а оно тем выше, чем сильнее нагрелась поверхность и чище, прозрачнее атмосфера. Вот почему так быстро остывают сырты после захода солнца.
Зеленое зеркало климата. Климатические особенности сыртов, как в зеркале, отразились в растительном царстве заоблачной страны. Растительный мир крайне беден видами, угнетен и разрежен. Состоит он из растений, хорошо приспособившихся к суровым условиям существования. А таких немного.
С приближением к границе вечных льдов и снегов из растительного комплекса выпадают один за другим десятки видов: сначала деревья, потом кустарники, беднеет ковер разнотравья. На сыртах трехкилометровой высоты в верхнем течении Большого Нарына расстилаются полынно-типчаковые и ковыльные степи — ценнейшие пастбища. Это о них написал Чингиз Айтматов в своем «Белом пароходе»: «Они чудаки — ковыли! Ветреные головы. Их мягкие, шелковистые метелки без ветра жить не могут. Только и ждут — куда дунет, туда они и кланяются. И кланяются все, как один, вся степь, как по команде». Перышки ковыля невысоко поднимаются над пушистыми кочками типчака Festuca ovina, но «ковыльное море» заметно издалека.
Удивительно своеобразно выглядит на сыртах алтайский типчак, растущий цепочкой от корневища, замыкающегося кольцом. Стелющиеся стебли типчака длинные, извивающиеся, темные внизу и седеющие кверху. Чабаны зовут это растение «кэмпыр чэч» («волосы старухи»).
На высоте трех тысяч трехсот метров начинаются высокогорные пустынные степи, в которых растут те же злаки, что и на двести — триста метров ниже, но они не образуют уже сомкнутого покрова. Отдельные дернины типчака или полыни отстоят друг от друга на расстоянии одного или полутора метров. Выше трех с половиной километров степные злаки исчезают совсем. Их вытесняют растения суровой высокогорной пустыни — кобрезия, дриадоцвет. А еще выше располагается полигональная каменистая тундра, в которой растительный покров образуют одни мхи да лишайники.
Мы едем по высокогорной холодной пустыне Тянь-Шаня. Холмистая равнина почти не освоена и на первый взгляд кажется совершенно мертвой. На восемьдесят — девяносто процентов поверхность почвы абсолютно голая. Жизнь здесь приняла своеобразные формы. Растительность встречается лишь отдельными пятнами. Растения тесно жмутся друг к другу, образуя своего рода «коллективы», в которых действуют законы взаимопомощи.
Собранным в плотные подушки растениям легче противостоять неблагоприятным условиям — холоду, ветру, засухе, гибельным ультрафиолетовым лучам. Подушки выглядят по-разному: это могут быть кольца, полукольца, подковы, полусферы, полосы.
В растительном мире сыртов господствует суровый кодекс законов. Одна из статей его гласит: жмись ближе к земле! Растения не поднимаются над почвой выше, чем на пять — восемь сантиметров. Все, что выше этого уровня, — обречено на быструю гибель, потому что только в тонком приземном слое сохраняется тепло, полученное почвой от солнца. Другая: прячься как можно надежнее от холодного ветра! Растения собираются в трещинках и углублениях почвы, под защиту валунов и камней. Растения сыртов устроены так, чтобы любыми способами сохранить тепло. Все они имеют очень мелкие листочки, покрытые плотной кожицей, опушенные множеством волосков. От этого обилия волосков они кажутся голубоватыми. Их очень мощная и разветвленная корневая система, длина которой в несколько раз превышает длину самого растения, собирает драгоценную влагу с большой площади.
Но все-таки главный закон, которому вынуждены подчиняться растения на сыртах, — это закон взаимной помощи и поддержки: живи дружно со своими сородичами! Даже отмершие растения служат защитой для тех, кто начинает жить, — множество поколений сменяется внутри каждой подушки.
Часто можно встретить очень широкие подушки, площадью больше квадратного метра. Когда начисто отмирает у них середина, они превращаются в замкнутые кольца. Ветер, действуя на незащищенный край такого кольца, вызывает отмирание только этой его части. Сообщества продолжают жить, принимая форму подковы. Ветер придает этим подковам асимметричную форму, лепит из них что-то похожее на песчаные барханы: наветренный слой пологий, а подветренный — круто обрывающийся.
Где есть растения — должны быть и животные. В свое время Н. А. Северцов поднялся на сырты сквозь арктическую метель, а когда она прошла, увидел, что его спутники убили… белого медведя. Это был особый вид медведя, близкий к гималайскому, хотя и с буроватой, но очень светлой и длинной шерстью. И как ни у какого другого медведя, когти не черные, а белые, и на передних лапах вдвое длиннее, чем на задних. Этого родственника полярного мишки люди застали за любимым занятием: он разрывал норы сурков, вытаскивал зверьков на «свет божий», перегрызал им затылки, складывал тушки в кучу, а потом усаживался и пожирал. Остатки от обеда он закапывал впрок. Была осень — время, когда сурки уже готовились к зимней спячке. Медведю это время казалось особенно удобным для «заготовки» мяса.
Воздух над сыртами наполнен тонким и пронзительным свистом. Он так же постоянен, как звон цикад где-нибудь на Черноморском побережье. Виновника этих звуков не так легко увидеть. Но вот метнулся через дорогу неуклюжий толстенький зверек, отбежал на некоторое расстояние, безопасное с его точки зрения, и встал там столбиком, сделавшись почти неразличимым среди таких же буроватых камней. Это — сурок. Тот самый сурок, о котором поется в известной песне Бетховена.
В высокогорье Тянь-Шаня сурков видимо-невидимо. Они так же, как полярные грызуны лемминги, способны необыкновенно быстро размножаться. Сурки отходят от нор не больше, чем на сто метров: для добывания корма им этого достаточно. Прежде чем выйти на «заготовки», они на некоторое время замирают столбиками около норки, зорко оглядывая стометровое пространство, в которое предстоит отправиться, а при первой же опасности стремительно исчезнут под землей.
Самый массовый обитатель высокогорных пастбищ Тянь-Шаня — злостный вредитель сельского хозяйства, так называемая узкочерепная полевка. Кое-где можно обнаружить больше десяти тысяч ее норок на гектаре. Из каждой норки она выбрасывает до полутора килограммов земли. Съедает полевка за сутки около тридцати граммов растительной пищи — ровно столько, сколько весит сама.
Зоологи подсчитали, что двести — триста полевок за три летних месяца уничтожают на гектаре пастбища до двух центнеров растений, а в некоторых местах даже до десяти — двадцати центнеров, то есть половину всего урожая. Это подлинный бич сыртов.
…Уже четыре часа мы едем вдоль Арабельсу, мимо гор в белых, надетых набекрень ледяных беретах.
Сопровождаемые не лишенным мелодичности свистом сурков, мы сворачиваем вправо от Барскаунского тракта в пустынную долину Арабельсу, ограниченную с севера гребнем Терскея, а с юга — невысоким, но островерхим хребтом Джетимбель.
ВЕЛИКИЙ ВОДОРАЗДЕЛ
Акшийрак — модель прошлого. На той стороне реки равнину сыртов перегораживает массивный горный хребет, весь белый снизу доверху. Это Акшийрак — один из крупнейших на Тянь-Шане, да и во всей Средней Азии центров оледенения. Английский геолог Хандингтон сказал, что Акшийрак можно сравнить с глыбой мрамора, на которой резец скульптора уже успел наметить основную форму, но не нанес еще существенных деталей. Что ж, точнее не скажешь.
Как перевести с киргизского название горного массива? «Ак» — белый. Это слово повторено в начале и в конце названия. А вот «шийр» означает «быстрая смена» «мелькание». Действительно, когда едешь на коне мимо Акшийрака, в глазах все время мелькает белое. Есть третий вариант перевода — «белая голень». Видимо, и так называли горы киргизы, утопавшие здесь по колено в снегу.
В первую ледниковую эпоху оледенение было распространено на Тянь-Шане так же, как теперь на Акшийраке. Приближаясь к этому горному массиву, мы возвращались, таким образом, в ледниковую эпоху горной страны. Конечно, Акшийрак — только сильно уменьшенная ее копия. Долинные ледники первого оледенения были поистине гигантскими — длиной более ста километров. А сейчас все ледники здесь сосредоточены в прямоугольнике со сторонами чуть больше тридцати километров.
Всего в Акшийраке сто тридцать один ледник. По площади они почти поровну распределены между бассейнами Нарына и Сарыджаза. Их талые воды текут и в Сырдарью и в Тарим. Из ледяных закромов Акшийрака уходит за год более семисот миллионов кубометров воды. Общие же запасы воды здесь исчисляются миллиардами кубометров. На ледники поступает снега значительно больше, чем стаивает за лето. Но на большом пространстве льды Акшийрака — «мертвые», прекратившие свое движение. Они погребены под слоем морены. В год площадь ледников уменьшается на одну десятую процента. При таком темпе через пятьсот лет ледники массива станут наполовину меньше. Следовательно, за тысячелетие они могут исчезнуть вовсе.
Впрочем, дело обстоит совсем не так просто. Во-первых, всего сто лет назад, в середине XIX века, ледники наступали. Они могут начать наступать снова. Во-вторых, в своем сокращении они всегда достигают каких-то критических размеров, при которых становятся устойчивыми. Нужны новые, очень резкие изменения климата в сторону потепления, чтобы такие маленькие, приспособившиеся, «уютно устроившиеся» в современном климате ледники начали умирать.
Необыкновенно ценны для гляциологов редкие свидетельства о положении ледников в прошлом веке. Например, ледник Колпаковского на южном склоне Терскей-Алатау описал впервые барон Каульбарс в 1869 г. Через девяносто лет сюда пришли гляциологи Тянь-Шаньской географической станции. Они установили, что со времен Каульбарса ледник укоротился на полтора километра.
Этот ледник не был единичным. Отступание ледниковых языков носило характер массовый. Особенно энергичным оно стало в последние годы, приняв характер поистине «панического бегства». Почти все ледники Тянь-Шаня сокращаются. При этом они распадаются на части. От главных «отрываются» притоки, начинают жить самостоятельно и перестают отступать. Для маленьких ледников современные климатические условия являются вполне благоприятными.