<евым> ведомостям>», где я пишу, я не хочу обличать этот факт в какой-либо другой газете. Но и оставить его не обличенным я считаю несправедливым. Я прилагаю здесь маленькое «письмо в редакцию». Если Вы найдете его слишком резким, может быть, Вы составите заметку сами. Или, наконец, ред<акция> «Биржевых> вед<омостей>» или «Огонька» поместит объяснение от своего имени. В какой форме факт будет предан гласности, разумеется, всё равно, но быть преданным гласности он должен: я думаю, Вы в этом со мною согласитесь… <…>
Милостивый Государь! Г. Редактор!
Начав читать в № 26 «Огонька» за этот год рассказ Татьяны Краснопольской «Рыцарь», я скоро убедился, что содержание его мне уже знакомо. Действительно, рассказ и по сюжету и по всему ходу действия «совпадает» с одним из старых рассказов маститого И. И. Ясинского (Максима Белинского). Я не хочу обвинять начинающую писательницу в плагиате. Можно, напр<имер>, предположить, что кто-нибудь из ее знакомых передал ей содержание рассказа Ясинского, выдав вымысел за факт из действительной жизни, и писательница воспользовалась этим сообщением, как канвой для своего рассказа… Пусть, однако, этот прискорбный случай послужит новым уроком молодым писателям. Нет ничего, что могло бы заменить собою творчество, эту истинную сущность каждого художественного создания.
Примите уверения в моем совершенном уважении
Валерий Брюсов.
27 июня 1915, Бурково
Конец июня — до 14 июля 1915 г., Петроград
Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич,
Я передавал <так!> Ваше письмо редактору «Огонька». Он ответил мне, что теперь, после того, как в нек<ото>рых газетах уже было отмечено случившееся с Краснопольской, — очень милой, но слишком доверчивой начинающей, — недоразумение, — и нет резона подчеркивать его в самом «Огоньке», и это запоздало.
Прототип не рас<ска>з Яс<инского>, а «Интересные мужчины» Лескова или один из р(асска)зов Мопассана.
14 июля 1915 2., д. Бурково
Москва, 1 Мещанская, 32.14 июля 1915 г.
Многоуважаемый Александр Алексеевич!
Что мое письмо о Т. Краснопольской не было напечатано, я очень рад, и не только потому, что у меня был назван И. И. Ясинский вместо Лескова. Написал я свое письмо в минуту «негодования» и потом охотно взял бы его назад. Ну, а все же поведение Татьяны более чем сомнительно! <…>
Комментарии
Татьяна или, как она именовала себя, Татиана Генриховна Краснопольская-Шенфельд (? — после 1931) едва ли осталась бы в истории литературы, не будь романа Над любовью, нескольких посвященных ей стихотворений И. Северянина, страданий М. Кузмина и небольшого литературного скандала 1915 г.
О жизни ее известно очень мало. Сохранился адрес: «Фонтанка, 54» — в этом доме бывали Кузмин, Ю. Юркун, Л. Канегиссер, Р. Ивнев, С. Есенин. Дебютировала Краснопольская-Шенфельд, видимо, как переводчица, выпустив литографированную книжечку Игривое завещание: Миниатюрка в 1 д. (СПб., 1911).
Во второй половине 1913 или в начале 1914 г. с Шенфельд-Краснопольской познакомился немецкий энтузиаст русской литературы, поэт, писатель, переводчик и издатель И. фон Гюнтер (1886–1973), оставивший в своих мемуарах Жизнь на восточном ветру: Между Петербургом и Мюнхеном (М., 2010) следующий беглый портрет:
Мой милый Аркадий Руманов[41], газетный босс, свел меня с богатой, красивой и одинокой девушкой. Татьяна Шёнфельд хотела стать актрисой, как Ида Рубинштейн, и была готова потратить на это деньги. Она была не прочь стать и представительской женой одного из директоров театра[42], но этот самый директор, сколько мне помнится, не разделял эти желания.
Тем временем Краснопольская продолжает заниматься переводами («История кавалера де Грие и Манон Леско» аббата Прево)[43], печатает два стихотворения в шебуевской Весне (на одной странице с обращенным к ней любовным стихотворным посланием художника Ю. Анненкова), посещает собрания «Общества поэтов» или «Физы», где 7 мая 1914 г. выступает с докладом «“Манон Леско” и ее автор». В хронике отмечается:
В «Обществе поэтов» с большим успехом состоялся доклад Т. Г. Шенфельд «О Манон Леско и ее авторе». В докладе много новых любопытных данных об аббате Прево и новое оригинальное освещение вечно женственного образа героини. После доклада прочитано стихотворение М. Кузмина «Манон Леско» и произведение талантливого юного поэта Рюрика Иванова
Счастливым оказалось для Шенфельд-Краснопольской знакомство с писательницей Е. Нагродской, автором прославленного любовно-эротического «бестселлера» Гнев Диониса (1910). Т. Г. становится постоянной посетительницей «салона» Нагродской, сближается с Кузминым[45] и Юркуном, среди ее знакомых — И. Северянин, Г. Адамович, Ю. Слезкин, Г. Иванов. Судя по всему, именно Краснопольскую, как предполагал Р. Тименчик, «вывел» Иванов как «писательницу К.» в мемуарном очерке О Кузмине, поэтессе-хирурге и страдальцах за народ:
Часов с трех дня на Мойке начинался съезд, К пяти «салон гудел веселым ульем». Хозяйка, превозмогая свою простодушную натуру, толкует о «красе порока». Другая, менее известная писательница К., в огромной шляпе, перебивая ее, лепечет о некромантии[46].
В третьей книге альманахов Петроградские вечера (1914), редактировавшихся и издававшихся Е. Нагродской под маркой М. И. Семенова, появляется «современный роман» Т. Краснопольской Над любовью. Это наиболее известное и нередко упоминаемое в литературоведческих трудах, однако до появления настоящей книги никогда не переиздававшееся произведение Краснопольской. Роман (краткость оправдала бы подзаголовок «повесть») называют «романом о петербургской богеме» или о «Бродячей собаке». Ни то, ни другое не соответствует истине: здесь изображена скорее demi-bohème, хотя в кабаре «Заблудшая овца» легко опознается «Бродячая собака», частой гостьей которой была Краснопольская-Шенфельд; прозрачно «зашифрованы» Нагродская, гастролировавший в России вождь итальянского футуризма Ф. Т. Маринетти, В. Маяковский и др. К слову, Краснопольская присутствовала в «Собаке» на знаменитом «Вечере пяти» 5 февраля 1915 г. и была глубоко потрясена достопамятным «эпатэ» Маяковского[47].
Как свидетельствовал в записанных в 1939 г. устных воспоминаниях создатель «Бродячей собаки» Б. Пронин, Маяковский вышел и прочитал «Вам!». Это имело действие грома, получились даже обмороки. Была такая Танька Шенфельд, она что-то делала в «Сатириконе», ее это так ошарашило, что она была в полуобмороке, полуистерике, ее это шокировало больше всех[48].
В 1914 г. «Татьяна» постоянно и с растущей враждебностью упоминается в дневниках Кузмина. Нагродская и Краснопольская критически относились к увлечению Кузмина Ю. Юркуном, но дело было не только в этом: с обеих сторон, вероятно, примешивались и ревность, и оскорбленное самолюбие.
22 января 1914 г. Кузмин записывает:
Мне всегда неприятна влюбленность Юрочки в Адам<овича> и, конечно, в сущности, в Татьяну, которую он в «Собаке» при всех тискает[49].
Очевидно, между Юркуном и Шенфельд имело место не просто «тисканье» или флирт, а полноценный роман, так как позднее Кузмин упоминал ее в одном ряду с «Надиной» Ауслендер (т. е. женой С. Ауслендера, актрисой Н. Зборовской), в чьем романе с Юркуном был абсолютно уверен[50].
13 апреля 1914 г. Шенфельд председательствовала в прениях после доклада Кузмина о современной русской прозе в «Бродячей собаке»[51]; чуть позже Кузмин записывает: «Читала Татьяна. Не так плохо, как можно было предполагать»[52]. Но постепенно Краснопольская-Шенфельд начинает изображаться в дневниках не иначе как злостная интриганка:
Юрочка передавал всякие гадости, ходящие о «Петроградских> Вечерах» через Татьяну, отчасти и через других. И о мне, и о нем (13 сентября).
«К<окоша> Кузн<ецов> сообщил, что Татьяна дьяволит и в «Лукоморье». Справлялась, кто бывает по средам, и как дело дошло до Юроч<ки>, выразилась так: «Ах, и здесь этот паршивый мальчишка!? Из-за него мы закрываем "Петербургские вечера"». Я не выдерживаю, звоню по телефону, изливаюсь Евд<окии> Аполлоновне Нагродской>, причем ее же называю мерзавкой (5 октября).
Слезкин хулиганил и в 2 ч. звонил Татьяне, прося темы для авиаторского журнала «Дух бодрый», она поверила. Глупость ее равняется, пожалуй, ее же наглости (8 октября).
Татьяна просто нахальная дура и посмешище (30 января 1915)[53].
В кн. 4 и последней Петроградских вечеров (1915) был напечатан рассказ Краснопольской Живая тень. Семенов, издатель Нагродской и Кузмина, выпустил и два ее небольших романа Завтра и Ряженые (оба — 1915). Карьера писательницы явно была на подъеме…
Однако в конце июня 1915 г., после публикации в Огоньке рассказа Рыцарь, грянул скандал: Краснопольскую обвинили в плагиате и «переписывании» Н. Лескова. В Журнале журналов сатирик и пародист Е. Венский (Пяткин, 1885–1943) разразился фельетоном Kradenaja kobyla: Новое воровство в литературе, где заявил, что в романе Над любовью Шенфельд-Краснопольская «страница за страницей» переиначила одно из произведений Колетт; возмущенное письмо в редакцию