– Завтра поутру прибудет паровоз с лесорубами! К тебе просьба: возьми человек пять и смотайся туда, там груз кое-какой надо принять. Он в тендере[43] за паровозом, если что. И у машиниста закурить попроси!
Наутро Роман, растерев лицо снегом и разбудив Фёдора и ещё троих парней, отправился к узкоколейке. Подошли как раз вовремя. С грохотом проехав перед ними, паровоз остановился в километре от них. Не прячась, они прямиком вышли к нему. Из прицепленного пассажирского вагона выходили рабочие, вынося пилы и топоры. Паровоз стоял под парами. Возле него топтался машинист. Подойдя к нему и поздоровавшись, партизаны стали закуривать. Роман спросил у машиниста махорки. Тот, достав клочок газеты, высыпал из кисета горсточку махорки и, свернув, протянул Роману.
– Где груз?
– Тришка, давай ящики из тендера.
Высунувшийся кочегар один за другим сбросил три ящика. Затем протянул тяжёлый свёрток.
– Завтра вечером на перегоне верстах в пяти отсюда, там, где буреломом лес покорёжило, я порожняк за дровами погоню. И за этими – машинист махнул рукой в сторону лесорубов – сбавлю ход. В общем, человека вам надо встретить. Может, ещё кое-что подбросим.
Вечером следующего дня Роман опять вместе с Фёдором и двумя подростками, сыновьями убитых большевиков, в условленном месте встречали поезд. Поезд, как и говорил машинист, сбавил ход, и сначала с него сбросили ящик, затем спрыгнул человек, а за ним ещё двое парней в солдатской форме со споротыми погонами. Подойдя, спрыгнувший поздоровался.
– Герман Черепанов! – Представившись, протянул руку Роману. – Ведите в ваш лагерь! Воевать будем! Хватит, наотдыхались!
– А кто ты такой? Почему отдыхать мне запрещаешь! – тут же осведомился Фёдор.
– Я ваш командир! Один из уполномоченных самим председателем ВЧК товарищем Дзержинским! Вот мандат! – И Черепанов поднёс своё удостоверение к глазам недоверчивого крестьянина.
По дороге он расспросил партизан о настроениях в лагере, о том, чем они занимались, живя в лесу, о численности дезертировавших колчаковцев и о дезертирах из Красной армии. Спросил, сколько идейных, на кого можно положиться. Когда пришли в лагерь, то Черепанов, отказавшись от предложенного ужина, собрал лидеров групп на совещание, конечно исключив белых дезертиров. Но те, занятые своими делами, толком не обратили на это внимания, отнеся Черепанова к очередному связнику, приехавшему из города. Что же касается самого Германа, то последний сразу же устроил разнос собравшимся за никудышную охрану лагеря.
– Никаких постов! Да вас хоть сейчас бери в плен! Подойдет взвод, наставит пару пулемётов – и всё!
Просмотрев списки, Черепанов предложил разбить отряд на три взвода. Пока решили так: будет взвод пехоты, возглавляемый Павлом Рыжих, взвод подрывников под командованием Петра Мокина, и взвод Романа, который к весне должен будет обзавестись конским составом. Будет и особый отдел, возглавляемый товарищем Рудаковым. В присланных ящиках оказались патроны, капсулы для гранат, сами гранаты, ящик с винтовками, а в свёртке – ручной пулемёт «льюис». Ранним утром было решено провести смотр отряда, для чего всем надёжным партизанам раздадут оружие. Поляна для построения будет под пулемётным прицелом. Пулемёт поручили установить Рудакову с двумя его товарищами. Всех дезертиров, как красных, так и белых, раскассировали по взводам и по отделениям в строгой пропорции с надёжными бойцами, пришедшими в лагерь по идейным соображениям, либо жестоко обиженными белой властью. Среди обиженных было особенно много членов семей расстрелянных большевиков, отступивших с Красной армией советских работников или просто добровольцев или даже мобилизованных в Красную армию жителей Алапаевского горно-заводского округа.
Утром, чуть забрезжил зимний рассвет, те, на кого можно было положиться командованию, разбуженные раньше других, прошли по землянкам и у всех спящих собрали оружие. И начали побудку. Не понимая, в чём дело, люди, нехотя и лениво потягиваясь, выходили сонными из землянок, снегом протирали лицо и строились так, как им показывали Коробкин, Федорахин, Мокин и Рыжих. Но, как и предусмотрели командиры, выполнять эту первую команду пожелали далеко не все. Двое партизан, отойдя в сторону, помочились на кусты и, демонстративно подобрав сучья, начали разводить костёр, поставив котелок со снегом. Из одной землянки вообще никто не поднялся. Тогда перед вырастающим строем вышел Черепанов и громко объявил о своём прибытии и вступлении в командование отрядом. Затем направился к тем двоим, что игнорировали построение.
– А вам что, особое приглашение требуется? – И с этими словами пнул по котелку. Опрокинувшийся котелок залил костёр, обрызгав при этом одного из сидевших у костра партизан. Тот, вскочив, начал отряхиваться. Черепанов, схватив второго за шиворот, пинком под зад отправил в сторону строя. Отряхнувшийся, зло оскалив зубы и выхватив нож, кинулся к Черепанову, но Герман, ко всему готовый, спокойно достал из кармана наган и выстрелил. Нападавший рухнул у его ног. Его рука застыла в замахе…
Тотчас же прозвучала пулемётная очередь, и один из бросившихся из строя на помощь своему товарищу так же замертво рухнул в снег. Строй застыл. «Жестоко, но, видимо, только так можно навести порядок», – подумал Роман. Тем временем Мокин начал барабанить в дверь землянки. Она слегка приоткрылась и оттуда высунувшаяся голова спросила:
– Чего шумишь? Чего тебе не спится?
– Всем был приказ построиться! Вас это не касается?
– А вот этого ты, паря, не нюхал. – Из-за двери показался огромный кукиш, и дверь захлопнулась.
– Ну-ка, брось туда гранату! Лучше две, чтобы всех на куски порвало! – крикнул командир.
Тотчас же Мокин, подхватив две гранаты, протянутые комиссаром Коробкиным, подошёл к дымоходу и, громко предупредив саботажников, швырнул туда одну за другой две гранаты. Тотчас же, сшибая друг друга, из землянки даже не выбежали, а вылетели пять человек. Громыхнул взрыв, и землянка осела. Не успевшие как следует одеться партизаны, растерянно моргая глазами, встали в строй.
– Высшими органами советской власти я назначен командовать вашим отрядом! Отныне отряд включён в партизанское движение части России, подконтрольной колчаковскому правительству. На наше партизанское подразделение распространяются все указы и приказы командования Красной армии и действуют все директивы и резолюции советского правительства, – твёрдо поставив точку, окончил свою краткую речь Герман Черепанов. – Вопросы есть?
– Вы большевик? – робко спросил кто-то из молодёжи.
– Нет. Говорю как есть: я беспартийный. Просто сочувствующий советской власти. Считаю, что порядок в России на данный момент могут восстановить только большевики, и хочу, чтобы поскорей окончилось это кровопролитие, чтобы приступить к мирному труду. Вот и вся моя программа. Думаю, что большинство из вас придерживается такой же позиции.
Потом перед всеми выступил комиссар Коробкин. Заверил, что не сегодня завтра Красная армия двинется в наступление, а чтобы приблизить освобождение родного края и всем разойтись по домам, вернуться к своим семьям и к мирному труду, отряду необходимо начать действовать. Для чего нужны не только сознательность, смелость и другие боевые качества, но и революционная дисциплина. Кто-то из строя робко спросил:
– А ну как Красная армия не двинется в наступление, а таки продолжит смазывать пятки подале Вятки?
– Тогда рано или поздно колчаковские власти выловят тебя и расстреляют по приговору военно-полевого суда! А посему лично ты и другие желающие могут хоть сейчас отправиться и сдаться в городе начальнику гарнизона, и вас благополучно отправят на фронт, в окопы, искупать вашу вину! – резко пояснил комиссар. – Теперь вам ясна диспозиция? И вот чтобы не получилось так, что Красная армия отступала бы, а не наступала, мы бездействовать с вами далее не могём. Что касается вашего права явки с повинной к белогвардейским властям, то желающие могут воспользоваться этим правом только сейчас! Так как далее это будет рассматриваться как дезертирство и предательство. Вы же не дети и понимаете, что будете знать места нашей дислокации, наши продовольственные базы, наше вооружение и численность и прочие военные секреты, посему попытка сдачи уже будет караться по законам военного времени.
После речи Коробкина перед строем были прочитаны пофамильные списки, кто отныне в каком подразделении. Также новый командир огласил свой первый приказ:
«В силу того что учебный батальон на днях покидает Алапаевск, будут прочёсаны окрестности алапаевских лесов. В том числе и этот отдалённый участок. Отряд пока не может вступать в боевое столкновение с регулярными армейскими частями. А посему отряду надлежит передислоцироваться для продолжения своей реорганизации».
В то же утро землянки были разрушены. Лагерь прекратил своё существование, а отряд перебазировался в сторону поселка Ясашная, по направлению к Нижнему Тагилу.
Глава 12Отряд на тропе войны
Подполковник Парфёнов собрал у себя в приёмной всех офицеров гарнизона на последнее собрание. Новый начальник контрразведки и председатель следственной комиссии, гладко выбритый, в наглаженной форме, встал перед зеркалом. После выписки из госпиталя на амбулаторное лечение Евгений Таланкин поселился в доме у своей родной сестры, нисколько не смущаясь, что ее муж был родственником товарища Павлова, большевистского военного комиссара города и округа.
– Ты, Женичка, смотри там, не переусердствуй с подследственными, а то я даже, право, не знаю, как после войны вас помирить с Серёжей! – причитала сестра.
– Кстати, Вика, что слышно о Сергее, как он там, в Москве, вылечился?
– Ты же знаешь, слухи всякие ходят! Я надеюсь на лучшее.
– Ладно, ты там насчёт дружков мужа не беспокойся! Зверствовать я не собираюсь! Наоборот, тут вчера ко мне жена Ветлугина обратилась: семья бедствует, голодает без кормильца, так я поручил помощнику рапорт подать начальству, чтобы его выпустили! Какой от него прок большевикам? Да и сняли ведь его красные перед отступлением с должности коменданта Нейво-Шайтанки. Так что пусть твой Серёжа впишет это мне в заслуги!