25 ноября 1918 года Николай Казагранди, теперь уже командир целой Северной боевой колонны, куда входили, кроме Ишимского полка, ещё и Петропавловский полк и часть Курганского, а также две батареи, тяжёлая и лёгкая, собрал перед решающим наступлением своих командиров. Собрались они в Верхотурье, где штаб находился прямо при доме архимандрита. Капитан Сергей Сиротин, командир третьего батальона, прибыл последним, так как его батальон был самым дальним от города.
– О, Серёжа Попович прибыл! Ну, привет-привет! – воскликнул другой капитан, командир первого батальона Александр Мошаров.
Были они одногодки, обоим недавно стукнуло по двадцать два года, оба одновременно стали комбатами после боя за Алапаевск. Оба получили в одно время производство в чины капитанов. Поскольку Сергей происходил из семьи потомственных священников, то прозвище Попович закрепилось за ним после операции с подрывом красного поезда под Ирбитом – с легкой руки весёлого тюменца Сашки Мошарова.
– Итак, господа офицеры, – начал подполковник Казагранди, – наступает кульминационный момент нашей операции на Северном Урале. Группировка красных под станцией Выя полностью окружена. С уничтожением оной, я думаю, закончится наша схватка с большевиками за Уральский хребет. Я не знаю, кто войдёт первым в Кушвинский завод, но первую скрипку здесь должны сыграть мы. Посему вы, Метелёв, с первым и вторым батальоном, наступаете с фронта! – При этом подполковник указал указкой на карту. – Со стороны лесопильной вы, капитан, – обратился он к Куренкову, – ведёте своих петропавловцев. Со стороны разъезда действует отряд князя Вяземского совместно с курганцами Манжетного! Вам, ротмистр, всё понятно?!
– Слушаюсь, господин подполковник! Вопросов нет!
– Ну а вам, капитан, – теперь уже командир колонны в упор посмотрел на Сергея Сиротина, – как стратегу обходов и диверсий поручается самая сложная задача. Нужно, зайдя в глубокий тыл, перерезать железную дорогу из Кушвы. При всём том, что её охраняет бронепоезд! Его команда состоит из балтийских матросов и называет себя «отрядом беспощадных». По откликам местных жителей, это действительно жестокие ребята. Если всё удачно сложится, то сразу с того же места, то есть с глубокого тыла, будете наступать! Орудий дать не могу, да и незачем! Наступать придётся по глубокому снегу, вдобавок местность болотистая. Так что застрять немудрено. Возьмёте с собой бомбомёты.
– Разрешите нам взять максимальный запас гранат! – обратился к командиру капитан Сиротин.
– Это, пожалуйста, к поручику Богоявленскому! Пусть выдаст! И, скажи, я приказал! Да с тёплыми рукавицами и полушубками пусть не поскупится! Оно понятно, тем, кто будет активно двигаться, сподручней в шинелях, а тому, кто за бомбомётом и пулемётом будет находиться в 30-градусный мороз, не позавидуешь! Вопросы есть?
– Разрешите, господин подполковник! – подал голос степенный командир второго батальона капитан Иван Мохов. Он поступил в полк недавно, после взятия Верхотурья. Бывший учитель, но участник войны, полный георгиевский кавалер. – А что делает противник? Они не знают, о нашей подготовке к последнему аккорду?
– По сведениям нашей разведки и перебежчиков, красные усиленно зализывают раны и думают, что мы занимаемся тем же самым. Высылают иногда неглубокую разведку. Китайцев вообще поместили на станции в вагоны. По ним, кстати, прикажу открыть огонь из артиллерийских орудий. Если выскочат, то должны прямо на вас, на первый и второй батальон. Операция начинается с самого раннего утра, в пять часов. Всё господа, с Богом!
– Ну, Серёжа, ни пуха тебе! Жарче всех придётся!
– Если жив останусь, ты, речной моряк, обязательно у меня на свадьбе штоф водки выпьешь!
Речным моряком Мошарова тоже звали не зря. До начала войны и до вступления в полк он работал помощником капитана на судне, ходившем по реке Туре.
– Ничего, на то ты и Попович, чтобы из любой ситуации выкарабкаться!
Друзья, обнявшись, попрощались. И Сиротин, легко прыгнув в седло, поехал в расположение своего батальона. После приезда он наскоро собрал командиров рот и рассказал о завтрашней операции. Приказал накормить бойцов и начинать выдвигаться.
– Ровно к пяти часам мы должны быть вот здесь. – Сергей ткнул пальцем в точку на карте. – Поэтому бойцов накормить как следует. Когда придётся завтракать в следующий раз, неизвестно.
Всю ночь офицеры и стрелки пробирались по глубокому снегу к железнодорожному полотну почти на ощупь, штыками пробуя под ногами почву. Василий Толмачёв шёл рядом с другим командиром отделения, своим новым товарищем по оружию прапорщиком Николаем Синицыным из Ирбита. Шли молча. Было слышно лишь, как шумели под лёгким холодным ветерком верхушки деревьев да снег скрипел под ногами. Хорошо ещё, что мороз тридцать градусов, думал Василий, а то бы уже не один раз искупались в болотной жиже…
За час до начала операции остановились. Вперёд была выслана разведка, бойцы которой, вернувшись, доложили, что железка в полуверсте от их бивуака. Командир роты прапорщик Глеб Попов подозвал к себе Синицына и Толмачёва. Почему выбор тогда пал на них, Василий потом так и не мог себе объяснить. Вскоре подошёл и комбат.
– Бронепоезд под парами стоит прямо по нашему курсу. Сейчас уже послана группа взорвать пути в сторону Кушвы. Вам – не медля с вашими бойцами – зайти со стороны направления на Выю, там тоже подорвать путь и залечь. Далее всё будет зависеть от того, куда пойдёт бронепоезд. Мы атакуем его бомбомётами, подойдя отсюда с фланга. Если он приблизится к вам, забрасывайте его гранатами. Выполняйте!
И друзья, собрав бойцов своих отделений, отправились на железную дорогу.
– Интересно, а где волки? Даже волков, пока шли, не слышали. От войны они спрятались, что ли? – спрашивал кто-то у своего товарища.
– То-то и оно, они молча за нами идут! Не голодные.
– Да, им еды сейчас хватит! Вот сейчас или мы им мяса наворочаем, или красные из нас им деликатес подадут!
– Не боись, ребята, разведка доносила, что у них там на бронепоезде пирушка вовсю идёт! – вдруг соврал идущий рядом с Василием Синицын.
– Оно хорошо бы так было! – снова ответил кто-то из стрелков.
– Сонными бы краснюков захватить, и мы бы все целы были! – ответил другой.
За разговорами вскоре вышли на чугунку.
– Дым чуешь с той стороны? – указал Толмачёв прапорщику в сторону, где должен был быть бронепоезд.
– Сказали же, что наготове под парами стоит! – ответил тот.
Но не успели бойцы Толмачёва и Синицына как следует уложить пироксилиновые шашки под рельсы, как со стороны Кушвы раздался взрыв. И тотчас же загрохотали бомбомёты. Паровоз бронепоезда дал длинный гудок, видимо оповещая своих на станции Выя, и послышалось его приближающее пыхтение. Видимо, «беспощадные», не зная численности и вооружения неожиданно появившегося противника, решили не принимать боя, а отступить к основным силам на Выю.
– Готово, отцы-командиры! – крикнул боец, заложивший приличный запас пироксилина.
– Зажигай шнур – и в сторону, в сугроб, к лесу!
Взрыв раздался, когда бронепоезд не дошёл до места ещё метров триста. Замедляя ход, он встал и тотчас же из всех его амбразур вслепую ударил смертоносный град свинца. С паровозной будки, которая была к команде прапорщиков ближе всех, тоже застрекотал, присоединившись к другим, пулемёт.
– Ну что, Коля, давай попытаем! – предложил Василий, махнув рукой на паровозную будку.
– А где наша не пропадала! Вперёд, бойцы! – И с мальчишеским задором Николай Синицын рванул, пригнувшись, к паровозной кабине.
Василий, вскочив, кувыркнулся через левое плечо, затем, поднявшись, снова совершил кувырок и перекат. Всё, мёртвая зона, попробуй теперь достань! Изогнувшись, зашвырнул в будку гранату. Успел заметить, как Синицын, как бы на что-то наткнувшись, упал и вытянулся во весь рост. Ещё один из его бойцов громко закричал, схватившись за колено своей ноги. Но дальше Толмачёв уже не смотрел. Следующим прыжком он уже был в кабине паровоза. Пинком ноги скинул труп машиниста. Из пистолета добил стонавшего кочегара, раненного осколком гранаты. Вскоре рядом с ним оказалось ещё три бойца.
– Здорово вы, господин прапорщик! Гимнастикой в армии хорошо занимались!
– После поговорим на эти темы! Где остальные?
– Там залегли!
– Ты! – ткнул Василий говорившего, самого старшего из солдат по возрасту. – Поднимай всех, и сюда в будку, отсюда уже никто не выстрелит. А мы на крышу вагонов пойдём! Ты с бойцами за нами.
И в следующий момент Толмачёв, уже подтянувшись на паровозную будку, прыгнул на вагон. Конечно, если бы было темно, он сильно рисковал бы. Но кругом всё грохотало и светилось, как от выстрелов ракет, так и от начинавшегося кое-где пожара. Два других бойца также последовали за ним.
– Держите меня за ноги! – крикнул он и лёг на крышу вагона.
После того как его ноги крепко придавили к крыше вагона, Василий, перегнувшись, швырнул гранату в первую амбразуру, откуда, не смолкая, по лесу бил пулемёт.
– Давайте ещё гранаты! Быстрее, мать вашу так!
Взяв у бойцов сразу две гранаты, он запустил их в две следующие. И оттуда так же прекратили литься свинцовые струи. Вскоре на крыше уже было человек десять. Затем влезло ещё пять. Со следующими амбразурами было проделано то же самое. Вагон полностью замолк.
– Всё, ребята, занимай вагон.
Внутри перед Василием предстала страшная картина разгрома. Стены, забрызганные кровью. Останки человеческих тел, разбитый взрывом телефонный аппарат. Кто-то хлопнул его по плечу. Обернувшись, он увидел комроты Попова.
– Молодец! «Беспощадные» беспощадно уничтожены. Сейчас остальные наши по вагонам уже добивают остальных.
Вскоре звуки боя начали стихать.
– Толмачёва к командиру батальона!
И вот прапорщик предстал перед Сиротиным.
– Молодец! Здорово вышло! Столько наших спас! Буду писать на тебя представление. Мы своё задание почти выполнили, теперь идём с тыла на Выю. Только там, похоже, тоже всё подходит к концу.