Забрасываемый корпус должен был перерезать дорогу Смоленск – Вязьма и не допустить отступления вражеских войск на запад. Туда же спешили по тылам конники 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала Белова. За десять дней Левашову удалось отправить в тыл всего лишь одну 8-ю воздушно-десантную бригаду. Сказывались малое количество самолетов и их потери, недостаточная подготовка штурманов, в результате чего сброшенные группы собирались очень долго, к тому же половина сбрасываемых грузов так и не была найдена.
Вот-вот в бой на западном направлении должен был выдвинуться и 1-й воздушно-десантный корпус. 10 февраля поступила команда готовиться к скорому десантированию.
В один из дней командир батальона капитан Пустовгар вызвал Ивана к себе в кабинет.
– Так, Смолин, на время поступаешь в распоряжение Белоцерковского. Сейчас к нему откомандированы почти все, кто успел поучаствовать в боях, как самые опытные.
– Надолго, товарищ капитан?
– Через двадцать минут будет построение, там и узнаешь. Всё. – Комбат закрыл папку с бумагами. – Кругом, шагом марш!
– Есть, – козырнул Иван и вышел, закрыв за собой дверь.
Глава 16
– Товарищи красноармейцы, – прошелся перед строем командир четвертого батальона старший лейтенант Белоцерковский Петр Лукьянович, – поступил приказ, и сегодня ночью мы с вами летим в тыл врага. Задача, которую предстоит выполнить, не совсем обычная. Наш батальон должен спасти… – комбат замялся, – целую армию.
Заметив удивленные лица подчиненных, не стал вдаваться в подробности, перейдя к вопросам подготовки предстоящей выброски.
Незадолго до этого подо Ржевом, где наши войска нанесли мощный удар в стремлении окружить довольно большие силы группы армий «Центр», произошла трагедия.
Наступающая с северного фаса 39-я армия генерал-лейтенанта Масленникова Ивана Ивановича вырвалась вперед и устремилась на крупную станцию Сычовка с задачей перерезать пути снабжения 9-й полевой армии вермахта. Противником Масленникова был Вальтер Модель, чуть позже получивший прозвище «пожарный Гитлера» – за то, что неоднократно спасал вверенные ему войска из, казалось бы, совсем безнадежной ситуации. Успешно маневрируя, используя подготовленные опорные пункты и налаженную систему огня, Модель остановил превосходящие его по численности советские войска, втянув их в затяжные бои.
Двигающейся во втором эшелоне 29-й армии, которой командовал генерал-майор Швецов Василий Иванович, вместо оказания помощи застрявшим товарищам приказали повернуть на восток и взять Ржев, превращенный фашистами в неприступную крепость. Старая привычка Генштаба бить растопыренными пальцами, а не кулаком, снова сыграла свою трагическую роль. Пока ослабленные предыдущими боями советские дивизии, не имеющие достаточной огневой поддержки, атаковали многочисленные дзоты, немцы быстро перегруппировались, ударили по незащищенным флангам Швецова и в двадцатых числах января окружили большую часть армии в районе станции Мончалово. Для деблокировки командование Калининского фронта приказало соседней 30-й армии генерал-лейтенанта Лелюшенко Дмитрия Даниловича срочно перейти в наступление, что и было сделано. Однако враг сумел задержать ее продвижение и, не дав дойти до окруженной группировки всего лишь около четырех километров, заставил перейти к обороне. Лишь разведгруппе удалось добраться до окруженных и ночью вывезти несколько раненых бойцов и командиров.
Силы загнанной в леса 29-й армии, которая к этому времени воевала в окружении почти целый месяц, быстро таяли. Немцы не скупились на обстрелы с земли и воздуха, нанося советским войскам ощутимые потери. В этот раз холод и голод были для них союзниками. Чтобы не умереть от истощения, красноармейцы варили бурду из хвойных веток, откапывали и ели мертвых лошадей. Доходящие до сорока градусов морозы тоже не способствовали высокому боевому духу. Заканчивались боеприпасы, расход снарядов составлял по одному-два на имеющееся орудие. Кольцо постепенно сужалось, превращаясь в маленькое пятнышко на командирской карте. Наступающие на советских солдат части элитной моторизованной дивизии СС «Рейх» и кавалерийской бригады СС «Фегеляйн», которой командовал будущий родственник Гитлера Ганс Фегеляйн, готовились праздновать победу.
Вот-вот у обороняющихся должен был наступить предел человеческой стойкости…
Для спасения умирающей армии Ставка решила выбросить в ее расположение батальон десантников, задача которых состояла в том, чтобы поддержать окруженных и помочь им совершить последнюю попытку прорыва. На этот раз местом удара было выбрано юго-западное, более лесистое, направление, в сторону 39-й армии. Пройти предстояло больше, чем до ЗО-й армии, расположенной севернее, но и гитлеровских войск здесь должно быть поменьше – вряд ли враг ожидает, что армия рванет длинным путем. К тому же сам прорыв увязали с наступлением армий Калининского и Западного фронтов, чтобы не дать немцам перебросить дополнительные силы.
После того как Белоцерковский закончил давать наставления, он распустил людей, отправив их готовиться к вылету. В строю остались только прикомандированные бойцы. Подойдя к ним поближе, комбат сменил приказной тон.
– Ребята, вы уже успели хлебнуть войны по самые уши, – сказал он спокойным голосом. – Задом крутить не буду, через пару часов нас ждут серьезные бои в очень сложных условиях. Скорее всего, это затянется на несколько дней. Прошу, поддержите необстрелянную молодежь, не дайте сломаться, сегодня у них боевое крещение. Как его пройдут, так и дальше воевать будут. Нам любой ценой нужно выполнить задачу. Иначе произойдет катастрофа. Там, за линией фронта, у наших товарищей назревает паника. Вы все видели, как было под Киевом. В бой нас идет всего 425 человек. Но сейчас это грозная сила! Очень важно своим примером показать, что значит солдатская стойкость. Им, обороняющимся, просто необходимо почувствовать руку друга. И тогда появятся силы.
– Сделаем, товарищ старший лейтенант, – за всех ответил Иван, кивнув головой.
– Я в вас верю, – улыбнулся Белоцерковский, – а сейчас давайте пошустрее, скоро выступаем.
Шагая на аэродром, навьюченный, как ломовая лошадь, Иван вспоминал неразбериху, которая творилась в Борисполе с их батальоном в конце июня.
– Хочется верить, что сейчас не будет такого разгильдяйства, – шепнул он Самотолкову Илье, шагающему рядом.
– Не переживай, будет, – ответил тот, вытирая пот рукавом бушлата.
На взлетное поле Люберец, где бойцов поджидали огромные ТБ-3, пришли с опозданием на час – слишком долго получали оружие, боеприпасы, продукты и спирт.
– Только сразу не пейте, – наставлял начальник склада, наливая сильно пахнущую жидкость в подставленные фляги, – а то потом ни погреться, ни рану продезинфицировать.
Пока ждали очереди на погрузку, кое-кто из ребят не сдержался и приложился к алкоголю, то ли от волнения, то ли от желания чуточку прогреть тело, продуваемое морозным ветром.
– Не умеешь пить – соси говно через тряпочку, – раздраженно орал комбриг, перекрикивая шум моторов, когда на борт затаскивали очередного опьяневшего.
В восемь часов вечера, в полной темноте, поднимая облако снега, первый самолет ушел в небо. За ним, выстроившись в колонну, по очереди стали взлетать остальные шестнадцать из первого эшелона. Чуть позже, после их возвращения, восемь бортов должны будут увезти второй эшелон батальона.
Иван, прислонившись к Илье, попытался вздремнуть, так как полет предстоял долгий, но в голову лезли разные мысли, переживания, воспоминания о родителях, о погибших друзьях. Поэтому он просто сидел, прикрыв глаза и думая о том, что хуже всего сейчас приходится штурманам. Ведь в кромешной темноте им предстоит найти место выброски, разыскивая глазами выложенные треугольником или квадратом костры. Линию фронта прошли под редким огнем зенитной артиллерии. Вспоминая происшествие под Броварами, Иван открыл глаза, напряженно прислушиваясь к хлопкам недалеких разрывов.
Через полтора часа последовала команда, и группа стала готовиться к выходу. Взволнованно колотились сердца, никто из бойцов не знал, что их ждет там, внизу.
Привычно выбросив тело в темноту замерзшего неба, Иван через мгновение ощутил натяжение лямок, которые подсказали, что над головой наполняется купол. Еле различимый, он был единственным мостиком, связывающим открытую дюралевую дверь самолета с заснеженной землей. Всю опасность этого пути Иван осознал очень быстро, заметив, как понеслись навстречу ниточки зажигательных пуль. Он внутренне сжался, прекрасно понимая, насколько беспомощен и какую хорошую мишень представляет его огромный парашют для врага.
Никто не ожидал, что именно в это ночное время немцы решатся на захват одного из последних опорных пунктов 29-й армии – деревни Окороково. Более роты вражеских солдат, поддерживаемых танком, пробились к селу и теперь медленно продвигались по улице, вытесняя отчаянно сопротивляющихся защитников.
Для них неприятным сюрпризом явились медленно летящие самолеты, выпустившие с неба десант, прямо на головы наступающих. Остановившись, фашисты открыли шквальный огонь по еле заметным в темноте куполам. Зажигательные пули, прошив ткань, моментально воспламеняли ее, и тогда огромный белый гриб становился огненным, словно близкая Луна, постепенно вытягиваясь и превращаясь в худенький сморчок. Висевший внизу человек начинал быстро приближаться к губительной земле, практически не имея шансов выжить от столкновения с нею.
Ивану повезло: поболтавшись в небе пару минут, он опустился на заснеженное поле, несколько раз кувыркнулся от удара, легонько запутавшись в стропах, и тут же принялся стаскивать систему, освобождая притянутый к телу автомат. Оценив обстановку, начал посылать пулю за пулей туда, где вспыхивали яркие огоньки вражеских выстрелов.
Немецкая атака остановилась до выяснения обстановки. Самолеты всё гудели, с неба опускались десятки парашютистов и увесистые тюки с грузами. Поэтому гитлеровцы решили не рисковать, не зная, с каким количеством свежих советских бойцов придется столкнуться.