– Кто согласен с моим предложением – шаг вперёд!
Видимо, не желая вызвать гнева у новых властей, вперёд шагнули все.
– Молодцы! А теперь всем записаться у коменданта города!
Полковник указал на поручика, стоящего чуть в стороне от остальных офицеров.
– Местным разрешаю долечиваться дома. Через две недели всем явиться на медицинскую комиссию.
Присутствовавшая при этом врач Дубровина кивнула полковнику на Федорахина, вместе со всеми сделавшему шаг вперёд. Тотчас же к начальнику гарнизона обратился стоявший сбоку от него офицер:
– Я заберу этого к себе в комендантскую команду.
– Хорошо!
Таким образом, судьба Романа оказалась предопределена, а, следовательно, и задание комиссара Серебрякова было выполнено. И вот, бывший красноармеец Роман Федорахин, сменив красную ленту на фуражке на бело-зелёную, начал патрулировать город в рядах комендантской команды. Иногда он стоял на посту в стратегических точках города – у склада с оружием, у железнодорожного моста или на одной из дорог, ведущих в город. Надолго остался в памяти у Романа один из разговоров с сослуживцем по команде, занявшей под свою казарму несколько комнат городского училища, которое временно переехало в дом купца Белоусова. Унтер-офицер Алексей Старцев по кличке Лешачиха был в тот вечер дневальным, а Роман должен был ночью менять караульного комендатуры. Чтобы не разоспаться, он решил перед выходом вообще не ложиться.
Старцев вскипятил чайник и, густо заварив чай, разлил его по кружкам. И началась неторопливая беседа.
– Слушай, Алёха, а почему тебя Лешачихой прозвали? – спросил Роман.
– А, давняя история! Был я ещё ребятёнком, рыбачили мы ночью с ребятами. Вот сижу я, спать хочу – не могу! Задремал, а потом открываю глаза – а по воде, совсем близко к берегу баба плывёт! Косу распустила, глазищи страшные, так на меня и зыркает… Тут я сначала обмер, а потом, как закричу: «Спасите! Лешачиха ко мне плывёт!» Подбежали ко мне ребята Алёшка Серебряков, Петька Молоков да Витька Федотов. Зацепили с берега это чудище палкой с суком, вытянули – а это, оказывается, коряга, вся в травяных водорослях, плывёт! Подняли меня мои друзья-товарищи на смех. Да с тех пор Лешачихой и зовут. Хоть я уже и училище закончил, на работу на завод поступил, повоевать успел, даже унтера получил, а все равно для всех в Алапаевске Лешачихой остался.
– А ну-ка, Лёша, расскажи-ка мне, крестьянину тёмному, почему ты, рабочий парень, пролетарий, так сказать, самый передовой класс, опора большевиков, оказался в рядах их врагов? То есть пошёл добровольно против революции?!
– Я пошёл против революции? Да никогда! Я пошёл против большевиков, которые эту революцию вместе с Россией продали!
– А кому же они её продали?
– А тому, кто её купил! Ты чё, разве не видишь и не слышишь? Немцам и жидам. С Брест-Литовским миром пол-России немцам отдали! А кто нами, русскими, сейчас стал командовать?! Яшка Свердлов, Софаров… Кто у большевиков командиры? Эйдеман, Зомберг, Ян Берзин. А комиссары и подавно сплошь евреи. Некоторые наши заводские и сами им продались. Вот Говырин-токарь, Ефим Соловьёв и Алёшка Серебряков. Кто такой Алёшка? Такой же рабочий, как я! И в армии унтера получил, как я. Даже образование у нас одинаковое – наше городское училище. А как они нами тогда могут распоряжаться? Да ладно бы только нами, а то ведь такими людьми повелевают, которым и в подмётки не годятся! Как Ефим Соловьёв или Николай Говырин могут указывать образованным людям, которые университеты заканчивали? Которые не просто знают производственный процесс, а управляют им, машины и механизмы всякие новые изобретают…
– Это что же, по-твоему, получается, если я простого крестьянского происхождения, мне самому университет не окончить и хозяином не стать, а только то и делать, что им подчиняться? – возразил Роман.
– Нет, почему же! Они многие тоже далеко не из благородных. Вот наш директор Карпов Борис Николаевич по происхождению крестьянин Саратовской губернии. И учиться начинал в церковно-приходской школе, а выучился и инженером стал. Даже изобретение у него есть – там, в Петрограде, где он раньше работал.
За разговором время пролетело быстро, и Федорахину было пора идти на смену часового. Разговор прервался, но впоследствии Роман, которому суждено было стать красным командиром, не раз мысленно возвращался к этой неоконченной дискуссии.
Вскоре в Алапаевске случилось новое происшествие. Из шахты Межная были извлечены трупы великих князей. Эта новость заполонила все окрестности Алапаевска. О ней говорили на каждом перекрёстке и военные, и местные обыватели, не говоря уже о людях, приезжающих на алапаевские базары. И прежде всего это событие коснулось солдат караульной команды. Трупы привезли и положили в местную катаверную[38]. И солдаты комендантской команды должны были, сменяя друг друга, охранять морг с телами Романовых.
В середине октября на этот пост заступил и Роман. Выполняя эту сумрачную миссию, стоя на осеннем пронизывающем ветру, бывший красноармеец так же, как и горожане, размышлял, зачем большевикам понадобилось убивать царских особ. Эту миловидную благородную пожилую женщину, которую он видел тогда, в свой приезд с отцом на Алексеевской площади… А может, и не большевики их убили? Может, хитрые контрреволюционеры хотели большевиков, что называется, под монастырь подвести перед простым народом? А что тогда означал разговор главного чекиста Говырина с дядей о несданных ценностях, принадлежащих Великим князьям? Эти вопросы пока без ответа…
Размышления Федорахина прервал проходящий мимо него офицер в чине поручика. Углубившись в свои мысли, Роман, отвыкший отдавать честь и не сразу увидевший прохожего, запоздало вскинул руку.
– Кто таков? Фамилия твоя, солдат?!
Роман назвался.
– Где-то я уже видел твою рожу! В красных не служил?
– Служил. Так я тут не один из бывших красных в ваших рядах сейчас служу.
– Что значит «в ваших»? Россия твоя и моя! И красные красным рознь! Ладно, разберёмся.
Ещё раз взглянув на Романа холодно-пронизывающим взглядом и предъявив своё удостоверение, офицер прошёл в катаверную. Так Федорахин пересекся с поручиком Обуховым, председателем военно-следственной комиссии и начальником контрразведки.
Уже на следующий день после своего назначения новый руководитель контрразведки, сев за пишущую машинку, написал обращение к гражданам:
ОБЪЯВЛЕНИЕ
Военно-следственная комиссия города Алапаевска, имея целью наиболее успешную борьбу с большевизмом и полное его уничтожение, призывает всех граждан идти навстречу общему делу и подавать письменное заявление с указанием сведений о скрывающихся комиссарах, красноармейцах, матросах и о лицах, способствовавших деятельности советской власти, а также о местах хранения награбленного имущества, оружия и проч.
В подаваемых заявлениях должно быть указано:
1. Фамилия, отчество и имя лица, подлежащего задержанию.
2. Адрес его дома и квартиры.
3. Его приметы (возраст, рост, цвет волос, привычки, особые приметы).
4. Какую роль играл при советах.
5. В чем обвиняется.
6. Кто может подтвердить обвинение.
7. Желательно приложение документов, подтверждающих обвинение.
8. Заявление должно быть подписано заявляющим с указанием его адреса на случай необходимости в сборе дополнительных показаний. Имя подписавшегося будет храниться в тайне.
9. В целях облегчения работы комиссии важно выполнить следующие условия:
1. Заявление должно быть написано четко.
2. Изложение заявления (причин, влекущих за собой задержание лица) должно быть кратко и определенно, с указанием, по возможности, времени и места, когда и где обвиняемый совершал преступления.
Прием заявлений ежедневно, от 10 часов до 14 часов дня в здании комиссии по Синячихинской ул., бывш. дом Черных.
Вр. ис. об. председателя комиссии поручик Обухов.
А днём на приём к Ивану Обухову неожиданно зашёл отец. Вначале Иван недоумённо уставился на него и, прогоняя дурные предчувствия, взволнованно спросил:
– Что-то случилось?
– Да нет, ничего такого, но тем не менее, Ваня, я боюсь за тебя и за твоих товарищей! Как работать думаете? Нагайками, плётками да наганами правду искать собираетесь? Вон у нашего соседа все зубы повыбивали! А зубной врач-то, Булычёв, что вам сделал? Мужику сейчас сесть не на что! А, говорят, есть уже и убитые!
– Послушай, отец! Не трогали мы никого! Это ихние соседи им мстят! А Булычёва…
– Нет, ты сперва дослухай, сын, я тебе ещё не всё сказал! – жёстко перебил Алексей Сергеевич. И грохнув кулаком по столу и повысив голос, продолжил:
– Я от Ларьки отрёкся, так и от тебя отрекусь! Не будет у меня сынов! Потому как не сподобился их правильно воспитать!
– Послушай, отец!
– Подожди, я ещё не кончил! Вот скажи, за всю мою тридцатилетнюю службу ты когда-нибудь слышал нарекания от наших соседей, вообще от горожан, что я зря кого-нибудь арестовал или в Сибирь помог отправиться понапрасну? Здоровья кого-то лишил на допросе? Молчишь? Соловьёв, которого я упрятал за поджоги в 1905-м, и то здоровкается со мной, хотя, наверное, ненавидит меня в душе…
– Отец, сейчас война! Война внутри нашего народа, нашего города, враг засел в умах наших земляков, посему и приходится иногда прибегать к другим методам, я бы выразился к их методам!
– Вот то-то и оно, что к их методам! Вы не понимаете, что вас так же будут ненавидеть! Не хотел я уже на старости лет вмешиваться в ваши революции и контрреволюции, не хотел помогать ни тем, ни другим. Но, видимо, не отсидеться и мне. Вот, забирай мою картотеку с тайными осведомителями да работай с ними. Это для дела даст больше пользы, чем угрозы да пытки.
С этими словами старый сыщик достал из портфеля и выложил на стол ящичек с многочисленными ячейками, заполненными бумажками. Над каждой ячейкой была алфавитная буква.