– Вот что, хватит! Пора и честь знать! Я вас не пускаю к себе на постой! – смело и твёрдо сказала Васса Тюсова.
Штаб-ротмистр, не ожидавший такого отпора, снова сменил свой тон на ласково-просительный.
– А может, сговоримся! У нас и деньги имеются. Если ты вдова, так ведь денежки тебе всегда будут не лишними, а? – И для убедительности офицер похлопал себя по карману.
Сверкнув глазами, Васса, схватив ухват, ударила его по погону, чуть задев и расцарапав ухо. Парамонов едва успел увернуться, а то удар пришёлся бы по голове.
– Ты что, сучка?!
Но в следующий момент в него уже летел чугунок с картошкой. Не помня себя штаб-ротмистр выскочил в ограду. Затем открыл ворота, машинально взглянув на запор, ещё не зная, зачем ему надо было запоминать его устройство. Как раз на его беду мимо избы проходил один из офицеров их дивизиона, корнет Блинов.
– Что с вами, господин штаб-ротмистр? Весь погон в саже? А ухо никак кровоточит?
– Да так, тут по хозяйству кое-что помог! – отмахнулся Парамонов.
– А я видел: ух и красивая баба в этой избе живёт, да никак вдовушка! Вот, скажите, почему вам так везёт? Куда ни заедем – в каждой деревне баба? Мне бы так!
– Учись, пока я добрый! – буркнул Парамонов.
– Однако вы чтой-то резво от этой вдовы выбежали! – усмехнулся корнет.
«Ну, подожди, сука, я тебе устрою! Век не забудешь», – зло подумал штаб-ротмистр. А сам вместо ответа как можно строже спросил корнета.
– Где наши офицеры встали?
– Да тут, на краю деревни, остановились, тоже ничего домишко! Хозяин в отступе, старик один остался, но ничего дед, с понятием, самогона нам выставил, денщик ротмистра уже барана свежует, а прапорщик Ахмадулин ему помогает. Сам ротмистр пошёл посты проверять и заставу возле села Останино.
Васса тем временем у колодца встретила одного из солдат, которые до прихода Парамонова хотели остановиться у неё на постой.
– Васса, давайте мы поможем, раз обещались! Съездим, пока офицеры нас на что другое не запрягли.
И, оседлав коня, Васса вместе с солдатами выехала за околицу к ближайшей лесной поляне, где у неё было накошено сено. Втроём солдаты быстро его сгребли и сметали копёшку. Но отблагодарить их крестьянка не смогла. Сразу же после возвращения в деревню унтер-офицер, уже искавший солдат, обругал их и повёл к селу Останинскому менять заставу. А у офицеров, остановившихся у деда Софрона, на краю деревни, началось бурное застолье.
– Надо бы кому-то из нас сегодня трезвым остаться и подежурить!
– Наверное, это буду я! – ухмыляясь, ответил Парамонов. – Я ведь могу и без этого вашего обойтись! – указал он на бутыль с самогоном.
– Ещё бы! В каждой деревне баба! – пробурчал прапорщик Ахмадулин, сверкая своими раскосыми азиатскими глазами.
– Ладно! Ты там со своей бабой посты проверять не забывай, да приказать надо и проверить самому, чтобы коней на ночь заседлали! А то ведь мы арьергард, за нами только красные! Не ровен час…
А Васса, испытывая необъяснимую внутреннюю тревогу, ещё не зная зачем, взяла в руки вилы и литовку. Войдя в дом, прислонила это свое оружие к печурке. И подумала: «Эх, Роман, Роман! Поскорей бы ты приехал». Внутри она всё ещё кипела обидой на этого слюнявого хама, который посмел так обидеть её, вдову такого же белого воина, сложившего голову за Отечество, за которое воюют и эти приехавшие офицеры.
Изрядно подвыпившие и закусившие офицеры начали игру в карты. Никто из них не обратил внимания на то, что трезвому картёжному везунчику штаб-ротмистру Парамонову, поначалу сорвавшему куш, вдруг перестало везти. Сначала он проиграл свой серебряный портсигар, затем поставил на кон свои часы и тоже продул.
– Если так дело пойдёт, господин штаб-ротмистр, ты и бабу свою нам проиграешь! – развязно проговорил Ахмадулин.
– А почему бы и нет? Ставлю!
– Ставка сделана! По рукам, – закричал юношеским тенорком корнет.
«Ага! Сейчас, ты у меня, сучка, запоёшь Лазаря!» – мстительно подумал штаб-ротмистр о Вассе.
– А что, дед, ты нам скажешь о вдове, той, что проживает в середине деревни? Муж у неё вроде доброволец, за наше дело погиб, – спросил командир дивизиона, ротмистр по званию.
– Да так, ничего, молодуха как молодуха! Оне ныне, как война с германцем началась, да наши мужики на той войне почали гибнуть, так все на одно лицо! Сёдни она в церковь идёт, а на завтра глядишь, так на ночь кого к себе приведёт! – ответил уклончиво старый Софрон.
– Ты нам, дедусь, открыто, как на духу, скажи: эта баба кого к себе водит? – в упор спросил Парамонов.
– Та поговаривают, из красных, тот, кто к ней до её погибшего Гошки сватался, ныне он командир у красных… Так наезжает порой!
Осоловевшие глаза офицеров засверкали.
– И ты с такой красной блядью путаешься? Ведь ещё года не прошло, как погиб её муж! Погиб за наше святое дело! Нехорошо, штаб-ротмистр, – укоризненно проговорил командир.
– А я и поставил её на кон, потому, что она того только и стоит!
Похотливые глаза Ахмадулина светились самым ярким огнём.
– Хватит! Пошли, господа офицеры! Пора нам побеседовать с энтой курвой! – вставая, сказал прапорщик.
– Пошли, что ли! Пощупаем!
Встал и командир дивизиона, ротмистр.
– Куда же вы, вашбродь? – испуганно затараторил дед Софрон.
Он понял наконец своим старческим умом, что наговорил лишнее.
– Самогон ещё не допили, закуски вона сколь оставили!
– Молчи, старче! Ты, небось, тоже краснюков дожидаешься? – ухмыляясь, спросил Парамонов.
– Что вы, господа хорошие, да у меня и сын убёг с вами.
Но его уже никто не слушал.
– С нами, да не с нами, – бурчал себе под нос, передразнивая деда, Парамонов, который вышел последним.
В темноте, с трудом разыскав дом Вассы, штаб-ротмистр попросил осветить ворота спичкой. Затем, различив в свете быстро потухшего огонька щель у самого заплота, просунул конец острия шашки и отодвинул хилый засов.
– Всё, господа! Я вам её проиграл и сдаю! Развлекайтесь! А я пошел посты проверять!
И не дожидаясь ответа старшего, Парамонов растворился в темноте.
Вассе не спалось. Каким-то внутренним чутьём она поняла, что нахальный штаб-ротмистр её так просто не оставит в покое. А посему, заслышав возню у своих ворот и пьяные голоса, быстро вскочила и приготовилась к обороне. «Жаль, Стрелко с отцом в отступ отпустила, а уж он-то бы никого к ней не пустил…» Но тут же осеклась: «Да как бы он не пустил, пристрелили бы бедную собаку, и всё»…
Тем временем, пьяно ругаясь и зажигая спички, офицеры нащупали дверь, и поскольку она была на крючке, то начали её дёргать. Крючок держал слабо – не от кого деревенским жителям было в те времена закрываться. Ибо без приглашения хозяина в дом не заходили… Вскоре дверь распахнулась. Васса зажгла керосиновую лампу.
– Встретишь, обласкаешь, хозяйка? Твой ухажер нам тебя проиграл со всеми потрохами, так что не обессудь! – заплетающимся языком начал командир.
– Уж не эту ли косоглазую нехристь я должна обласкивать! – резко и зло перебила его Васса.
Прапорщик Ахмадулин, зарычав, кинулся к Вассе. В тот же миг раздался страшный душераздирающий крик. Ахмадулин рухнул, пронзённый насквозь вилами, которые, мягко войдя ему в живот, вышли из спины. Побледневший корнет, вмиг протрезвев, шарахнулся к двери. А в руках у Вассы уже блеснуло остриё косы. Командир-ротмистр, медленно пятясь к двери, пытался нащупать лежавший в кармане «браунинг». Размахнувшись, молодая женщина бросилась на офицера. Спасло командира то, что пятясь и запнувшись о порог, он грохнулся в сени. Но при этом, выхватив «браунинг», выстрелил несколько раз в живот подбежавшей к нему хозяйке. Хватая ртом воздух, стараясь взяться за косяк и выронив звякнувшую косу, она медленно оседала на пол. Командир встал. Посмотрев на сучившего ногами и всхлипывающего Ахмадулина, у которого из спины торчали концы вил, выстрелил ему в голову.
– Ему уже ничего не поможет!
И махнув корнету, сказал:
– Пошли!
– А может, её тоже пристрелить? – всё ещё мертвенно бледный, спросил корнет дрожащим голосом.
– Не захотела по-хорошему – пусть подыхает! – бросил командир дивизиона. – Поднимай тревогу! Уходим на Монастырское! Полковнику скажем, что большевики начали наступление.
Как раз на следующий день красные партизаны уже занимали Алапаевск. А ещё через четыре дня к дому Вассы приезжал боец, посланный Фёдором Крюковым, с запиской от Романа. Увидев заколоченные окна, он не удосужился расспросить местных жителей, да и расспрашивать было некого. На дворе стоял июль, крестьяне были на сенокосах, а кто-то и в бегах. Бежал, узнав, о случившемся, и дед Софрон. Уехал в село Костино к свояку отсидеться там до поры до времени. Роман так ничего и не узнал о трагедии, разыгравшейся с его любимой…
После ночной тревоги и ухода последнего арьергарда белых, соседи, слышавшие стрельбу в доме Вассы, наутро нашли её мёртвой. Похоронили. А дед Софрон, невольно чувствуя за собой вину, на скорую руку соорудил крест. Прапорщика Ахмадулина, видя его мусульманскую внешность, просто зарыли близ православного кладбища как безымянного, не поставив никакого знака.
Часть IIIКрутой разворот
Глава 1Командир эскадрона
Прошло почти два месяца обучения молодых красноармейцев в школе младшего комсостава. Тем временем обстановка на Восточном фронте в середине сентября 1919 года резко изменилась, и не в пользу Красной армии. Одержав летом победу, большевики решили, что разгром армий Колчака предрешён, и ряд самых боеспособных частей перебросили на Южный фронт против успешно продвигающихся к Москве армий генерала А.И. Деникина. Вот тогда-то несколько оправившиеся и переформированные три колчаковские армии запели свою лебединую песню. Отступив от Тобола[55] на несколько десятков километров, они нанесли неожиданный удар по частям 5-й и 3-й армий и погнали их опять на запад к Уралу. Командование красных начало лихорадочные действия, дабы предотвратить повторение поражения 1918 года. Спешно формировались новые укрепрайоны. Создавались крепостные полки, куда направлялись вчерашние пленные. Назначались командиры, прошедшие двухмесячные курсы младшего комсостава. Таким образом, Роман вместе со своим другом Фёдором также получили назначение в одно из таких подразделений – в кавалерийский дивизион, направленный пополнить один из полков 30-й дивизии.