[59], где белым удалось укрепиться на правом берегу и задержать наступление большевистских войск. Опять Говорковский собрал у себя командиров, теперь уже не в землянке, а в одной из крестьянских изб, где расположился штаб дивизиона. Сотни остановились в одном из сёл и окапываться здесь не собирались.
– Товарищи командиры, наше начальство недовольно тем, что мы приостановили наступление. Хлещет нас по тем самым задним местам, чтобы, мол, с Колчаком было покончено до зимы! Какие будут мнения-соображения?
Все молчали.
– Пусть артиллеристы опять обработают тот берег, лётчики подмогнут, а уж мы своё потом не упустим, – сказал командир второго эскадрона Трефилов.
– Артиллерия из-за осенней распутицы от нас несколько отстала и будет здесь не ранее следующих суток, а то и через двое. Что касается авиации, то, вон, видишь, что за окном делается, какая каша сыплет, да облаками всё позанесло. Так что авиация нам тут нынче не помощник, товарищ Трефилов, – назидательно пояснил начальник штаба Сухоруков.
– А они что, непременно до зимы требуют нам с Колчаком разобраться? Если мы двумя-тремя неделями позже это сделаем, куда-то опоздаем? – возмутившись непонятной ему установкой, спросил Роман.
– Видишь ли, товарищ Федорахин, это приказ нашей партии! А приказы нашей партии не обсуждаются, тем более на партийных собраниях и уж тем более беспартийными! Вот так, Роман, – проговорил комиссар, похлопав при этом последнего по плечу и миролюбиво добавив:
– Я сам, конечно, против такой гонки, да и не против обсуждений, хотя бы в подразделениях самими коммунистами, но что ж сделаешь – партийная дисциплина… И я, и все мы обязаны ей подчиняться.
– Вот что, вышлите-ка, Федорахин, пару разведчиков, да подыщите самых лучших, чтоб прощупали ночью, что там делается, чтобы планчик нам набросали, а, может, и языка бы привели! – приказал Говорковский.
– А, может, мы опять сами? – осторожно спросил Роман.
– Нет сейчас такой необходимости, не фронтовую операцию осуществляем, да и нет у них таких сил, как на Тоболе. Выполняйте! А поутру опять атакуем!
И командиры разошлись по своим сотням. Федорахин вызвал к себе двоих бойцов, которые, как ему казалось, уже успели повоевать до прибытия на Тобол. Когда стемнело, Роман сам прошёл с ними до берега реки, где они без спроса воспользовались чьей-то рыбацкой лодчонкой. Когда разведчики, оттолкнувшись от берега и медленно, бесшумно гребя, поплыли наискосок к противоположной стороне, Роман, кутаясь и дрожа всем телом, остался ждать. Осень уже полностью вступила в свои права. Лужи поутру покрывались тонким ледком. Вот-вот должен был выпасть первый снег, а у них до сих пор были молескиновые шинели. Белогвардейцев, попавших в плен на Тоболе, тут же отправили в тыл, и даже шинели у них забрать не дали. «Наверное, там у них всё заберут и опять “лучшим верным” частям отдадут», – с грустной усмешкой подумал Роман…
Ждать пришлось долго. Новоиспечённый командир эскадрона так продрог, что зуб на зуб не попадал. Была темень, хоть глаз выколи. «Каково им там? Может, хоть двигаются, так не мёрзнут, а если лежать приходится… Не заблудились бы в темноте», – перебирал тревожные мысли Федорахин. Сколько прошло времени? Он уже потерял ему счёт, когда где-то в стороне послышался плеск вёсел. Он бросил неподалеку от себя в воду камень, как условились, и замер. «А вдруг это белая разведка?!» Ощупал в кармане рукоятку нагана. «Хотя им сейчас не до этого, дай Бог ноги унести подальше». Где-то в стороне его позвали лёгким свистом…
Вернувшаяся разведка рассказала, что на берегу особых оборонительных сооружений нет. Редкая цепочка окопов для стрельбы с колен. Справа есть что-то похожее на пулемётное гнездо, но самого пулемёта не видели – слишком темно. Часовых тоже не наблюдалось. Имеются вдалеке два холма, но к ним не пошли, они, как показалось разведчикам, не так уж и близко к берегу.
– Вот зря туда не сходили! Может, там артиллерия.
– Если её и не утащили далеко в тыл, то все равно они свои орудия далеко поставили, за несколько вёрст. Ведь знают же, что им долго здесь не удержаться, а так ещё и пушки свои потеряют! – возразил один из красноармейцев. – Мы там островок на середине проплывали. Вроде голый совсем, но завален валунами да камнями, подплыли – вроде тишина, высадились. А холодища-то на нём какая! Мочи никакой нет даже ходить по нему!
– Ладно, идёмте, по глотку самогона – и спать!
А у самого Федорахина засвербила мысль: почему бы не взять да и не атаковать прямо сейчас, ночью… И поглощенный этими мыслями, он пошёл будить Говорковского. Стоявший у штабной избы часовой долго не хотел его пускать, но, в конце концов, прикрикнув и оттолкнув его, Роман вошел в дом и бесцеремонно растолкал командира дивизиона. Последний долго не понимал, для чего его разбудили среди ночи.
– Языка взяли? А! Что?! Белые?!
– Да нет, мысль у меня после разведки появилась – взять да и атаковать прямо сейчас!
– Да ты что, Федорахин, такая темень! Своих перебьём! Иди спать! Завтра доложишь о разведке.
И Роман, несколько сконфузившись, отправился восвояси досыпать остаток ночи.
Но уснуть так и не смог.
Едва забрезжил рассвет, как заиграла полковая труба, призывая всех строиться. В окно хаты, где ночевал Федорахин, торопливо и настойчиво застучали. Это ординарец Говорковского вызывал его в штаб. После того как Роман доложил командиру результаты разведки и показал клочок бумаги, где красноармейцы-разведчики с трудом что-то набросали, весь дивизион был построен и раздалась команда «Вперёд!»
Опять лошади нехотя входили в холодную воду. «Не дай Бог застудится конь! – подумал Роман. – Всё же неплохой достался, соловой масти, шенкеля слушается, и ни нагайку, ни шпоры не надо применять».
Миновали островок, про который ночью говорили разведчики. Он был хорошо виден сейчас, весь заваленный валунами, камнями и кучей водорослей, которые свисали с груд камней, как пучки чьей-то седой бороды. И от этого остров напоминал Нептуна, хранителя этой реки… Вдруг прямо с него ударила струя пулемётной очереди, вслед за которой вылетела граната, а потом и вторая! Стреляли, видимо, из бомбомёта. Мириады холодных брызг ледяным дождём устремились во все стороны, обливая людей и лошадей. Кто-то вскрикнул, послышались всплески воды. Не оглядываясь, Роман понял, что означали эти всплески. Выхватив клинок, он во всю мощь отдал команду:
– Вперёд! За мной!
И первым достиг крутого противоположного берега. И тут он увидел, как из-за двух бугров выскакивают и рассыпаются в лаву казачьи сотни.
– Значит, ещё не всех порубали в капусту, как комиссары пели! – никого не смущаясь, громко выругался комэск.
– Спешиться! Залпами встречай конницу! – кричал Роман.
Бойцы стали послушно выполнять его команду. Но тут с левого фланга, где по верному предположению разведчиков находилась пулемётная точка, заговорил пулемёт по спешивающимся красноармейцам. В следующий момент несколько разорвавшихся снарядов довершили поражение в этом бою наступающих частей 30-й дивизии красных…
Федорахин окинул быстрым взглядом окрестности. Все переправившиеся через реку эскадроны их дивизиона, а также другие пехотные части спешили обратно на левый берег, а по ним били пулемёты, винтовки и бомбомёты, разбрызгивая воду серебристыми фонтанами во все стороны.
– Назад! – закричал командир.
И, подскакав к вчерашним разведчикам, закричал:
– Вот чего нам стоила ваша вчерашняя вылазка! Если не уничтожите сейчас эту гадину на острове, зарублю обоих!
Разведчики, и без того переполошённые, спешившись с коней, по воде бросились к острову. Роман не видел, что там затем произошло, но пулемёт больше с острова не стрелял. Быстро переправились обратно. Но тут кто-то истошным голосом закричал:
– Казара[60] с правого фланга! Обошли!
И действительно, на правом фланге замаячили конники.
– Отходим! – крикнул Роман.
И сотня, перейдя на галоп, пошла на запад, откуда пришёл весь дивизион. Но вскоре и там показались люди. Это были какие-то пехотинцы. Поверх голов ударили сразу несколько пулемётов. Тут же другая очередь ударила ближе к цели, один из бойцов вылетел из седла и, раскинув руки, упал. Над ним склонился другой. Федорахин узнал этих красноармейцев: это были братья-близнецы. Так же, как и вчерашние разведчики, они оказались в числе более раннего пополнения и вступили в Красную армию в одно время с Романом…
С закипающим гневом в душе он вглядывался в атаковавших их бойцов: «Что за чертовщина? Да ведь у них красные звёзды! И одеты многие из них в матросские бушлаты». Приказав эскадрону спешиться, он направился к обстрелявшим их людям. Тем временем подобное произошло и с другим, и с третьим эскадроном дивизиона… Роман увидел, что его догоняет Говорковский. От цепочки пехотинцев отделился детина в матросском бушлате и направился им навстречу. Подойдя на расстояние двух-трёх метров «бушлат» пробасил, вытаскивая какую-то бумагу и показывая её командирам:
– Восьмой заградотряд! Комиссар отряда Пузыкин. Вот мандат! Куда бежим, товарищи красноармейцы? На каком основании бросили фронт? Мне приказано всех бегущих задерживать и направлять обратно, а неподчиняющихся расстреливать на месте!
Роман хотел было крепко выругаться в ответ, но Говорковский, сделав ему знак молчать, пояснил:
– Мы не бежим, товарищ Пузыкин, а временно отступаем! Отступаем, чтобы привести себя в порядок, перегруппироваться и ударить с новыми силами!
– Так перегруппировывайтесь, но не далее энтого места! И айда обратно! Мне далее этого места приказано никого не пускать!
– Вы зачем моего красноармейца убили? – не выдержав, резко спросил Роман.
– Хороший вопрос! А чтоб другим было бегать не повадно! – и, хмыкнув, детина отправился к своим заградотрядчикам.
Федорахин крикнул ему вдогонку:
– Вас бы на берег реки поставить под пули беляков, и приказ вам дать «Ни шагу назад!». Вас тыловые крысы здесь с пулемётами поставили, а у нас там их не хватает! Были бы у нас ваши пулемёты, неизвестно ещё, побежали бы мы!