— Чистить легко, кто-нибудь тебе покажет.
— Ей-богу, ты будешь нашим капитаном, Джордж; а мы — твоей командой.
Джордж отклонился от него, качая головой.
— Энти баркасы ужасно грязные с тех пор. И все там ужасно грязное.
— Ну и черт бы с ними. Наш баркас специально продезинфицировали от носа до кормы, весь блестит, как собачий зуб. Тебе, Джордж, грязь не грозит, ты же будешь капитаном. Не придется даже наживку цеплять; просто будешь капитанить, раздавать приказы нам, сухопутным крысам — ну, как тебе такое?
Я понял, что Джорджу это лестно, судя по тому, как он зашевелил руками под рубашкой, но он упирал на то, что опасается грязи. Макмёрфи всеми силами уговаривал его, но Джордж все качал головой, и тут дверь в столовку щелкнула замком, показалась Старшая Сестра со своей загадочной плетеной сумкой и пошла вдоль очереди, одаривая каждого механической доброутренней улыбкой. Макмёрфи заметил, как Джордж отклонился от нее и набычился. Когда она ушла, Макмёрфи склонил голову набок и взглянул на него со значением.
— Джордж, а что там сестра говорила насчет злого моря и ужасной опасности, какой мы будем подвергаться, — что ты на это скажешь?
— Что океан бывает ужас каким злым, ага, лютым бывает.
Макмёрфи глянул вслед сестре, скрывшейся в своей будке, и снова на Джорджа. Джордж стал пуще прежнего сучить руками под рубашкой, озираясь на лица, молчаливо смотревшие на него.
— Право слово! — выпалил он. — Думаете, я ей дам запугать меня океаном? Вы так думаете?
— Ну, я так не думаю, Джордж. Но что меня волнует, это если ты не пойдешь с нами, и если вдруг случится ужасная буря, мы все до последнего очень даже можем пропасть без вести, понимаешь? Я сказал, что ничего не смыслю в мореходстве, а теперь еще кое-что скажу — об этих двух тетках, что забирают нас, о которых я сказал врачу, что они рыбацкие вдовы. Что ж, если хоть одна из них и была на рыбалке, то только на твердой земле. От них в случае чего толку будет не больше, чем от меня. Ты нам нужен, Джордж.
Макмёрфи затянулся сигаретой и спросил:
— Десять баксов, кстати, найдется?
Джордж покачал головой.
— Да, следовало ожидать, — сказал Макмёрфи. — Ладно, какого черта, я давно уже оставил надежду на скорую выписку. Вот. — Он достал карандаш из кармана рубахи, тщательно обтер подолом и протянул Джорджу. — Ты нами капитаны а мы за тебя пятерку добавим.
Джордж снова оглядел нас, тревожно шевеля бровями. И наконец на лице его обозначилась улыбка, открывшая отбеленные десны, и он взял у Макмёрфи карандаш.
— Право слово! — сказал он и пошел к доске, записываться.
Проходя по коридору после завтрака, Макмёрфи остановился у доски и приписал к имени Джорджа: «К-Н».
Шлюхи запаздывали. Все уже стали опасаться, что они совсем не приедут за нами, но тут Макмёрфи, глядевший в окно, издал радостный клич, и мы все побежали смотреть. Он сказал, это они, но мы увидели только одну машину, хотя рассчитывали на две, а в машине — всего одну женщину. Когда она остановилась на парковке, Макмёрфи окликнул ее из окна, и она подошла по газону к нашему отделению.
Она оказалась моложе и красивей, чем мы могли подумать. Теперь уже всем стало ясно, что никакая это не тетка Макмёрфи и от нее можно ждать чего угодно! Некоторые, из самых религиозных, были от этого не в восторге. Но, глядя, как это зеленоглазое чудо порхает по газону к нашему отделению и волосы ее, собранные в пышный узел на макушке, подрагивают при каждом шаге, словно медные пружины на солнце, мы могли думать лишь о том, что перед нами девушка, женская особь, не облаченная с ног до головы в белое, словно снежная королева; а уж чем она там зарабатывала, это нас не касалось.
Она подбежала к окну, за которым стоял Макмёрфи, ухватилась за сетку и прижалась к ней. Она запыхалась от бега, и при каждом ее вздохе нам казалось, что сейчас она к нам просочится. Глаза у нее были влажными.
— Макмёрфи, ох, чертяка ты, Макмёрфи…
— Оставим сантименты. Где Сандра?
— Ее повязали, старик, не вырваться. Но ты-то, черт возьми, в порядке?
— Повязали!
— Сказать по правде, — девушка вытерла нос и хихикнула, — старушка Сэнди вышла замуж. Помнишь Арти Гилфиллиана из Бивертона? Вечно приходил на вечеринки с какой-нибудь фиговиной в кармане: индиговым ужом, или белой мышью, или еще какой фиговиной? Настоящий романтик…
— Пресвятые угодники! — простонал Макмёрфи. — И как я теперь втисну десять ребят в один паршивый «Форд», Кэнди, радость моя? Подумала Сандра со своим индиговым ужом из Бивертона, как я буду выкручиваться?
Девушка, похоже, принялась обдумывать ответ, но тут каркнул репродуктор, и голос Старшей Сестры сказал Макмёрфи, что, если он хочет общаться со своей приятельницей, будет лучше, если она запишется, как положено, у главного входа, а не баламутит всю больницу. Девушка отошла от окна и поспешила к главному входу, а Макмёрфи подошел к креслу в углу и опустился в него с понурым видом.
— Охренеть, — сказал он.
Девушку впустил в отделение мелкий черный и забыл закрыть за ней дверь (получил потом по первое число), и девушка прошла летящей походкой мимо сестринской будки, откуда все медсестры пытались заморозить ее ледяными взглядами, и вошла в дневную палату, обогнав врача. Врач, шедший в сестринскую будку с какими-то бумагами, взглянул на девушку, снова на бумаги, снова на девушку, и полез в карман за пенсне, обеими руками.
Войдя в палату, она остановилась посередине и увидела, что со всех сторон на нее пялятся сорок мужиков в зеленой форме — и такая тишина, что слышно, как бурлит в животе, а со стороны хроников хлюпают катетеры.
С минуту она стояла и искала взглядом Макмёрфи, а мы все пожирали ее глазами. Над головой у нее, под самым потолком, висело облачко сизого дыма; похоже, это агрегаты перегорели по всему отделению, не сумев настроиться на ее волну, — сняли с нее электронные показания и пришли к выводу, что она настолько сюда не вписывается, что просто перегорели, как бы покончив с собой.
На ней была белая майка, как у Макмёрфи, только намного меньше, белые теннисные туфли и джинсы, превращенные ножницами в шортики, чтобы ничто не стесняло ее резвых ног, — и этой одежды было явно маловато, учитывая то, что под ней скрывалось. Наверняка немало мужчин видели ее гораздо менее одетой, но сейчас ей вдруг стало неловко, и она занервничала, как школьница на сцене. Все разглядывали ее и молчали. Мартини, стоявший к ней ближе всех, прошептал, что различает годы на монетах у нее в джинсах, трещавших по швам.
Первым нарушил тишину Билли Биббит — он ничего не сказал, а только издал низкий, почти мучительный присвист, описавший наше общее впечатление лучше любых слов. Девушка засмеялась и сказала ему «большое спасибо», отчего Билли так покраснел, что и она с ним покраснела и снова засмеялась. После этого все ожили. Все острые окружили ее и стали разом что-то говорить. Врач дергал Хардинга за лацкан и спрашивал, кто это такая. Наконец Макмёрфи встал с кресла, протиснулся к ней сквозь толпу, и девушка бросилась ему на шею.
— Чертяка ты, Макмёрфи, — сказала она и снова покраснела, смутившись.
Когда она краснела, ей можно было дать семнадцать, никак не больше.
Макмёрфи всем представил ее, и она каждому пожала руку. Дойдя до Билли, она снова сказала ему спасибо за свист. Затем из будки выскользнула Старшая Сестра и спросила Макмёрфи с улыбкой, как он думает усадить десять человек в одну машину, а он спросил, нельзя ли ему позаимствовать машину у кого-нибудь из персонала и самому сесть за руль, на что сестра, оправдывая наши опасения, процитировала правило, запрещающее это. Она сказала, что, если не будет второго водителя, который распишется за нашу безопасность, половине команды придется остаться. На это Макмёрфи сказал, что потеряет полтинник, если выплатит по десятке всем, кто не поедет.
— В таком случае, — сказала сестра, — поездку придется отменить, а все деньги вернуть пациентам.
— Но я уже заплатил за баркас; лодочник уже положил себе в карман семьдесят моих баксов!
— Семьдесят долларов? Вот как? А я думала, вы сказали пациентам, что вам нужно собрать сотню долларов, плюс добавить десять своих, мистер Макмёрфи.
— Я включил стоимость бензина туда и обратно.
— Неужели бензин обойдется вам в тридцать долларов?
Она расплылась в улыбке, глядя на него с выжидающим видом. Тогда он всплеснул руками и поднял глаза к потолку.
— Елы-палы, вы всегда начеку, мисс окружной прокурор. Ну да; я думал оставить себе остатки. Сомневаюсь, чтобы кто-то из ребят был против. Я рассчитывал слегка возместить свои хлопоты по…
— Но ваш план не сработал, — сказала сестра, продолжая ему улыбаться. — Иногда ваши финансовые спекуляции проваливаются, Рэндл, хотя вообще-то, как я заметила, у вас дела идут более чем успешно. — Она задумалась о чем-то, и я понял, что мы еще услышим об этом на собрании. — Да. Каждый острый в отделении в то или иное время выписал вам расписку под какое-нибудь ваше дельце, так что вряд ли вас разорит одна неудача, как считаете?
На этом она замолчала. Она увидела, что Макмёрфи ее больше не слушает, а вместо этого смотрит на врача. А врач прожигал взглядом маечку девушки. По лицу Макмёрфи разлилась довольная улыбка, и он, сдвинув кепку на затылок, подошел к врачу и положил руку ему на плечо, отчего тот вздрогнул.
— Ей-богу, доктор Спайви, вы когда-нибудь видели, как чавыча наживку заглатывает? Одно из самых лютых зрелищ на всех семи морях. Ну-ка, Кэнди, лапочка, расскажи֊ка доктору о глубоководной рыбалке и всяком таком…
Макмёрфи вдвоем с девушкой обработал врача за пару минут, и вот он уже закрыл свой кабинет и вернулся к нам, на ходу запихивая бумаги в портфель.
— Бо́льшую часть бумажной работы я могу сделать и на море, — объяснил он сестре, миновав ее с такой прытью, что она ничего не успела ответить, а за ним потянулась остальная команда, уже не так быстро, ухмыляясь сестре, стоявшей у двери в сестринскую будку.