едителям. Через некоторое время фактическим главой исполнительной власти стал малоизвестный до сих пор генерал Сухарто, ставленник военных кругов.
А тем временем террор продолжался. Реакционеры разжигали среди отсталой, неграмотной части мусульман религиозный фанатизм, внушали им, что во всех бедствиях повинны коммунисты. Были схвачены и убиты без суда и следствия ведущие лидеры КПИ Айдит, Лукман, Ньото. Другие крупные руководители, например Ньоно, Судисман, были преданы суду и приговорены к смертной казни. Разные источники и авторы называют разное число жертв, но большинство сходится на цифре 300 тысяч.
Во все школьные учебники истории вошел хрестоматийный пример Варфоломеевской ночи как кровавой и вероломной расправы над политическими противниками. Тогда французские фанатики-католики прославились избиением тридцати тысяч гугенотов. Индонезийские масштабы террора превосходят масштабы Вафоломеевской ночи по меньшей мере в десять раз.
Индонезийские тюрьмы переполнены политическими заключенными. Власти и не делают из этого секрета. В феврале 1969 года католическая газета «Компас» опубликовала большую статью, основанную на беседе корреспондента газеты с генеральным директором тюрем Куснаном. По признанию этого должностного лица, в 324 индонезийских тюрьмах томятся 60–65 тысяч человек. Вероятно, это далеко не полная цифра, так как здесь не учитываются заключенные специальных военных тюрем или же находящиеся в наспех оборудованных местах заключения, а также высланные на поселение. По свидетельству «Компаса» почти все тюрьмы не отвечают элементарным требованиям и приходят в ветхость.
Индонезийская печать пишет о намерении правительства постепенно осуществить массовую высылку десятков тысяч заключенных в районы джунглей Центрального Калимантана, Молуккских островов, Западного Ириана. Такая участь готовится только для рядовых коммунистов и членов других массовых левых организаций. Руководящие деятели и активисты КПИ должны предстать перед судом, который выносит обычно в таких случаях приговоры: смертная казнь, пожизненное заключение. Власти пытаются объяснить свое намерение выслать большую массу заключенных на отдаленные острова как некое справедливое социально-воспитательное мероприятие. Оно-де позволит избавиться от обременительных расходов на содержание включенных, предоставит им возможность обеспечить себя и заодно вовлечет их в освоение новых земель, что приведет к расширению сельскохозяйственного производства. В итоге подобного трудового перевоспитания все эти люди станут полезными с точки зрения «нового порядка» членами общества. На деле же такое переселение будет означать для людей тяжелые лишения, непосильный физический труд, изнурительные болезни, голод, гибель многих из них. В качестве первого шага власти направили партию политических заключенных на Буру, один из малонаселенных Южно-Молуккских островов.
Как показывает опыт переселения в Индонезии, для эффективного освоения новых земель где-нибудь на Калимантане или в Западном Ириане нужны серьезные капитальные затраты, специальная техника для расчистки джунглей, осушения болот. Поэтому правительство пока что смогло перевезти из густонаселенных районов Явы лишь очень незначительную часть ее избыточного населения. Но и эти немногочисленные переселенцы, лишенные необходимой помощи, как правило, бедствуют на новом месте. Многие бросают предоставленную им землю и уходят в ближайший большой город в надежде найти там какой-нибудь заработок. Высланные на поселение коммунисты будут лишены возможности более или менее свободно распоряжаться своей судьбой и обречены на голодный каторжный режим.
У крестьян Западной Явы
Северо-Западная Ява — плоская, расчерченная по нераздельными дамбами однообразная равнина с мозаичным узором рисовых полей-савах. Поля сменяются деревушками. Возле легких хижин, крытых черепицей, а чаще камышом, можно увидеть бананы и папаю. Тонкоствольные папаи увенчаны зонтиками замысловато ажурных листьев, словно вырезанных из жести, и пучком продолговатых плодов. На горизонте синеют горная вершина и цепь холмов, покрытых чайными кустами. За ними неширокий пролив, отделяющий Яву от соседней Суматры.
Неужели это Ява? Где же ее экзотика? Той первозданной экзотики, которую здесь многие ожидают увидеть, давно нет. Джунглей на острове почти не сохранилось. Любой клочок земли, будь то крутой склон горы, или овраг, или даже узенькая полоска у обочины шоссе, возделан. Сравнительно небольшой остров и свыше семидесяти миллионов жителей! Немногие районы земного шара могут потягаться с Явой в плотности населения.
Мы выехали с рассветом. Солнце еще не поднялось над алым горизонтом, а крестьяне уже трудились ни полях. Сколько нечеловеческих усилий нужно затратить, чтобы оросить участок, вспахать землю, высадить нежно-зеленые стебельки рассады, уследить, чтобы не смыло ее потоками воды во время ливней, а потом дождаться урожая, сжать и обмолотить колосья. Деревянный плуг и пара буйволов — вот обычные орудия производства крестьянина. А если их нет — мотыга или заступ и собственные мускулы.
Индонезийцы еще в глубокой древности стали применить искусственное орошение полей. И сейчас обычно всей деревней возводится сложная система дамб, водохранилищ, отводных каналов и канав. С ее помощью крестьяне ухитряются орошать участки, лежащие выше уровня естественного водоема. Каждый крестьянский участок окружается земляной насыпью, чтобы задерживать воду. Уровень воды регулируется с помощью бамбуковых трубок, проложенных сквозь невысокую насыпь.
На полях женщины срезали маленькими серпами стебли с тяжелыми колосьями. Босоногие мускулистые мужчины семенили мелкой рысцой по обочине дороги со снопами риса на коромыслах. В илистой речушке, коричневой, словно кофейная гуща, ребятишки купали буйволов. Эти огромные животные с массивными рогами смело вступают в бой с тигром и безропотно подчиняются малышу.
Поднялось солнце, и наступил обычный зной. Крестьяне укрывались от солнца под широкими конусообразными шляпами из рисовой соломки. Оживились базары. Повстречалась какая-то пестрая процессия. Впереди шли парни с гонгами и барабанами, за ними — празднично разодетая толпа.
— Свадьба, — пояснил наш шофер, уроженец здешних мест.
В следующей деревне мы вновь услышали мелодичные звуки гонга. Опять процессия, на этот раз побогаче. Целый оркестр, а за ним двигались экипажи с невестой и женихом, многочисленной родней. Малорослые, словно пони, яванские лошадки были украшены пестрыми лентами и цветами. Сзади оживленная толпа поседей и друзей. Мужчины и женщины в праздничных саронгах.
Мы обогнали процессию и остановились в маленьком городке возле продавца фруктов. Продавец предложил нам связку золотисто-желтых бананов и сказал, прислушиваясь к приближающимся звукам оркестра:
— Женится Суварно, мой дальний родственник Этот может пыль в глаза пустить. Богатый человек У него почти полтора гектара савах.
— Разве это много? — спросил я.
Мой собеседник подумал и не без самодовольства сказал:
— Я не самый последний бедняк в деревне. Имею три десятых гектара савах да еще выращиваю бананы. Если покупают мои бананы, могу кое-как свести концы с концами. А у многих и этого нет. Приходится арендовать землю у богачей.
Выходит, что владелец полутора гектаров и впрямь почти богач. А на владельца нескольких гектаров уже смотрят как на помещика. Такой, как правило, не обрабатывает землю сам, а сдает ее в аренду крохотными наделами односельчанам. Потом продавец бананов рассказал нам, что сезон уборки урожая — это обычно и время деревенских свадеб. Церемония обходится недешево, если следовать общепринятым традициям Даже такому богатому человеку, как его родственниц Суварно, нелегко собрать столько денег, чтобы заплатить улему за богослужение, нанять музыкантов, эки пажи, угостить друзей и родных. Потом придется несколько лет выплачивать долги. Некоторым крестьянам приходилось даже закладывать землю, продавать скот.
— Года два назад я помогал младшему брату устраивать свадьбу. Обряд был не таким пышным, как у Суварно. Мы не могли нанять экипажи и пригласить оркестр. И все-таки пришлось занимать деньги у богатого соседа. Потом мы оба целый год отрабатывали долг.
— Разве земельная реформа не коснулась вашего района?
— Крестьяне, конечно, слышали о ней. Кажется, несколько лет назад правительство приняло такой закон, чтобы перераспределить землю и помочь беднякам. Разве это справедливо, когда в руках нескольких хозяев столько же земли, сколько у всей остальной деревни? У сотен семей вообще нет земли или ее так мало, что за счет собственного урожая можно кормиться лишь в течение двух-трех месяцев. Лурах, сельский староста, и еще кое-кто из богатеев забеспокоились и переписали часть земли на сыновей, даже на жен. Их примеру последовал и улем. Крестьяне ждали, что между ними поделят хотя бы холмы. На них можно выращивать пальмы, папаю, а если хорошо потрудиться, то и рис. Прежде на них англичане сажали чайные кусты. Но холмы перешли к государственной компании. Лурах сказал, что реформа здешних и жителей не касается, так как в округе нет излишков земли.
Музыка и звук бубенцов становились все громче. Пестрая свадебная процессия, обрастая все новыми и новыми участниками, приблизилась к базарной площади. Продавец бананов засуетился. Ему тоже хотелось присоединиться к толпе гостей. Оставив с нераспроданными фруктами сына, мальчугана лет десяти, он пожелал нам доброго пути и побежал к процессии.
Собственно свадьба с музыкой и угощением устраивается в доме жениха или невесты, обычно там, где молодые остаются жить. Перед домом сооружают временный навес из бамбуковых жердей, украшенный лентами, флажками, цветами. Богачи позволяют себе иногда иллюминацию из электрических лампочек или шариков. Под навесом собираются гости. Для жениха с невестой и музыкантов устраивают помост. Обычно ни одна деревенская свадьба не обходится без национальных танцев.
В деревнях и городах мы не раз видели навесы, приготовленные для свадебных торжеств. Кое-где уже собирались гости.