А в это самое время в алапаевских лесах разыгрывалась драма. Группа Суворова и Румянцева уже целый день обшаривала место, указанное агентом Обухова и чекистом Петром Старцевым. Но всё было безрезультатно. Уже начинало темнеть, когда подпоручик, прапорщик и ещё два солдата поднимались на холм по берегу речки Берёзовки. Внимание Алексея привлекла качнувшаяся при полном безветрии берёза.
– Стойте здесь! Я сейчас кое-что посмотрю.
И, дойдя до вершины холма, под корневищем качнувшейся берёзы молодой офицер увидел люк. Приоткрыл, увидев лаз с уходящими под землю ступеньками. Внизу как будто всё было темно и тихо. Махнув рукой Румянцеву, Алексей начал спускаться, медленно нашаривая ногой ступеньки.
Неожиданно разорвав тишину, грянул выстрел – один, второй. Первая пуля сорвала Алексею фуражку с головы, вторая обожгла висок. Но он, оттолкнувшись от ступеньки, уже вылетел из люка и покатился вниз по склону. В это время к нему на помощь сразу же после выстрела бросился Румянцев. Но из люка полетели гранаты! Прапорщик так же молниеносно упал на землю. Бомбы упали где-то в стороне – видимо, из люка бросали наугад. Но на некоторое время Александр Румянцев был оглушён, и всё закружилось у него перед глазами. Он потерял контроль.
К холму уже подбегала вся группа. Петр Старцев, увидев окровавленное лицо Суворова, вынул медицинский пакет и опрометью кинулся к подпоручику. Но офицер сделал ему знак, указав на Румянцева и, не обращая внимания на текущую по лицу кровь, сложил ладони рупором и крикнул:
– Сдавайтесь! Сопротивление бесполезно! Вы окружены! Ваш запасной выход к Берёзовке блокирован! Вам не уйти! В противном случае забросаем вашу нору гранатами! Мы, в свою очередь, гарантируем справедливый суд! Тем, у кого не замараны руки в крови, нечего бояться! Отпустим по домам!
В ответ из землянки крикнули:
– Дайте время подумать!
– Нет у меня времени! Промедление буду считать сопротивлением! Считаю до десяти!
И Суворов начал отсчитывать. В это время, потирая виски, кряхтя и опираясь на Петра, к холму подошёл Румянцев, и они вместе замерли в ожидании.
А в землянке в это время шла перепалка! Как раз здесь находилась группа Флегонта Кабакова.
– Сдаётесь, сволочи! – отчаянно ругаясь, крикнул матрос Швейцов, крутя барабан и пересчитывая патроны. – Вы же знали, на что идёте! Мы драться здесь собирались! Лично я не сдамся!
– Ты не сволочи нас! Нам жить-то тоже хочется! Тебе хорошо тут покрикивать – ни детей малых, ни жены молодой!
С этими словами два подскочивших к матросу подпольщика вырвали у него из рук наган.
– Ты стрельнёшь, а нас из-за тебя кончат!
– Бабы!
– А может, обойдётся? Они же суд гарантируют, мы никого не убивали, да и не большевики мы, а эсеры, – тихо проговорил Кабаков.
– Может, ты никого и не убивал! А я в ЧК служил! – И, застонав, Михаил Останин выстрелил себе в рот…
Его брат Пётр, заплакав, бросился к Михаилу. В это время Суворов досчитал до десяти.
– А теперь слушайте, граждане большевички, ангельские напевы!
– Сдаёмся! – раздалось сразу несколько голосов.
И с поднятыми руками из люка стали подниматься люди. Поднимавшихся тут же обыскивали и пинками отправляли вниз с холма, где уже оправившийся от лёгкой контузии Румянцев с двумя бойцами связывал им руки за спиной.
– Что, краснорожие, жить захотели?!
Последним из ямы вышел матрос Швейцов, но руки не поднял.
– Кто стрелял и бросал бомбы? – обратился к сдавшимся подпольщикам подпоручик. – Я спрашиваю, кто стрелял?
– Я! – вдруг громко крикнул Швейцов. И, выхватив из лаза шашку, которую, поднимаясь, подтащил за собой к люку, пошёл на Суворова.
– Мразь! – Алексей, принимая вызов, выхватил свою шашку из ножен и, не обращая внимания на кровь, заливавшую его лицо, бросился навстречу матросу. Конечно, бывший офицер Нижегородского драгунского полка много лучше владел этим видом холодного оружия, чем моряк балтийского флота. Увернувшись от удара Швейцова, Алексей с оттягом рубанул последнего от плеча. И бывший председатель Монастырского Совета крестьянских депутатов рухнул на землю. Швейцов, герой Первой мировой, участник сражения за Моонзундский архипелаг, не мог сдаться на милость победителей и умер в бою. Да и не верил в снисхождение белых властей, с которыми с самого начала Гражданской войны повёл ожесточённую борьбу не на жизнь, а на смерть…
В этот же день из Алапаевска на поиски другой большевистской группы подпольщиков, базировавшихся на Боровском болоте, выступила вторая группа контрразведчиков, возглавляемая штабс-капитаном Шмаковым. Дойдя до села Верхне-Алапаевского, взяли несколько проводников из крестьян этого села и отправились на болото.
– Где-то здесь есть проход на остров, на котором сейчас прячутся бандиты. Подскажите… – пытался узнать у одного из проводников штабс-капитан.
– Ваше благородие, как такового сплошного прохода нет. Есть просто узкое место, через которое обычно перебрасывают пару жердей и таким образом переходят. А сейчас-то, после дождей, воды прибавилось, найти трудно будет…
– Так давайте искать вместе!
А в лагере большевистских подпольщиков шла обыденная повседневная жизнь. Кто-то чинил одежду и обувь, кто-то под руководством Ефима Соловьёва утеплял барак-полуземлянку. А группа самых активных, собравшись вокруг Николая Говырина, обсуждала последние сведения разведки о ситуации, сложившейся в Алапаевске. Белые власти обнаружили тела великих князей. Начались аресты членов городского подполья. Было о чем задуматься!
Неожиданно прогремевший выстрел застал лагерь врасплох. На посту, где начинался проход с острова на большую землю, стоял Сергей, младший брат Говырина. Участвуя в Первой мировой войне, он получил контузию и был немного глуховат. Но все равно оставался все таким же удалым и бесшабашным, каким его знали. Он уже успел повоевать и в гражданской. Будучи бойцом 1-го Крестьянского коммунистического полка, попал в плен под Егоршино, но сумел не только бежать от противника, но и прихватить с собой пулемёт. Стоя на посту, он первым увидел подъехавших к болоту конных, которые стали ездить взад и вперёд, явно что-то высматривая. Что они искали, несложно было догадаться. И Говырин-младший отчаянно задёргал сигнальный шнур, который представлял собой длинную верёвку с прикреплённой на конце пустой консервной банкой, привязанной к ручке двери барака. При движении она била по двери. Однако из-за того, что её часто качало ветром и она сама по себе ударялась о дверь, на эти сигналы мало обращали внимание. Эта оплошность чуть не стоила подпольщикам жизни…
На этот раз на звякающую банку опять никто не обратил внимания. А между тем часовой, решив, что предупредил своих товарищей о появлении противника, успокоился и продолжил наблюдение. Вскоре он ощутил какое-то движение и обернулся. На него в упор смотрели два казака, каким-то образом перебравшиеся на остров. Один из них снимал с плеча карабин. Второй, увидев, что их заметили, крикнул:
– Не двигаться! Стой на месте!
Но Сергей прыгнул в сторону, затем упал и перекатился в кусты тальника. И тут грянул выстрел. Пуля ударила в барабан нагана. Это и спасло часового. Услышавшие выстрел подпольщики, побросав все дела и схватив оружие, моментально собрались вокруг Говырина, Соловьёва и Серебрякова. Последний был избран руководителем по военно-оперативным делам. Алексей, выбрав позиции, быстро рассредоточил бойцов. Троих отправил к замаскированным пулемётам, приказав последним без команды не стрелять. Вскоре показалась медленно движущаяся цепь вооружённых людей. Подпольщики дали по приближающейся цепи залп. Видно было, как цепь сначала залегла, а потом, по команде ответив огнем, снова перебежками двинулась вперёд. Дав ещё залп, большевики отступили к траншее. Видя малочисленность группы, белогвардейцы поднялись во весь рост и с криком «ура» бросились в наступление.
И тут по ним ударили три замаскированных пулемёта. Несколько человек были убиты, появились раненые. Цепь залегла…
Побледневший штабс-капитан Шмаков подполз к подпоручику Вандзяку:
– Подберите раненых и убитых! Отходим!
Отойдя к болоту, на том месте, где переправились, устроили совещание.
– С пулемётами их так просто не взять! Поэтому, подпоручик, отправляйтесь в город за подкреплением. Заодно попросите у начальника гарнизона бомбомёты с командой, забросаем их, в конце концов, бомбами. А сами попробуйте с проводниками зайти с другой стороны болота. А я их блокирую здесь. И здесь буду дожидаться бомбомётной команды.
– Так, может, я здесь останусь, а с ранеными и за подмогой отправитесь вы, господин штабс-капитан? – спросил Вандзяк.
– Нет, подпоручик! Без арестованных большевиков мне возвращаться в город нельзя! И, к сожалению, идти в лобовую атаку на этих бандитов я тоже не могу. Не хочу понапрасну гробить людей! А вы по дороге в лесу задерживайте всех, кто вам встретится. Потом в городе разберёмся, кто и зачем здесь оказался.
– Разрешите выполнять! – вскинулся Вандзяк.
– Выполняйте, подпоручик!
На острове посреди болота в это время шло чрезвычайное совещание. Бурно обсуждая, что предпринять, подпольщики никак не могли взять в толк, как противник так неожиданно быстро очутился у самого лагеря. Ведь, по заверениям Говырина, их должны были предупредить об опасности, и это должен был сделать его человек, внедрённый в органы белых силовиков! Братья Абрамовы[39] сообщили, что их видел один из односельчан – житель Верхне-Алапаихи, рабочий завода, молотобоец Калмыков. И он мог доложить о них властям… Впрочем, разбираться в этом было некогда. Все лихорадочно начали предлагать пути выхода из положения. Оставаться здесь было нельзя. Искать другое место для лагеря? На это также не было времени. Приняли предложение председателя ЧК разойтись врассыпную, кто куда может, и отсидеться до благоприятных времён. А желающие могут перейти линию фронта, и сражаться в Красной армии…