Утро следующего дня принесло новые сюрпризы. 12 июля в наступление на Бобруйск перешли стрелковые корпуса 21-й армии. С юга, со стороны Паричей, бодро продвигалась 232-я стрелковая дивизия. Ее бойцы шли не встречая сопротивления, местность накануне была практически полностью очищена курмышевцами от вражеских постов.
Одновременно с этим Солоп получил сообщение от самого подполковника о сосредоточении немецких сил для удара на Карпиловку со стороны Глуска. Это позволило бы в дальнейшем выйти во фланг наступающим советским войскам, заодно окончательно перерезать так надоевшую врагу железную дорогу и заблокировать на ней бронепоезда, которые своими орудиями наносили много вреда.
Глава 6
Уже начинало смеркаться, как с очередного задания вернулась группа взвода Луценко, которой командовал сержант Дьяков. Разгоряченные бойцы, несмотря на усталость, держались бодро, громко шутили, волей-неволей привлекая к себе внимание всех, кто был в лагере. Повод для этого был. Днем они устроили засаду, в которую угодил небольшой немецкий разведдозор. Кроме неплохих трофеев в виде пулемета и нескольких винтовок, ребята привели с собой пленного немецкого унтер-офицера, который зверем смотрел из-под наспех намотанных вокруг разбитой головы бинтов. Кровь уже застыла, накрепко прилипнув к коже и волосам пленника, на разбитом лице проступали темные ссадины. Видно было, что без сопротивления он не сдался. Руки сзади были плотно стянуты куском парашютной стропы, которую всегда таскал с собой Иван.
Услыхав необычный шум, из штабной палатки вышел сам Солоп, который с нескрываемым удовольствием рассматривал первого фашиста, попавшего в батальон.
– Товарищ капитан, – командир группы доложил о прибытии и кивнул в сторону мужчины, который к этому времени уселся прямо на землю, прислонившись спиной к высокой сосне, – пленного живьем удалось взять, офицер, судя по форме. С виду хоть и дохлый, вроде соплей перешибить можно, а ребята еле угомонили. Полещуку в горло так вцепился, думали, кадык руками вырвет. Хорошо, что Смолин по башке прикладом вмазал, только тогда и скрутили.
Пока сержант рассказывал о проведенной операции и ее итогах, Солоп снова с улыбкой окинул взглядом мужчину, лицо которого, казалось, было совершенно безучастным. В его глазах не было ни страха, ни заискивания перед более удачливым и сильным врагом, словно собственная судьба совсем перестала интересовать пленника.
– Давай фрица ко мне вместе с документами, и крикните переводчика – политрука Демина. – Комбат направился к себе, затем повернулся и добавил: – Да, и комиссара позовите, он в пятой роте должен быть.
Перед тем как скрыться за брезентовым тентом, довольно потирая руки, Солоп кивнул Ивану:
– Смолин, как все появятся, заводи унтера и сам останься, опыт по его обездвиживанию уже имеешь.
Когда привели пленного, в штабной палатке за столом уже сидели Солоп с комиссаром, рядом на березовом бревне примостился переводчик.
Иван толкнул немца в середину, а сам встал около двери, приставив винтовку к ноге.
Пленный выпрямился, спокойно, с внутренним достоинством рассматривая присутствующих. Несмотря на неприятную ситуацию, в которую попал, сломленным он не казался.
– Руки развяжите, и пусть сядет, мы ж не звери. – Гаврилов кивнул часовому: – Смолин, если будет рыпаться, вмажь ему со всей пролетарской ненавистью. Понял?
– Сделаем, товарищ комиссар. Один раз отоварил и другой подсыплю. Крепкий, гад, хоть на вид и щуплый.
Иван подошел к мужчине, развернул его к себе спиной и аккуратно стал развязывать узел – резать веревку не хотелось, еще пригодится. После этого указал пленному на толстое полено, заранее поставленное переводчиком перед столом. Немец послушно сел и не спеша принялся растирать онемевшие кисти рук, на которых проступали темно-фиолетовые следы.
– Ты немецкий хорошо на слух воспринимаешь? Опыт есть? – спросил командир батальона у переводчика. – Одно дело бумажки с газетенками почитывать, и другое – по голосу разобраться.
– Как таковой разговорной практики нет, только с преподавателем приходилось говорить на уроках. – Демин вытянулся под суровым взглядом комиссара. – Но если что-то не пойму, то можно попросить немца на бумажке написать слово, мне так легче будет перевести, – быстро добавил он.
– И где вас только учат? – недовольно буркнул Гаврилов. – Ладно, – махнул он рукой, – давайте, товарищи, начинать. Для начала – с почином нас. Надеюсь, в ближайшее время у нас такого добра много будет. – Он кивнул на пленного.
– Демин, – Солоп вертел в руках документ унтер-офицера, – спроси имя, звание и номер части, где служит.
– Почему служит? – вмешался комиссар. – Служил, товарищ капитан. Именно служил! В прошедшем времени, – улыбнулся он.
– Ну да, Василий Семенович, верно подметил. – Комбат открыл солдатскую книжку, не спеша пролистал и положил на стол.
– Name, Titel, wo sich Ihr Teil befindet?[1] – переводчик взволнованно перешел на повышенный тон. Еще бы, это был первый опыт общения с настоящим носителем языка, на изучение которого Демин потратил целых три года, но так и не освоил в совершенстве. Сказывалось отсутствие языковой практики и грамотного наставника.
Пленный даже не посмотрел в его сторону. Прекратив растирать руки, положил их на колени, вздохнул и на чисто русском языке ответил, глядя комбату в глаза:
– Капитан, не утруждайте зря бедолагу, ему и так страшно, я хорошо говорю на русском.
В палатке наступило молчание, все присутствующие с непередаваемым удивлением уставились на мужчину. Окажись здесь сам Иосиф Виссарионович, пожалуй, он произвел бы меньшее впечатление, чем этот немецкий унтер, заговоривший без акцента.
– Что рты раскрыли? – пленный улыбнулся уголком рта, видимо, довольный эффектом, который только что произвел.
– Ты, это, кто? – нарушил тишину Гаврилов, не переставая пялиться на немца.
– Ну, ей-богу, – пленный снова улыбнулся, на этот раз пошире, – вы только что посмотрели мои бумаги. Вас не удивило, что Семен Винников звучит как-то не совсем по-немецки?
Солоп судорожно схватил отложенный в сторону документ и уставился в него. Вслух, медленно и по слогам, под пристальными взглядами присутствующих, прочел:
– Се-мен Вин-ни-ков.
В общей тишине комбат еще раз повторил запись в солдатской книжке, вдумываясь в смысл прочитанного. После этого принялся сравнивать вклеенную там фотографию и лицо сидевшего перед ним человека. Убедившись в схожести, передал документ комиссару.
– Ты что, фриц, из белых будешь?
– Да какой он белый? – вмешался Гаврилов. – Посмотри на него, товарищ капитан: обычный перебежчик или шпион, молод он для колчаковца или врангелевца. У, морда фашистская, – погрозил он кулаком пленному, – предал страну, гнида. Теперь за всё ответишь! Да что ты лыбишься, падла?! – закричал он в гневе и вскочил из-за стола с явным намерением ударить одетого в немецкую форму человека, который тихонько посмеивался над казавшейся ему комичной ситуацией.
– Комиссар! – раздался рев Солопа. – Ну-ка сядь! Ишь ты, герой, на безоружного прыгать. Сейчас разберемся, кто есть такой Семен Винников.
Петр Тихонович бросил быстрый взгляд на переводчика.
– Так, Демин, выйди, встань на входе и сюда никого не пускай. Всех любопытных чтобы я ближе двадцати шагов от палатки не видел. Будешь сам уши греть – отправлю в Борисполь на гауптвахту. Ты, – комбат ткнул пальцем в Ивана, – стоишь на месте и присматриваешь за фрицем. Если начнет кобениться, разрешаю вмазать прикладом в лоб, только не до смерти, мне его живого в штаб фронта нужно будет отправить. Всё, – Солоп легонько хлопнул в ладоши, – разошлись. Василий Семенович, ну а мы с тобой начнем допрос вот этого, – он кивнул в сторону пленного.
Кого именно, комбат не сказал. Он и сам не знал, как называть теперь человека, одетого в немецкую форму, но отлично знавшего русский язык, который, судя по отсутствию малейшего намека на акцент, явно был для него родным.
– Так, Семен Винников, – Солоп взял у комиссара документ унтер-офицера, покрутил в руках и положил на стол, – давай рассказывай, кто ты или что ты. Как здесь очутился и почему в такой форме? Мы с товарищем комиссаром с удовольствием послушаем твою душещипательную историю. – К комбату вернулось обычное спокойное состояние.
– А что мне рассказывать, капитан? – пленный выпрямился, скрестил руки на груди. – Вроде мы с тобой ровесники, а как будто жили в разных мирах. Я прекрасно представляю себе будущую судьбу, жить мне осталось немного. Не ты, так твой старший начальник прикажет расстрелять.
– Тогда тем более, чего бояться? Протокол допроса вести не буду, твои хозяева ничего не узнают, – Солоп с усмешкой посмотрел на мужчину.
Тот улыбнулся в ответ.
– Это у тебя хозяева, капитан, хоть ты боишься себе в этом признаться, а у меня есть начальство, которому я подчиняюсь, а все остальные мне побоку. Я сам вступил в вермахт, меня в него силой не гнали.
– Так, давай мы будем задавать вопросы, а ты на них будешь отвечать, – вмешался комиссар. – Пособачиться всегда успеем.
– Семен Винников, унтер-лейтенант вермахта, третья танковая дивизия, третий моторизованный разведывательный батальон, командир взвода тяжелой моторизованной роты. Во время выполнения задачи по определению наличия войск Красной армии южнее шоссе Слуцк – Бобруйск в результате нападения вражеской группы был взят в плен. Этого достаточно? – Голос мужчины прозвучал совершенно спокойно, в нем не чувствовалось ни злости, ни волнения. Для него, стоящего на тонкой качающейся жердочке жизни, любое неловкое движение означало смерть. Тем не менее держался пленный уверенно.
– Это и так видно из документов и доклада старшего группы, которая тебя взяла. – Солоп вытащил папиросу, затем протянул мятую пачку по очереди вначале комиссару, а потом, привстав, и пленному.
– Спасибо, бросил, – ответил тот, покачиваясь взад-вперед на полене.