Пройдя около пяти километров по болоту и густому лесу, не доходя до шоссе, ведущего из Демянска на Старую Руссу, Гринев решил устроить привал, дав солдатам немного передохнуть перед атакой и дождаться темноты, так как последние несколько сотен метров до деревни придется идти по голому полю.
Через час командира бригады разыскал связист.
– Товарищ майор, радиограмма, – сказал он, протягивая листок.
«Прекратить движение» – прочел Гринев под светом фонарика, укрывшись плащ-палаткой.
– Что за хрень? Гордеев, ты ничего не перепутал? – он недоверчиво взглянул на старшего сержанта.
– Никак нет, – вытянулся тот, – сильные помехи, но, по-моему, всё точно.
– По-твоему или точно? – переспросил комбриг, держа в руках листок.
– Всё точно! – утвердительно кивнул головой связист.
– Ну ладно, – Георгий Захарович убрал бумажку в карман гимнастерки. – Ждать так ждать. Опять что-то меняется, – с горечью сказал он, – хуже нет, чем ждать и догонять. Так, Гордеев?
– Так точно, – козырнул тот, – разрешите идти?
– Иди, как будет что-то новое, сразу ко мне. – Гринев негромко выругался и отправился проверять выставленные посты. «Еще не хватало, чтобы немцы увидели и окружили бригаду. И так много времени на одном месте топчемся», – подумал он.
Вскоре прибывшие разведчики доложили, что на другом берегу реки Явонь, протекающей параллельно шоссе, расположены пулеметные точки. Кроме этого, на дороге слышны звуки металлических гусениц. По всему было видно, что немцы настороже и готовятся к бою.
Командование не знало или не хотело знать, что каждый шаг бригад отслеживается вражеской разведкой. Забывая пользоваться шифрами и ведя переговоры в открытом режиме, планы десантников становились легкой добычей службы перехвата.
Поэтому за день до начала атаки немцы сняли с передовой несколько боевых подразделений, чем существенно укрепили оборону своих гарнизонов в Доброслях и на подступах к Ользи.
До полуночи не дождавшись указаний, Гринев на свой риск приказал бригаде сняться с лагеря и подойти поближе к реке, остановившись на опушке в готовности к атаке.
– Ничего не понимаю, – почесал он голову, пытаясь услышать звуки боя в районе Доброслей. Однако ночная тишина была растревожена лишь еле слышными глухими разрывами, доносившимися со стороны линии фронта.
– Товарищ, майор, – нашел командира запыхавшийся связист, – вызывает штаб 1-й бригады.
Судя по виду, Гордеев был чем-то испуган. Не став расспрашивать сержанта о причине столь сильного беспокойства, Георгий Захарович быстрым шагом направился в место, где, укрытый плащ-палатками, стоял наспех возведенный небольшой шалашик.
– Ты почему не наступаешь? – сквозь хрип динамиков раздался грозный голос Латыпова.
– Так вы же сами сказали прекратить движение! – стараясь не кричать, громко прошипел в трубку комбриг.
– Кто сказал? – Подполковник был явно не в духе.
– У меня и радиограмма есть! – Гринев потрогал карман гимнастерки, чувствуя бумажный листок.
– Читай! – требовательным голосом сказал Латыпов, нервно дыша в трубку.
После взаимных попыток снять с себя ответственность выяснилось, что связист Гордеев неправильно расслышал запрос местоположения десантников, приняв его за приказ оставаться на месте.
– Так, понятно, – голос Латыпова стал более спокойным. – После выхода из рейда радиста отправить в особый отдел для проверки, а пока отстрани от службы и закрепи парочку наблюдателей, при малейшей попытке подозрительного поведения – расстреляй. Ясно?
– Вас понял. – Комбриг показал стоящему рядом Гордееву кулак.
– Значит, так, – продолжал подполковник, – из-за тебя операцию пришлось отменить. Тарасов сейчас отходит с рубежа атаки в Пекахино, которое по пути захватили. Хотя бы бойцы отогреются в избах. Учись, как воевать надо! Всё, – резюмировал Латыпов, – запланированные действия переносим на завтра. Поэтому прими меры к маскировке и разведке.
Вызвав к себе Пустовгара, Гринев приказал тому перевести Гордеева в стрелковое подразделение. Также выслать поближе к реке наблюдателей, чтобы установить точные места немецких дзотов и найти место для их обхода.
– Это что, Ваня, получается, зря мы столько времени мерзли? – негромко сказал Илья другу, слыша, как комбат отчитывал связиста.
– Гордеев и раньше жаловался, что из-за помех ничего не разобрать. – В предательство или злой умысел сержанта Иван не верил. – Хотя влипли знатно. Немцы в двух шагах, в любой момент заметят. Видимо, опять будем спать под открытым небом.
Ночью Иван с товарищами был послан в разведку, поэтому вместо сна пришлось почти всю ночь ползать на животе, надеясь окончательно не замерзнуть. Под утро, совершенно обессилев, организм сдался, перестав чувствовать холод. Казалось, разум и тело больше не принадлежали друг другу. Лишь одна мысль завладела головой, предательски нашептывая: «Всего минуточку поспи, ведь ничего не произойдет». Глаза закрывались, сознание улетало куда-то далеко, где сладко и тепло. И лишь где-то в глубине тревожно звенел еле слышный колокольчик, предупреждая, что сон – это верная смерть. Превозмогая навалившуюся негу, Иван снимал перчатку и до локтя засовывал руку в обжигающий снег. Скрипел зубами, терпя боль, и затем вытаскивал, растирая до жара. Эти действия хоть ненадолго, но бодрили и прогоняли шальные мысли.
За ночь наблюдения десантникам удалось засечь почти все дзоты, установить график и маршруты смены часовых. Правда, стоило это нескольких жизней их товарищей, навсегда уснувших в снегу.
– От Ользи до Аркадово шоссе патрулируют два танка. Вдоль берега в снегу вырыты огневые точки, – утром рассказывал Иван ротному. – Если бы расчеты не менялись раз в час, то точно бы и не заметил, хорошо замаскированы. Кругом белым-бело, снег только с виду плотный, но человека не держит, проваливаешься.
– Замерз?
– Вообще тела не чувствую, – синими губами прошептал солдат.
– Попробуй пробежаться немного, разогревай тело, а то околеешь. Или сходи к связистам, попроси велогенератор покрутить, они только рады будут, – сочувственно вздохнул Войко, направляясь к комбату.
– Я скоро весь батальон заморожу, – Пустовгар доложил обстановку командиру бригады. – Чем больше бездействуем, тем слабее становятся люди.
– Без тебя знаю, – раздраженно скривился Гринев. – Будет команда – будем атаковать. А пока всем сидеть тихо и не высовываться. И организуй мне связь!
Целый день бригада находилась в лесу, выставив перед собой наблюдателей. Костры, как и прежде, разводить запрещалось, поэтому и обедать пришлось последней банкой заледеневшей тушенки. Съев мясо, Иван остатком сухаря выскреб весь жир, который неприятным густым комком забивал рот.
– Сейчас бы кипяточку, согреться. – Он взглянул на Илью, сосредоточенно жующего сухой паек.
– Не помешало бы, – кивнул тот.
– Вечером что-нибудь придумаем. – Сидевший рядом Кислицин поежился. – Шалаш соорудим и зажигалкой котелок нагреем. У меня хорошая есть, бензиновая.
– Дожить бы, – вздохнул Илья.
Когда окончательно стемнело, Гринев получил сигнал к началу операции. Оставив лыжи в лесу, десантники выстроились в цепь и двинулись в сторону реки – ее необходимо было преодолеть, чтобы добраться до шоссе, по левую сторону от которого дымились деревенские трубы, дарящие тепло и уют тем, кто находился в избах.
«Опять как пехота наступаем», – только успел подумать Иван, как длинная пулеметная очередь сорвалась с другого берега, тонко засвистев пулями по снегу Вслед за ней в небо взвились осветительные ракеты, разогнав тьму. И снова земля заходила ходуном, принимая на себя разрывы мин, свист пуль, оседающий черный дым, горячую человеческую кровь и тела новых жертв.
Продвигаясь вперед, где ползком, где короткими перебежками, Иван то падал в обжигающий холодный снег, то поднимался туда, где бушевал огонь, несущий смерть всему живому.
Не давая десантникам подобраться к своим позициям, немцы издалека расстреливали их из пулеметов, забрасывали минами. Лишь на левом фланге бойцам Пустовгара удалось добраться до двух вражеских дзотов и уничтожить их. Однако подоспевшая помощь помогла гитлеровцам отогнать советских солдат обратно в поле.
Бой продолжался несколько часов. Видя, что потери растут, а преимущество всё еще за противником, Гринев приказал отступать.
Отойдя в лес, десантники надели лыжи и, подхватив раненых, ушли западнее, чтобы оторваться от возможного преследования. Как и раньше, про убитых старались не говорить. Они так и остались лежать там, где настигла смерть.
Связаться с соседями у командира бригады тоже не получилось, весь эфир был забит радиопомехами и разговорами на немецком.
– Ни еды, ни связи, – подвел итоги Пустовгар, – с ранеными и больными на руках.
– Не тереби душу, Федор Ермолаевич, – махнул рукой Гринев, – как будто сам не знаю. Утром будем искать Тарасова, вот только знать бы где. А раненых и тех, кто не может идти дальше, отправляй в Невий Мох. Тащить с собой не вижу смысла, только угробим.
Атака 1-й маневренной воздушно-десантной бригады на Добросли также сорвалась. Зарывшись в землю, превратив каждый деревенский дом в крепость, немцы яростным огнем с трех сторон встретили наступавших, создав смертельный мешок, из которого очень непросто было вырваться. Понеся большие потери, десантникам не удалось пробиться к деревне, и они вынуждены были повернуть назад. К сожалению, разведка так и не смогла установить, что штаб 2-го корпуса накануне был перенесен в деревню Боровичи, находящуюся в девяти километрах восточнее Демянска.
Чуть позже командиру бригады доложили, что атака на аэродром в Глебовщине тоже провалилась. Гитлеровцы еще на подступах накрыли передовой ударный взвод плотным артиллерийским огнем, из которого почти никто не вышел.
Отойдя севернее, Тарасов приказал остановиться на отдых и привести подразделения в порядок. Раненых и обмороженных с небольшим сопровождением отправили добираться в лагерь Невий Мох.