– Ты что, под трибунал захотел?! – изменившись в лице, зашипел на него Деньгин. – Это же живая сила противника! И будет подкреплением ему в дальнейшем! Война ещё не закончилась. Да и надо разобраться ещё с ними, кто такие! Может, они каратели!
Роман вскоре снова отправился к стану противника. Теперь навстречу ему вышел прапорщик.
– Что, решили? У нас к вам осталось в силе требование, ранее предложенное вашему капитану: сдать оружие и построиться! – уже твёрдо сказал Роман.
– Дайте нам час на размышление! – попросил прапорщик.
– Полчаса, и не более! – жёстко ответил Федорахин.
И они снова разошлись. Продолжавший наблюдать за лагерем противника Деньгин подозвал Романа и сказал:
– Полюбуйся, как они размышляют!
Роман взглянул в бинокль и увидел, что солдаты противника сооружают нечто вроде баррикады из речных камней, а их сослуживцы, у кого есть шашки, роют землю, стараясь сделать углубления.
– Ладно, делать нечего. К бою! Ты со взводом, давай, на ту сторону, тут есть брод! – И Роман, махнув рукой, показал на излучину реки. – Переправитесь и, как начнется стрельба, атакуете с того берега. Там, где они встали лагерем, тоже мелко. А мы перебежками пойдём вперёд.
Прикинув по времени, пока Деньгин переправится на правый берег Нейвы, Роман подошёл поближе к позиции белогвардейцев, сложил руки рупором и крикнул:
– Что решили, господа белогвардейцы! Сдаётесь?
В ответ раздался выстрел. Пуля сбила с головы Романа фуражку. И, падая, он отдал команду перебежками вперёд. Со стороны противника грянул дружный залп. «Интересно, стерегутся ли они атаки с того берега? Ведь наверняка не знают, что здесь самое глубокое место – по пояс», – пронеслось в голове у Романа. Вот его бойцы совершили ещё один бросок, и ещё… Двое из красных партизан получили ранения и, матерясь, остались лежать на месте. Глядя на них, остальные тоже потеряли свой пыл и залегли. Тогда Федорахин отдал приказ отвечать колчаковцам залпами.
«Патронов у них наверняка маловато. Они ведь тащатся от самой Перми, вряд ли им было до огнезапасов», – размышлял командир. И тут с правого берега раздалось громкое «ура!». Это начал атаку Деньгин. Конница на галопе одним махом преодолела водную преграду. И конечно, как героически ни оборонялся противник, в течение десяти минут всё было кончено.
Подойдя к лагерю противника, Роман с Фёдором увидели страшную картину. В разных позах лежали порубанные люди. Лежал капитан с разрубленной головой, из которой вывалился мозг. Один из молодых белогвардейцев был зарублен во время крика – так и застыл с раскрытым ртом. Другой лежал с широко раскрытыми глазами, будто продолжал и после смерти смотреть в чистое голубое и не мог насмотреться. Третий лежал с вытянутыми руками. «Этот, наверное, хотел сдаться… А ведь у них у всех есть матери…» – Нарастающий ком ужаса шевелился в душе у Романа, и на какой-то момент ему впервые стала отвратительна его роль командира. Хотелось повернуться и просто выйти из этого жуткого кровавого пейзажа прошедшей бойни.
– Вы что, всех кончили? – тихо спросил Роман.
– Ни один гад не ушёл! – торжественно ответил Деньгин, держа в руке окровавленную шашку.
– И что, руки никто не подымал?
– Я приказал никого в плен не брать! Впрочем, я и не видел их желания сдаваться! В городе нашим жрать нечего, ещё этих ртов кормить…
– Слышь, Федька! – позвал Федорахин, еще не отойдя от страшного зрелища. – Надо бы пойти в село, найти местного попа, пусть отпоёт их, да похоронят местные по-человечески!
– Да была бы нужда! – возмутился Деньгин. – Сейчас соберу местных, пусть зароют! А панихиду им пускай ветры поют! Где сейчас попов искать? Наверняка все за беляками удрали, они их первые подпевалы!
В этот момент на взмыленном коне примчался гонец из города. И, обращаясь к Федорахину, бросил:
– Тебя красный комендант срочно просит явиться в город! Там охрану нужно организовывать, командиров не хватает! А командование эскадроном передай своему заму!
Ледяная тяжесть предчувствия сковала Романа. Ошибку делает Черепанов… Но приказ есть приказ. И Федорахин, передав командование и попрощавшись с Крюковым, отправился в город. Напоследок он попросил старого друга заехать к Вассе и передать ей письмо, которое он тут же и набросал, достав из полевой сумки обрывок какого-то донесения, на его обратной стороне. В письме он обещал в ближайшее время найти случай и выбраться к ней…
Глава 18Трагический исход
Наступающие части регулярной Красной армии не задерживались в Алапаевске, стараясь стремительно двигаться вслед за противником на восток. Как известно, в Алапаевске побывала сотня Стального Путиловского полка объединённой конной группы товарища Томина. Но после митинга по поводу освобождения Алапаевска сотня ушла на станцию Егоршино, оставив своего человека в городе – представителя особого отдела Иллариона Деньгина. Полки особой бригады также лишь задержались в городе, пока их инженерные команды восстанавливали железнодорожное полотно, ранее взорванное партизанами. После чего они проследовали на станцию Богданович, через которую, как известно, проходила Транссибирская магистраль. Таким образом, охрана важных городских объектов и наведение порядка легло на плечи бывших партизан, в частности, на Германа Ефимовича Черепанова, бывшего командира партизанского отряда, ставшего красным комендантом города. Партизанами были сформированы органы милиции, и снова заработала местная ВЧК. Ей и был передан эскадрон Романа Федорахина как карательно-разведывательный. Но людей для охраны все равно не хватало. В городе было объявлено военное положение. Вот тогда и поручили Ангенову и Федорахину сформировать караульные команды, организовать патрулирование и поставить на учёт всех тех, кого в случае чего можно было мобилизовать.
Спустя три дня бывший Романов эскадрон вернулся в город. Как раз в это время Федорахин подошёл к комендатуре, располагавшейся в доме инженера Кокшарова на углу улиц Алексеевской и Пушкина. В это время туда же подъехали Фёдор Крюков и новый командир Илларион Деньгин. Поздоровались… Фёдор показался Роману посеревшим и осунувшимся. «Что-то не так», – подумал Роман. Но спросил прежде о том, что так волновало его на данный момент:
– К Вассе заезжал?
– Нет! Меня командир послал со взводом по заречью на Невьянское. Я бойца посылал в Яр, но он мне доложил, что окна в доме заколочены, а соседи все на покосах да на полях. Так ничего и не узнал. Должно быть, с батюшкой своим в отступ подалась.
При последних его словах Деньгин ухмыльнулся.
– А что в Невьянском? Власть нашу восстановили?
– Восстановить-то восстановили. Однако народ бывших старост, которые при Колчаке были, в предревкомы везде выбирает! Но не это главное из того, что делается! Ты лучше спроси, что твой заместитель, командуя нашими, натворил! – взволнованно и зло проговорил Фёдор.
– И что я сделал? Ну-ка скажи, комвзвода?
– Я думал службу закончить и опять к нашим земельным делам вернуться! Едешь по деревням, а люди-то все в полях, да на покосах! Как там тятя без меня справляется? А что делать после такого – даже не знаю, Ромка… – начал Фёдор Крюков.
– Крестьянствовать захотел! А Колчака кто довоёвывать будет? – перебивший Фёдора Деньгин хотел было продолжить отчитывать взводного, но Федорахин, глянув на того как можно строже, отрезал:
– Подожди! Дай досказать!
– Так вот, вчера под Синячихой встретился отряд, человек двадцать парней, мобилизованных ранее в Колчаковскую армию. Возвращались они из отступа домой, в Мугайскую волость, без оружия. Мы спросили их: куда да зачем? Те, мол, всё мы сдаваться идём! Тут твой зам как заорёт на них: «Ах так вы такие-растакие, раньше в Красную армию не вступили, а к Колчаку пошли! Нет вам веры! Руби врагов революции!» И всех до одного порубили, там на дороге и лежат!
– Хорошенькие дела! – воскликнул Роман.
Его лицо начало наливаться гневом.
– А ты где был?! Почему не помешал?!
– Я как раз из Невьянского в Синячиху прибыл. И как на доклад к нему пришел, так только покойников и увидел!
– Та-ак! – протянул Федорахин. – Сейчас ты поедешь в Мугай, в Махнёво, и обо всём сообщишь их родственникам! Понял! – с напором приказал Роман Деньгину.
– Да была бы нужда! Я уже послал нарочного, пусть сообщит в село, чтоб забрали!
– Сам, стало быть, боишься?
– Это ещё что?! – перебил его Фёдор. – Слушай, что было далее. Приехал он дня три назад в Монастырское, увидел могилу с расстрелянными в восемнадцатом году комбедовцами да красноармейцами. Кто, спрашивает, расстрелял? Ему сказали: так, мол, и так, белая армия вступила в село, и комбед ихние начальники судили с нашими, да и пристукнули. Кто говорит из ваших с белыми ушёл? Ему сказали. Арестовал он тогда самолично Хромцовых, Шестаковых, Щекотиных да Губиных. Ему говорят, что отцы за сыновей не ответчики, а твой зам опять как заорёт: «А кто за наших ответит, так-растак вашу мать! Ваши сынки удрали, теперь вы ответите за всё!» Вывел их на Вшивую горку, заставил вырыть могилу и одним залпом всех угробил. Забросали потом землёй и всё!
Лицо Романа побагровело от услышанного. Глаза засверкали. Он схватил своего заместителя за грудки:
– Знаешь, что ты наделал, мразь?! Куда мы теперь вернёмся! Нам ведь там жить! Сейчас они наши семьи вырежут в отместку! А нас даже отцы не примут теперь! Моих расстреливать заставлял, говори?!
И Федорахин сжал ему ворот гимнастёрки у горла. Но Деньгин, рванувшись и оттолкнув Романа, вырвался с ругательствами.
– Ты уже не командир! Я теперь назначен командовать этим отрядом! А ты, сволочь анархистская, контру защищаешь! Я и тебя вслед за ними! – От злости особист сорвался на гнусавый бабий фальцет.
При этом, схватившись за кобуру, Деньгин стал её нервно расстёгивать.
– Ах ты, гад! – взвился Роман, выхватил из ножен шашку и, высоко занеся её над головой, кинулся на Деньгина. – Зарублю!