцев свои методы и приемы самоутверждения. В основном, с помощью кольта.
— Согласен, — кивнул Грачев. — А упрощенный выезд только способствует перемещению преступных элементов за границу вместе с их криминальным бизнесом. ОПГ вышли на более качественный международный уровень. Дело это новое, но они быстро справились и освоили его с блеском. Потеснили местный криминалитет, а то и выдавили его из различных сфер деятельности. Стали теперь активно разрабатывать и легальные области экономики. Проводят операции с нефтью, с цветными и редкоземельными металлами. В банковской и кредитно-финансовой сферах.
Много где и к чему прикладывают руку и оставляют свой след. Опыта, может быть, в этой новой для себя деятельности и мало, но энергии «молодых волков», жестокости, изобретательности и жажды наживы любой ценой хоть отбавляй. И оружие они используют теперь еще чаще, чем местные «крестные отцы», по поводу и без. Их уже начинают бояться и предпочитают не связываться.
— В России, — продолжил, развивая его мысли, Алексеев, — произошло также беспрецедентное усиление влияния преступности на власть, экономику, общество в целом. Масштабы взаимодействия госчиновников и криминальных группировок просто поражают. Это, к сожалению, относится и к правоохранительным органам, к судам, милиции, прокуратуре. К другим структурам, даже армейским. И уж, чего греха таить, к спецслужбам. Ведь тот же ваш приятель Падлов, Анатолий Львович, был кадровым сотрудником КГБ. Конечно, не все породнились с криминалом, никто этого не утверждает, но критическая масса связанных с ОПГ законников и чиновников просто зашкаливает.
— Откуда вообще появилось новое смысловое значение слова «крыша»? — подхватил Житников. — Если обобщить, то преступность с начала 90-х годов буквально накрыла всю страну, как медный тазик голову сумасшедшего. По себе знаю, по своему бизнесу. Она поразила все сферы жизни. А применительно к образу дома и стала над верхним этажом именно этой крышей. Правда, дырявой, протекающей во время грозы, под которой неуютно жить никому из жильцов. Хоть в элитных квартирах, хоть в подвале. Поскольку в любой момент эта крыша может рухнуть им на головы и похоронить под собой всех.
— Я заметил, что вы всегда мыслите образно, метафорически, — как бы похвалил его Грачев. — Художественные романы не пытались писать?
— Нет, увы. Но тяга есть. Может быть, потом, в старости.
Житников подумал и добавил:
— Когда из тюрьмы выйду.
Контрразведчики переглянулись.
— А может, вы туда и не попадете, — произнес Грачев.
— А я так даже уверен в этом, — добавил Алексеев. — Так что начинайте писать сразу. Не откладывая, когда вам стукнет девяносто девять лет.
— Почему «не попаду»?
— Об этом — потом.
Сказав так, как бы обнадеживая его, Грачев продолжил:
— Забавно выходит: «русская мафия» полезла во все страны света, а в Россию ринулись делать деньги тоже все кому ни лень. Бывшие соотечественники, эмигрировавшие в свое время из СССР, высланные из страны диссиденты, сбежавшие на Запад уголовники.
Все спешно возвращались обратно, чтобы принять участие в дележке государственного имущества и массовом воровстве. Здесь для них уже была готова для всходов унавоженная демократами почва. И тот чертополох с борщевиком, о которых я говорил выше, начал буйно расти. Пять процентов людей с девиантным поведением оказались, в итоге, сильнее остальных девяноста пяти процентов.
На фоне российского безденежья они, с помощью западных финансовых воротил, скупали за бесценок недвижимость, приватизировали предприятия, вывозили природные богатства, занимались контрабандой антиквариата, собирали для себя бесценные коллекции, произведения искусства, шедевры живописи. Все это потом оказывалось за рубежом, как и они сами, на ПМЖ и с гигантскими счетами в западных банках. А кто не успел уехать, тех часто отстреливали свои же. С волками жить, по-волчьи выть.
— Уж если перелистывать дальше эту энциклопедию, то особенно активно, с размахом, развернулись бывшие цеховики, воры в законе, примкнувшие к ним младшие научные сотрудники с комсомольскими инструкторами и неудавшаяся творческая интеллигенция, — продолжил Алексеев, как бы перехватывая инициативу или эстафетную палочку. — Прежде ничем не выделяющиеся незначительные люди сколачивали гигантские состояния. Гусинский, Березовский, Ходорковский, Потанин, Якубовский — «генерал Дима». Ваш знакомый Мирошник из Дюссельдорфа, у которого вы арендуете дачу в Калчуге. Они распродавали за смешные низкие цены имущество Советской Армии из Западной группы войск, выводимой из ГДР.