Но Говорковский крикнул Роману:
– Кончай с ними пререкаться! Не нами с тобой установлено!
И, повернув коня, он рысью поскакал обратно к дивизиону. Федорахин же всю дорогу ворчал:
– …как же так, не нами, если все трындят, что власть наша, народная?!
И горько вспомнил, как у костра один из бойцов невзначай вставил поправку в речь Егорыча, что, мол, власть не народная, а советская…
Когда Роман с командиром вернулись к своим, все уже спешились и приводили в порядок упряжь и другую амуницию. Брат убитого заградотрядчиками бойца сидел подле его тела, лежащего на земле. Лицо его было мертвенно-бледным. Комиссар дивизиона о чём-то спорил с подъехавшим откуда-то полковым. Увидев приближающихся Говорковского и Федорахина, Петровский резко выехал к ним навстречу:
– Почему ваш дивизион понёс такие потери? Девять бойцов убито, шестнадцать ранено, ещё трое пропало без вести. В чём причины, товарищ Говорковский?!
– Я всё изложу в рапорте командиру полка, товарищ полковой комиссар! – твердо ответил Чеслав.
– А мне вы доложить не хотите? Я ведь тоже ваш командир, и поглавней, чем комполка, я партией поставлен! И мы одно дело делаем – что вы, что я, что ваш командир, что остальные рядовые бойцы Красной армии. Надеюсь, вы со мной спорить не будете?!
– Нет, не буду! Но я думаю, что вам были бы более интересны политико-воспитательные дела, чем оперативные, – спокойно парировал Говорковский.
– Мне глубоко безразлично, что вы думаете! Больно много в вашем дивизионе позволяется думать! И, кстати, думать не так, как должны думать настоящие коммунисты! Это станет предметом разбирательства на ближайшем полковом собрании! Разведку высылали ночью, прежде чем идти на тот берег?
– Высылали. Но я ещё раз, товарищ комиссар, говорю, что я всё изложу в рапорте, и сегодня же представлю его командованию полка.
– Я уже знаю, как вы её высылали, знаю даже, кто ходил в разведку, и это мы тоже разберём! Приводите себя в порядок и занимайте старые позиции!
Сказав это, комиссар уже было развернул коня и хотел ускакать, дав ему шенкеля, но тут его взгляд остановился на убитом красноармейце и его брате. Тотчас же он подъехал к нему и стал о чём-то спрашивать. Роман не слышал, что говорил комиссар, но боец внезапно схватился за карабин и громко закричал, срываясь на хрип:
– Уйди, гад! Застрелю! – И стал передёргивать затвор.
Роман, повинуясь молниеносному инстинкту, в два прыжка оказался рядом и твёрдо попросил комиссара:
– Оставь его! Ты же видишь его состояние, он брата потерял! Потерял от рук своих же, кстати… – И, взяв за повод комиссарского коня, слегка потянул его к развороту. Петровский, развернувшись, с тяжелой злобой поглядел на Федорахина и поскакал в полковой штаб.
Позже Роман узнал, что произошло. Комиссар принялся внушать брату убитого, что его брат погиб не просто так, а другим в науку, ибо не могут бойцы передовой народной массы трудящихся показывать противнику спины…
Когда дивизион вернулся на свои старые позиции на берегу Емуртлы, то ни на этом, ни на противоположном берегу белых не оказалось.
– Классика отрыва от противника! – сказал Говорковский подчиненным ему командирам. – Мы шли на их плечах, а они выбрали момент, контратаковали и отбросили нас! Причём как раз тогда, когда мы думали, что они будут драться в глухой обороне. А потом беляки спокойно собрались и ушли!
– Что делать будем? Комиссар на меня давит: давай, мол, публично накажем виновников – и всё! А я ему говорю, что таковых у нас нет! – возмущался Иван Егорович.
– Так ты же, Егорыч, тоже комисар, что мне тебя учить! Пожалуйся на него в дивизию! Ладно, ребята, располагайтесь на старых позициях, а я в штаб полка с докладом и, видимо, за новым приказом.
И с этими словами командир дивизиона поскакал вслед за полковым комиссаром.
Вскоре на позициях полка появились двое дюжих парней. Подойдя к Роману, они справились, он ли командир второго эскадрона, и показали ему свои мандаты особого отдела.
– Мы сейчас арестуем твоих бойцов, накануне ходивших в разведку. Заберём их для разбирательства! – пояснил один из них.
– То есть как арестуете? Заберёте?!
Не отвечая на вопрос Федорахина, они словно прошли сквозь него, лишь вопросительно махнув рукой на бойцов сотни:
– Которые из них?
Лицо Романа передёрнулось. Он машинально сжал эфес шашки, схватив одного из особистов за гимнастёрку:
– Стоп! Никого вы забирать не будете! Никто вам этого сделать не позволит. Здесь я пока командир! Один из разведчиков погиб, а второй подавил пулемётную точку противника! Так что… подобру-поздорову!
Бойцы, слышавшие разговор, явно насторожились, и кое-кто так же посматривал на эфес своей шашки, что несколько обескуражило прибывших.
– Тогда мы допросим его здесь! Запишем показания, как он ходил в разведку, а там начальство пусть решает. Этого ты нам не запретишь.
– Хорошо, поговорите с ним здесь, это можно. Да заодно вон к заградотрядчикам съездите, узнайте, за что моего бойца убили! – с нажимом ответил Роман.
– Насчёт этого у нас не было указаний! А вот тебе велено передать, чтоб ты сам немедленно явился в особый отдел полка и дал объяснение! – как из пулемёта оттарабанил до сих пор молчавший особист.
– Хорошо, я пошёл.
Перед тем как уйти, Роман передал командование Фёдору Крюкову и наказал, чтобы тот не выпускал из виду особистов и никого из сотни для ареста им не выдавал. Похлопав по крупу своего коня, Федорахин вскочил в седло и, проскакав на галопе от силы двадцать минут, вошёл в особый отдел, располагавшийся в соседней деревне – там же, где и штаб.
Ему навстречу поднялся невысокий человек в офицерском френче, так же, как и полковой комиссар, в очках, что Роману бросилось в глаза. Подкрутив редкие усики и пригладив такую же шевелюру, он внимательно посмотрел на Федорахина, поздоровался и спросил:
– Вы и есть Федорахин, герой операции на Тоболе?
– Не знаю, какой уж там герой, но он самый! – весело подтвердил Роман.
– Наслышаны, наслышаны! Ладно, если не возражаете, товарищ командир эскадрона, перейдём к делу.
Роман кивнул.
– Итак, вчера ваши красноармейцы ходили в разведку. Что выяснили? Что рассказали, показали, когда вернулись?
Командир сотни рассказал, что ему сообщили и нарисовали разведчики.
– И вы им поверили?
– А почему я им не должен был верить?
– Хорошо, Роман Михайлович! А не было ли тут злого умысла? Скажем, ваши разведчики были перевербованы противником? Например, попались во время разведки, им пообещали жизнь или ещё что-нибудь?
Федорахин взъярился:
– Да вы что? И после этого драться и погибать в ходе боя?! Один ведь из них погиб, а второй, рискуя собой, подорвал пулемётную точку противника. Такого просто не может быть!
– Вы ещё не знаете, что может быть, а чего не может! Сами-то как трактуете нашу неудачу?
– Обычный прокол, какой бывает на любой войне. Сегодня тебе везёт, а завтра может повезти противнику, а тебе военное счастье изменило, и всё… А получилось, конечно, красиво! В шестнадцатом году, когда я после мобилизации попал в учебную команду, у нас был ефрейтор, мастер по кулачному бою. Боксом это у него называлось. И он нас обучал этой драке. Так тут, можно сказать, все по его науке получилось: мы практически шли на плечах противника, а он выбрал момент и, когда мы зарвались, нокаутировал нас встречным ударом. А пока мы очухивались, он преспокойно собрался и ушёл. То есть отступил в полном порядке! Вот и всё.
– Значит, восхищаетесь белым офицерьём?
– А хоть бы и так! Но всё равно не сегодня, так завтра мы их нагоним и уничтожим!
– Распишитесь вот здесь! – Начальник особого отдела протянул Роману лист бумаги, на котором тщательно записал всё, что говорил эскадронный.
– Надо же, какая бумага у вас чистая, а в штабе пишут аж с обратной стороны.
– Вы на будущее, товарищ Федорахин, не забывайте всё же, что мы особый отдел. Особый! – спесиво подчеркнул начальник.
– Со шпионами боретесь. Это мы знаем.
– И не только! С саботажниками и с анархистами тоже. Примите к сведению, товарищ.
И на этом глава особого отдела распрощался с Федорахиным. Вернувшись к своему эскадрону, Роман увидел большое движение. Людей стало гораздо больше, подошли ещё две роты пехоты. Артиллеристы, наконец-то догнавшие кавалерию, копошились у своих орудий. Навстречу командиру эскадрона вышел Фёдор.
– Арестовал я твоих особистов. Вон, в амбаре сидят! – усмехаясь, бросил Крюков.
– Как арестовал?! За что?
– Да так! Ты сам велел за ними догляд держать, а они, только ты уехал, давай у меня бойца требовать, да ещё наганы достали! Ты, говорят, такой-сякой, колчаковский агент! Так разошлись, понимаешь… Пришлось разоружить и под арест до твоего приезда отправить! – обстоятельно повествовал Фёдор.
– Молодец! Всё правильно! Пошли посмотрим на этих орлов.
Как только они открыли амбар и выпустили арестованных особистов, вокруг собралась толпа любопытствующих красноармейцев.
– Немедленно выдайте нам Валинурова! Иначе вы все будете отвечать за всё, что вы тут творите! – кричал один из арестантов. Другой вторил ему, тыча пальцем в грудь Фёдора Крюкова:
– А тебя я лично буду допрашивать, ты за амбар у меня дорого заплатишь! Попляшешь ещё у меня!
– Выдайте немедленно Валинурова! – повернувшись к Роману, резко сказал особист.
– Так! – повышая голос, почти закричал Федорахин. – Эти ничего не поняли, что я им говорил! Ну-ка, ребята, уложите-ка энтих тыловых крыс на землю, снимите штаны и каждому по двадцать пять нагаек! Я приказываю!
И поначалу смутившиеся такому приказу бойцы набросились на оторопевших особистов, повалили их на землю, затем, несмотря на сопротивление и злобное рычание, стащили с них штаны и стали переглядываться друг с другом, ища, кому же исполнять экзекуцию.
– Эх, наверное, я попробую, ведь они по мою душу приходили! – с нагайкой в руках подскочил Фарид Валинуров, один из тех самых разведчиков.