Воспользовавшись паузой, десантники сумели приземлиться, подобрать тюки и собраться небольшими группами.
– К кострам! Выходите к кострам! – раздавалось со всех сторон. Это воины 29-й армии ориентировали десантников зажженными огнями. К сожалению, почти половина грузов упала на местность, занятую фашистами, поэтому пришлось разделить между собой часть боеприпасов и продуктов, чтобы хватило всем.
– А где остальные? Почему нас так мало? – недоуменно крутил головой заместитель командира 12-й роты лейтенант Баптизманский Вадим Ипполитович, сумев через пару часов собрать вокруг себя небольшую группу в 38 человек. Тяжело дыша, бойцы молча разводили руками.
– Кто старший? – к десантникам подбежал пожилой офицер в испачканной шинели, в руке он держал карабин. Представился командиром одного из полков 185-й стрелковой дивизии.
Поговорив с незнакомцем, Баптизманский приказал бойцам выдвинуться на помощь остаткам стрелкового полка, оборонявшего деревню.
– Сынки, – обратился офицер ко всем присутствующим, – если не удержимся, сомнут всю армию. У нас с вами одна дорога: или выстоять, или здесь же головы сложить! Давайте, родненькие, выручайте! Если будет возможность, поделитесь патронами с моими солдатами, а то совсем худо.
– Справимся, товарищ полковник, – Баптизманский козырнул незнакомцу, рассмотрев в мерцающем свете ракеты три красных прямоугольника на петлицах.
– А что ж вас так мало, лейтенант? – крикнул тот, на ходу заряжая оружие.
– Не знаю, товарищ полковник, может, на другие точки вышли.
К этому времени битва за Окороково, казалось, утихнувшая, вновь закипела с прежней яростью. Огневое превосходство было на стороне гитлеровских солдат, которые щедро поливали свинцовым дождем оборонявшихся красноармейцев, экономящих последние патроны. В довесок по улице медленно полз вражеский танк, огнем орудия разнося в щепки деревянные избы.
В четыре утра группа лейтенанта Баптизманского пришла на помощь обороняющимся. К этому времени противник прошел почти половину пути и, продолжая двигаться дальше, постепенно добивал оставшихся защитников.
Крики, стоны, вспышки ракет, взрывы гранат, свист пуль, лязг гусениц, пулеметная очередь, сухой треск винтовки – всё закружилось в яростном танце, имя которому бой. Плавился снег, истоптанный десятками ног, измазанный черной гарью, испачканный человеческой кровью, изуродованный остывающими телами. Здесь уж не замерзнешь от трескучего мороза, не заболеешь простудой, разгоряченным ртом втягивая холодный воздух.
Страх, смешавшийся с азартом, будоражил разум, заставив превратиться в человекоподобное существо, живущее одними инстинктами. Интуиция, словно острая иголка, била в голову, подсказывая телу, когда нужно срочно откатиться в сторону, чтобы избежать летящих пуль или, заслышав легкий свист, успеть спрятаться от падающей рядом мины.
Пот растекался ручьями по мокрой спине, пороховой дым рвал легкие, выедал глаза. И огонь! Везде! От трассирующих пуль, раскаленных стволов, горящих деревенских изб. Даже тьма отступила, создав большой круг из полумрака, в котором дрались воюющие стороны. И только смерть, летая вокруг, довольно хохотала, собирая щедрый урожай.
В очередной раз ухнуло тяжелое противотанковое ружье, и вражеский танк, наконец-то, крутанувшись на месте, замер, испуская тонкую струю черного дыма, который разрастался, окутывая бронированную машину. С лязгом открылся боковой люк башни, через который выскочили все три члена экипажа. Двоим удалось отбежать и укрыться среди своих же солдат, наступающих рядом. А вот третьему повезло меньше, Иван сразил его меткой очередью, точно рассчитав место, куда бросится танкист.
К десяти утра окончательно рассвело, но бой и не думал прекращаться. К немцам подошло подкрепление, однако и оно не смогло сдвинуть с места отчаянно сопротивляющихся советских солдат. Как и предсказывал Белоцерковский, появление десантников сильно подняло дух бойцов 29-й армии. Впервые после начала окружения они почувствовали, что про них не забыли, как это бывало раньше.
– Калинин освобождали, от Москвы немца гнали не для того, чтобы подо Ржевом подохнуть, – во время небольшой паузы сквозь шум боя прокричал Ивану с улыбкой лежавший рядом молодой парень с черными мешками под уставшими глазами.
– Конечно, браток, – кивнул тот, набивая запасной магазин патронами, – еще прогуляешься по Берлину, мороженого в стаканчике поешь.
– Опять прут, – парень кивнул в сторону гитлеровцев, крадущихся между раскуроченными избами.
– Ничего, сейчас отвесим. – Иван вскинул автомат, прицеливаясь.
Уже почти стемнело, когда фашистов окончательно выдавили из деревни, и они, оставив убитых, отошли в лес, закрепившись на опушке. Оборона армии на этом участке была спасена. Заняв вырытые окопы, солдаты готовились к новой атаке, но гитлеровцы не спешили ее начинать, решив перегруппироваться.
Наступила передышка, поле боя наполнилось тишиной, которая, казалось, ушла из этих мест навсегда. Лишь гремела далекая канонада, да ветер доносил звуки продолжающейся битвы возле Мончалово.
У прибежавшего связного выяснили, что после приземления удалось собрать всего 209 человек – это чуть меньше половины батальона, и сейчас они, разбившись на три отдельные группы, сражаются на разных направлениях, не давая немцам еще больше сузить и без того маленькое кольцо. Кроме этого, при штабе армии под командованием комбата в резерве находится четвертая группа, часть из которой составляют легкораненые бойцы.
– Куда делись остальные, неизвестно, немцы активно душат радиосвязь, – вытирая пот со лба, докладывал лейтенанту посыльный. – Белоцерковский ранен, но продолжает управлять группами. Задача одна: держаться. Сколько это будет продолжаться, никто не знает, но помощи ждать неоткуда.
Иван, находящийся рядом с командиром, поежился. Вместе с наступившей тишиной пришел холод. Разгоряченное мокрое тело стремительно остывало, мокрая от пота гимнастерка лишь добавляла неприятных ощущений. Ни переодеться, ни высушиться возможности не было. Чтобы не замерзнуть, бойцы держались поближе к догорающим домам, стараясь не вылезать из тени, скрывавшей их от немецких снайперов, вышедших на охоту.
В 23:00, оставив убитых и прикрываясь арьергардами, остатки 29-й армии, разбившись на походные колонны, в конце которых везли раненых и уцелевшую технику, придерживаясь редких заснеженных дорог, пошли на прорыв. Десантников бросали с одного участка на другой. Приходилось то пробивать немецкий заслон, то защищать от удара открытые фланги, то отбиваться от догоняющего врага. Времени на отдых и сон практически не было, сухари и концентраты, выданные на три дня, закончились очень быстро, грех было не поделиться ими с длительно голодавшими бойцами армии Швецова.
Кончались патроны, всё чаще приходилось экономить, тщательно прицеливаясь и дожидаясь момента, чтобы единственным выстрелом послать гитлеровца на тот свет.
– Ваня, ты как? – спросил Илья, медленно переставляя ноги.
– Выйдем, неделю спать буду, – вздохнул тот. – Пальцы чуть не отморозил, еле-еле снегом растер. Сейчас более-менее работают, хоть и болят. А ты?
– Боюсь останавливаться, – сухими губами произнес парень, – сразу могу отключиться. Голова уже не соображает. Во время последнего боя едва не уснул. Стреляю, а глаза сами закрываются.
– Держись, Илюха, мы хотя бы идти можем, а командирам сейчас не легче. Комбата снова ранило, Баптизманскому спину прострелили. Так что нам с тобой, можно сказать, повезло, что живы до сих пор.
Через сутки, пробив коридор, из окружения вывели штаб армии и часть боевых подразделений. Раненые командиры были тут же отправлены в госпиталь. Остальные колонны, поддерживаемые десантниками, выходили еще три дня.
Иван потерял счет столкновениям с гитлеровцами и тому, сколько раз ему довелось проходить через разрывы в линии фронта, чтобы часок вздремнуть, быстро что-то заглотить, загрузиться патронами и снова уйти туда, где шли бои и требовалась помощь. Там, в немецком тылу, десантники помогали отдельным отрядам красноармейцев найти выход, пробить немецкую оборону и вырваться. На усталость не жаловались, видя изможденные черные лица солдат, которым пришлось помогать.
Из окружения вышло только 5200 человек, из которых практически все были либо ранены, либо обморожены. По немецким сведениям, за два зимних месяца 29-я и часть 39-й армии потеряли 26647 человек убитыми, 4888 пленными, 187 танков, сотни орудий, пулеметов и минометов. Проведенное контрнаступление вермахта привело к выравниванию линии фронта севернее Ржева, что обезопасило гитлеровцев от возможных дальнейших наступлений Красной армии на город с существовавшего выступа. Но западнее всё еще оставался довольно большой клин в немецкой обороне, который продолжала удерживать 39-я армия, зажатая с трех сторон.
После того как последние группы 29-й армии вышли к своим, бойцы Баптизманского устроились в деревенском доме недалеко от передовой и уснули, изморенные усталостью. Прибывший сюда с горячей кашей старшина одного из стрелковых полков так и не смог добудиться солдат, осторожно пробираясь в духоте между ними, лежащими вповалку прямо на полу Оставив термос в углу, он тяжело вздохнул, жалея этих молодых ребят, и вышел.
– Сколько времени? – Иван открыл глаза, пошевелив онемевшей ногой. Очень сильно гудела голова, видимо, от недостатка свежего воздуха. Рядом что-то буркнул Илья, поворачиваясь на другой бок. Аккуратно, стараясь не разбудить товарищей, Иван вышел на улицу, уселся на крыльцо, обхватив руками голову.
– Сынок, ты бы верхнюю пуговичку застегнул, – подошла к нему копошащаяся во дворе пожилая женщина, хозяйка дома, – не ровен час застудишься.
– Давно мы здесь? – Иван протер руками пульсирующие виски, в которые будто вселился кузнец, работая молотом по наковальне.
– Да, почитай вторые сутки никто во двор не выходит, всё спите и спите. Намаялись, поди, бедные, – вздохнула старушка. – Сейчас я тебе отвар сделаю, боль пройдет.